Баринов Николай Михайлович. РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град» «Это сладкое слово “победа”!» – подумалось мне, когда в штабе собрались люди, причастные к разгрому врага, – а именно слово «разгром» я употребил бы, чтобы охарактеризовать то, что произошло сегодня. Британская эскадра как организованная сила перестала существовать. Часть кораблей потопили, часть спустили флаги и сдались на милость победителя. Десант же частично уничтожен, частично бежал. Я ошибся, наблюдая за тем, как уцелевшие десантники грузятся в шлюпки и направляются к своим вспомогательным судам. Мне показалось, что они попытаются высадиться в другом месте, чтобы оттуда попытаться снова прорваться к городу. На самом же деле десантники просто драпанули. Видимо, понесенные ими потери оказались настолько тяжелыми, что британские морпехи отказались снова идти в бой. Наши потери оказались сравнительно небольшими. Четыре корабля – 74-пушечные «Всеволод», «Сысой Великий», «София Магдалина» и 66-пушечный «Не тронь меня» – получили незначительные повреждения корпуса от вражеских ядер. Людские же потери – убитыми три десятка моряков и артиллеристов с береговых батарей и около сотни раненых. Егеря князя Багратиона во время сражения с британским десантом потеряли 22 человека убитыми и 41 ранеными. Мои парни были все живы, лишь у двоих оказались легкие ранения конечностей. Помощь им уже оказали. При нападении на наш госпиталь было убито тринадцать англичан. В плен мы захватили семерых, причем четверо из них нуждались в медицинской помощи. Времени на их качественный допрос пока не нашлось, но из краткого опроса удалось установить, что они входили в состав специальной группы, направленной в Ревель для захвата людей из числа новых фаворитов императора Павла. Подробности мы выясним после того, как их главарь, получивший в бою два сквозных пулевых ранения, немного очухается и будет готов к допросу. Настроение в штабе было приподнятое. Все поздравляли друг друга и, наверное, в уме уже прикидывали, какие награды получат за отражение британского нападения на Ревель. Я был почему-то уверен, что некоторые уже отправили своих гонцов в Петербург, чтобы первыми отрапортовать императору о победе. Только зря они старались – депеша со всеми подробностями баталии уже отправлена по рации Василию Васильевичу Патрикееву, и сейчас Павел внимательно ее читает, как всегда в таких случаях, мурлыкая под нос одну из своих любимых песенок. – Николай Михайлович, поздравляю вас! – генерал Кутузов с улыбкой подошел ко мне и приобнял за плечи. – А ведь славно мы им всыпали. Будут знать теперь, как связываться с русскими! – Михаил Илларионович, – ответил я, – это, конечно, здорово, что мы разгромили британскую эскадру. Но, как мне кажется, это не последнее наше с ними сражение. Господа островитяне наверняка попробуют достать нас в другом месте. Или натравят на нас какое-нибудь государство, готовое воевать за щедрые подачки и не менее щедрые обещания. – Я понимаю, – нахмурившись, произнес Кутузов. – Англичане – мастера на подлые дела. Думаю, что они станут пакостить нам и внутри России. Тут следует держать ухо востро. – Полагаю, что государь примет все меры, чтобы сохранить порядок и спокойствие в империи. А мы, как его подданные, обязаны оказывать монарху всю возможную помощь. Кутузов кивнул мне и отошел в сторону. Через пару минут я оказался рядом с генералом Багратионом, который оживленно беседовал о чем-то с майором Никитиным. – Петр Иванович, ваши егеря прекрасно справились с поставленной им задачей. Они спокойно, как на учениях, отстреливали британцев. И те ничего не смогли с ними поделать. Недаром великий Суворов говорил: «Пехотные огни открывают победу!» – Да, это так. Порой огневой бой бывает более действенным, чем рукопашная схватка. Только и ваши стрелки, господин майор, тоже немало сделали для того, чтобы нанести поражение британцам. Их было мало, но каждый, пожалуй, стоил целого капральства, а то и взвода!.. Потом я переговорил с адмиралом Ушаковым. Тот был немного огорчен тем, что моряки Ревельской эскадры фактически провели весь бой, стоя на якоре. – Федор Федорович, – ответил я, – но ведь неприступную крепость на острове Корфу вы взяли, тоже ведя огонь с места. И от этого ваша победа ведь нисколько не умалилась? Кстати, наши фрегаты, отправившиеся в погоню за остатками британской эскадры, надеюсь, вернутся назад не с пустыми руками. Так что подводить итоги морского боя еще рано… Как это часто бывает, кто-то из присутствующих предложил выпить за победу и за здоровье императора Павла Петровича. Никто, понятно, не стал возражать, и скоро совещание потихоньку переросло в веселую пирушку… Глава 4 Пейзаж после битвы 23 апреля (5 мая) 1801 года. Вечер. Санкт-Петербург. Михайловский замок. Патрикеев Василий Васильевич, журналист и историк – Виктория, Василий Васильевич! – радостно воскликнул Павел, размахивая донесением, которое я вручил ему пять минут назад. – Полная виктория! Это просто… На мгновение император замолк, подбирая подходящие слова. – Да, ваше величество, – ответил я. – Наш флот и армия показали себя достойными добиться победы над британской эскадрой, которую возглавлял такой талантливый флотоводец, как адмирал Нельсон. Англичанам не удалось в Ревеле повторить Копенгаген. – Василий Васильевич, – Павел радостно потирал руки, сияя, как медный таз, – я полагаю, что все участники этой славной баталии достойны щедрых наград. Если бы вы знали, как я доволен тем, что эти наглые и хвастливые британцы, почитающие себя владыками морей, полной чашей испили позор и унижение. – Боюсь, ваше величество, что англичане не смирятся со своим поражением и попытаются взять реванш. Они попробуют отыграться. Вот только где и когда? Павел перестал улыбаться и озабоченно посмотрел на меня. Немного подумав, он подошел к окну своего кабинета и стал что-то разглядывать в сумерках весенней петербургской ночи. – Скажите, Василий Васильевич, – после долгого молчания произнес он, – что нам теперь следует делать? Я получил еще одно послание Первого консула Франции, с предложением личной встречи. Как вы понимаете, встреча сия в ближайшее время маловероятна. Я не могу покинуть Петербург, как и господин Бонапарт не может покинуть Париж. Как же тогда нам встретиться? – Государь, действительно, ваша личная встреча с Наполеоном Бонапартом в данный момент невозможна. Хотя она была бы крайне желательна. Ведь вы не намерены отказываться от предложенного вам совместного похода в Индию? – Нет, Василий Васильевич. Конечно, следует тщательно подготовить этот поход. И лишь после того, как мы согласуем все наши совместные действия, можно будет двинуться на юг. – Да, но с господином Первым консулом встретиться все же надо. Я понимаю, почему он спешит. Ведь в Египте еще держатся остатки его войск. Наполеон хочет спасти их. И это не просто желание сохранить несколько тысяч закаленных воинов, знакомых с восточным театром боевых действий. Тут еще и вопрос престижа – если их удастся спасти, то этим спасителем должен быть отец-командир, победоносно громивший в Египте турок и англичан. Кроме того, Наполеон хочет использовать само известие о встрече правителей России и Франции для того, чтобы припугнуть врагов. Британцы могут струхнуть и ослабить давление на французов в Египте. Да и турки, которые в данный момент являются союзниками англичан, могут попытаться вспомнить о прежних безоблачных отношениях с Францией. – Выходит, Василий Васильевич, – усмехнулся император, – что, побив британцев под Ревелем, мы тем самым сыграли на руку Бонапарту? – Выходит, что так, – я развел руками. – Подобным образом все устроено в политике – нажмешь в одном месте, заболит в другом. Только будущая встреча с Бонапартом тоже может сослужить нам хорошую службу. Союз двух самых сильных в военном отношении держав в Европе заставит многих задуматься – а стоит ли их задирать? – Может быть, послать к Бонапарту человека, который сможет говорить с Первым консулом от моего имени? – Павел задумчиво покачал головой. – Или он пришлет ко мне такого человека? Как вы считаете, Василий Васильевич? – Таким человеком, представляющим на переговорах вашу особу, государь, как мне кажется, может быть граф Федор Ростопчин. Он умен и верен вам. Ну, а то, что он недолюбливает французов, так это может быть и к лучшему. Им трудно будет очаровать его и заставить плясать под их дудку. – А что, это вы неплохо придумали, Василий Васильевич. Граф Ростопчин вполне может представлять меня в Париже. Вот только порой он начинает говорить лишнее. Неплохо было бы отправить с ним еще кого-нибудь, кто смог бы в случае чего одернуть графа. – Государь, я бы с удовольствием съездил с Федором Васильевичем на встречу с Бонапартом. Ведь я знаю многое, что не известно Наполеону. Или пока не известно… – Василий Васильевич, да что вы такое говорите? – Павел возмущенно замахал руками. – Разве можно отправляться вас в такое опасное путешествие? Ведь что будет, если кто-нибудь узнает, кто вы и откуда? Ну, вы и сами должны понимать, что вам нельзя подвергать себя такой опасности… – А разве здесь я не подвергаю себя опасности? – спросил я у императора. – Поверьте мне, ваше величество, если меня захотят похитить или убить, то это можно сделать и здесь, в Петербурге. – Все равно, – Павел не сдавался, – вам нельзя ехать в Париж. Вы ведь и по-французски не умеете говорить. «Гм… – подумал я, – а вот тут мне возразить нечего. Ну не учил я французский. У нас все больше на английский нажимали». – Ну вот видите, Василий Васильевич, – улыбнулся Павел. – Я оказался прав. Французы сразу же насторожатся, если увидят, что вы не понимаете их язык. Так уж повелось у нас еще со времен моей матушки, что все более-менее образованные люди дворянского звания знают французский язык. И что подумают эти самые французы, когда поймут, что вы человек нездешний? Они сразу догадаются, что вы из «тех», о которых уже по всей Европе рассказывают разные удивительные истории. – Ваше величество, а что, если пригласить в Петербург доверенное лицо Первого консула? Такой человек есть… – И кто он? – поинтересовался Павел. – Вы что-нибудь слышали об адъютанте Наполеона Дюроке? – Я слышал об этом человеке, – император задумчиво потер лоб. – Расскажите о нем все, что вы знаете. – Хорошо, – я напряг память, вспоминая то, что мне было известно о человеке, смерть которого в сражении при Бауцене так потрясла Наполеона, что он рыдал над его трупом словно ребенок. – Итак, Жеро Кристоф Мишель Дюрок. Сейчас ему двадцать восемь лет. Он молод, но отважен и умен. Родился в дворянской семье, но карьеру сделал, как и большинство генералов Бонапарта, во время революционных войн. С Наполеоном он познакомился под Тулоном, когда тот впервые добился крупной победы над роялистами и британским флотом. Оба были артиллеристами и скоро стали хорошими приятелями, найдя друг в друге родственные души. Наполеон сделал Дюрока своим адъютантом. Но молодой человек не отсиживался в тылу, а принимал участие во многих сражениях, был несколько раз ранен. Он рядом с Наполеоном воевал в Египте, сражался при Маренго с австрийцами. Ранее, в составе дипломатической миссии, Дюрок посетил Берлин и Дюссельдорф. Позднее, в нашей истории, он еще не раз выполнял самые деликатные дипломатические поручения Наполеона. А когда Первый консул провозгласил себя императором Франции, то Дюрок получил должность обер-гофмейстера императорского двора и коменданта Тюильри. Вам, наверное, понятно, насколько доверял Бонапарт Дюроку, если назначил его на столь высокие должности. Внимательно слушавший меня Павел кивнул. – Значит, вы полагаете, что этого человека Наполеон может послать в качестве своего личного представителя? – Думаю, что да, – ответил я. Мне не хотелось говорить императору про то, что в нашем временем именно Дюрок приехал в Петербург сразу после мартовского цареубийства, чтобы встретиться с новым русским царем Александром I. – Хорошо, – принял решение Павел. – Я подготовлю ответ Первому консулу. В нем я напишу, чтобы он прислал для переговоров со мной свое доверенное лицо. И вот тогда-то вам, Василий Васильевич, вместе с графом Ростопчиным придется как следует потрудиться, чтобы Дюрок вернулся к Бонапарту не с пустыми руками… 24 апреля (6 мая) 1801 года. Эстляндская губерния. Ревель. Подполковник ФСБ Баринов Николай Михайлович. РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град» Нет, все-таки здорово, что мы как следует всыпали этим британским наглецам. Напряжение, мучившее меня все это время, наконец, спало, а настроение, наоборот, взлетело к небесам. Сам того не замечая, я стал читать вслух отрывок из стихотворения поэта и георгиевского кавалера Николая Гумилева: И так сладко рядить Победу,