Адмирал Ушаков Федор Федорович Ну вот, началось то, ради чего я сюда и приехал. Наши береговые батареи открыли огонь по кораблям английской эскадры. Все подходы к гавани Ревеля заволокло дымом. Даже поднятый в воздух нашими потомками летательный аппарат, именуемый «квадрокоптером», не мог сверху разглядеть, что именно там происходило. Оставалось лишь запрашивать по радиостанции – еще одно изобретение наших союзников из будущего – о том, что происходит в том или ином месте. С батареи «Штерншанц», расположенной на острове Большой Карлос, капитан-лейтенант Крузенштерн сообщил, что он обстреливает проходящие мимо него на пистолетной дистанции британские двухдечные корабли. Наши канониры сумели повредить несколько из них, а один корабль – Крузенштерну, который служил ранее на британском флоте, показалось, что это 74-пушечный «Беллона» – застрял на ряжевых заграждениях. В его трюм стала поступать вода, и он накренился так, что его орудия правого борта больше не могли вести огонь по берегу. Наши артиллеристы воспользовались этим и яростно обстреливали вражеский корабль. Думаю, что с его повреждениями он вряд ли сможет выйти в море. Еще один корабль, согласно донесению капитан-лейтенанта Крузенштерна, горит. На время он прекратил стрелять, и матросы пытаются потушить пожар. Я ожидал, что от частой стрельбы и от попадания наших ядер на вражеских кораблях от сотрясений отвалятся доски, которыми были заделаны повреждения, полученные во время сражения с датчанами. Но британцы продолжают идти вперед, и скоро они появятся перед кораблями Ревельской эскадры. Бой я решил принять в гавани, стоя на якоре. У меня просто не было времени установить рангоут и такелаж и снабдить наши корабли всем необходимым для плавания в открытом море. К тому же в экипажах очень много новобранцев, которые пока плохо знают морское дело. Если бы я с ними вышел навстречу британской эскадре, то, скорее всего, был бы разбит. Хорошо обученные английские матросы за счет лучшего маневрирования ставили бы наши корабли в невыгодное положение и расстреливали бы их продольным огнем. К тому же Ревельская эскадра имела немало плохих пушек, которые могли разорваться во время боя. В этом я убедился с помощью светильников потомков, именуемых «фонариками», обследовав каналы корабельных орудий. Все негодные пушки мы перекатили на борта кораблей, обращенные к берегу. А все годные, наоборот, установили так, чтобы из них можно было вести огонь в сторону моря. Корабли же должны были послужить чем-то вроде плавучих батарей. Вот среди порохового дыма мелькнули чужие паруса. Не дожидаясь, пока передо мной появится весь британский корабль, я приказал господам офицерам открыть огонь по неприятелю. Бухнули пушки, вздрогнула палуба у меня под ногами. Попав под перекрестный пушечный огонь, вражеский корабль почти сразу же лишился фок-мачты и половины парусов. Обломки рангоута дождем посыпались на его палубу. Но британцы показали себя хорошими моряками – этого у них не отнимешь. По уцелевшим вантам, словно муравьи, побежали матросы. Их поражали пули стрелков, ядра, они сыпались вниз, разбиваясь о палубы. Но уцелевшие продолжали менять разорванные в клочья паруса на новые и протягивать новые снасти. Часть их, облепив сбитую ядром фок-мачту, сбросили ее за борт. Похоже, что в перестрелке корабль, который стоявший рядом со мной адмирал Макаров назвал «Сатурном», получил повреждение в руле. Он практически не управлялся, и ветер нес его прямо под выстрелы наших орудий. Продольный огонь пушек, заряженных картечью, словно свинцовой метлой проходил по «Сатурну». Но уцелевшие моряки, скользя ногами по залитой кровью палубе и спотыкаясь о трупы своих товарищей, продолжали сражаться. Англичанин открыл огонь по «Двойной» батарее. Правда, в залпе приняло участие менее трети пушек его правого борта. В ответ с батареи заухали мортиры. Ими командовали офицеры из числа «гатчинцев». Что бы ни говорили мне о тех, кого обучил артиллерийскому делу генерал Аракчеев, но в умении стрелять им было трудно отказать. Одна из выпущенных мортирных бомб взорвалась на палубе «Сатурна». Взрыв вызвал пожар, огонь скакнул прямиком в крюйт-камеру… Раздался страшный грохот, заглушивший на время пушечную пальбу. Когда же облако дыма на месте взрыва рассеялось, на воде можно было заметить лишь обломки взлетевшего на воздух неприятельского корабля. «Ну вот, одним стало меньше», – подумал я и вытер платком вспотевший лоб. Но неприятель продолжал сражаться и не собирался отступать. Из дыма, застлавшего всю Ревельскую гавань, словно из-за театрального занавеса, стали появляться один за другим все новые и новые британские корабли. Часть из них уже имела повреждения, как в корпусе, так и в рангоуте и такелаже. Некоторые шли заметно накренившись, из-за чего пушечные порты нижних деков были задраены. Но британцы били из всех орудий по кораблям нашей эскадры. Правда, вели огонь они не полным бортом, а в основном погонными орудиями30. К тому же на баке у них стояли легкие 9-фунтовые пушки. А от нас они получали бортовые залпы полновесными 28-фунтовыми и 18-фунтовыми ядрами. Но даже одиночные попадания из вражеских орудий наносили нам повреждения. Несли мы и потери в людях. Вот ядро, расщепившее фальшборт, задело двух матросов, наповал уложив одного, а второму оторвало руку. Помощники лекарей унесли сначала раненого, а потом и убитого. Матросы из палубной команды споро посыпали песком кровавое пятно на палубе, чтобы не скользили ноги. Но вражеским кораблям от нас доставалось все же больше. Один из британцев – по словам адмирала Макарова, это был «Руссель» – имея совершенно разбитый бак, стал все больше и больше зарываться носом в воду. Вскоре волны стали заплескивать на его палубу, а разбитая корма задралась вверх. – Федор Федорович, – адмирал Макаров опустил подзорную трубу и повернулся ко мне, – а он ведь сейчас утонет. Я лишь пожал плечами. Утонет – значит, такая у него судьба. Все корабли могут утонуть, а уж военные – тем более. – Может быть, спустим шлюпки и поможем британским морякам спастись? – не унимался Макаров. – Михаил Кондратьевич, – я вынужден был остановить неуместное в данный момент человеколюбие командующего Ревельской эскадрой, – во-первых, неприятельский корабль не спустил флаг и не поднял сигнал: «Терплю бедствие». А, во-вторых, направлять к нему шлюпки весьма опасно. Британцы могут нас неправильно понять и открыть огонь по своим спасителям. Вот когда кончится бой, тогда и окажем помощь тонущим. – А вы знаете, Федор Федорович, – покачал головой Макаров, – что англичане не обучают своих моряков умению плавать. И если их корабль пойдет ко дну, то большинство его моряков погибнет. – Что ж, это их выбор, – ответил я. – Мы не приглашали их сюда. И, как говорят французы: «а la guerre comme а la guerre». А «Руссель» тем временем повалился на правый борт и начал тонуть. Вскоре над водой виднелось лишь его днище, обшитое медными листами. Экипаж корабля барахтался в воде среди обломков, пытаясь удержаться на поверхности. Некоторые, умеющие плавать, плыли в сторону берега. Но вода была еще холодная, и пытающие спастись быстро замерзали и шли ко дну. Мы же тем временем продолжали сражаться с сильно поврежденными, но не думающими пока сдаваться английскими кораблями. Впрочем, вид тонущих своих собратьев, похоже, подействовал наконец на офицеров британской эскадры. Вдребезги разбитый и едва держащийся на плаву 74-пушечный «Рэмиллис» спустил «Юнион Джек» и поднял белый флаг. Его примеру последовали сильно поврежденные «Монарх», «Сент-Джордж», «Уориор», «Дифенс», «Ганджес» и «Дефайенс». Сражение постепенно затихало. Последним сдался сильно поврежденный флагманский корабль «Эле-фант». Но, как мне стало известно, адмирал Нельсон погиб в самом начале сражения. Это печальное для британцев событие и предопределило исход битвы на ревельском рейде. С самого ее начала было заметно отсутствие единого руководства эскадрой – каждый британский корабль действовал и сражался как бы сам по себе. По рации мне передали, что вражеский десант, пытавшийся высадиться на берег восточнее Ревеля, почти полностью уничтожен. Но вот в самом городе явно творилось что-то неладное. В районе замка были слышны выстрелы и взрывы. Похоже, что враг все же как-то умудрился пробраться в город и напал на наш штаб. Надо срочно послать людей на выручку… 23 апреля (5 мая) 1801 года. Утро. Эстляндская губерния. Ревель. Дмитрий Викторович Сапожников, лейтенант Российского флота Наш штаб и импровизированный медсанбат располагались в замке. В штаб я не лез – там и без меня начальства было больше, чем надо. Правда, генерал Кутузов – хитрюга еще тот – давал возможность всем «превосходительствам» выговориться, но распоряжения тем, кто был должен вступить в бой с британцами, он отдавал самолично. Кутузов уже неплохо научился пользоваться нашими радиостанциями и лучше всех был осведомлен о том, что происходит на суше и на море. Конечно, я и сам хотел, как пацан, «сбежать на войну», но подполковник Баринов, отозвав меня в сторону, сказал: – Послушай, Викторыч. Чувствую, что от «джеймсов бондов» недоделанных следует ожидать какой-то гадости. А потому я тебя прошу – будь здесь старшим, вроде военного коменданта. И находиться тебе я бы посоветовал у ворот замка. По боевому расчету к вам сюда будут свозить тяжелых раненых. Боюсь, как бы, под видом «трехсотых», британцы не сделали попытку ворваться в госпиталь. Мне доложили, что эти самые сэры и пэры мечтают выкрасть кого-нибудь из нас, пришельцев из будущего. – Вообще-то, я тоже подумывал о такой пакости. Да и Дашка мне вчера об этом шепнула. Не удержалась, похвастала, что ты ей пистолет дал. Ох, зря это… Хотя, если начнется серьезная заваруха, то Дашка не даст себя в обиду. Не зря же я с ней столько возился. – Викторыч, тут у тебя под рукой будут еще четверо наших – это не считая Дашки. От местных я откомандирую в твое распоряжение Бенкендорфа. Он, хотя и молодой еще, но не трус. Ну, и попрошу еще князя Багратиона дать с десяток егерей посмышленей. Так что, по рукам? – Так точно, господин подполковник. А если серьезно, Михалыч, скажи – сколько этих самых британских суперменов на нас могут навалиться? – Могу лишь предполагать, что их будет не меньше дюжины и не больше двадцати. С меньшими силами им трудно рассчитывать на успех, с большими – сложно остаться незамеченными. В общем, как начнется пальба, будь готов ко всяким неприятностям. Мне очень бы хотелось, чтобы я ошибся, и все прошло без ЧП, но… И вот сегодня все началось. Сначала британцы высадили десант в районе Пириты, а потом загрохотали пушки у входа в гавань. Первые раненые появились где-то через час после начала боя. К тому времени наши медики развернули операционную, запустили генератор и были готовы к оказанию помощи тем, кто в ней нуждался. За свою жизнь я насмотрелся всякого. И зрелище оторванных конечностей и окровавленных повязок воспринимал достаточно спокойно. А вот Дашка, непривычная к таким вещам, сбледнула с лица и едва не хлопнулась в обморок. Впрочем, она достаточно быстро собралась и стала помогать лекарям сгружать с повозок раненых, укладывать их на носилки, давала пить тем, кому это разрешали наши эскулапы. Потом тех, кому можно было помочь, несли в импровизированную операционную. Тех же, кто по дороге отдал Богу душу, укладывали у кирпичной стены замка. Пока ничего подозрительного я не углядел. Раненых привозили как на армейских повозках, так и на обывательских подводах, которыми управляли хмурые и неразговорчивые эсты. Джексон – вот умница! – словно бдительный часовой, встречал все прибывающие повозки, обнюхивал их, после чего молча отходил в сторонку. Так продолжалось довольно долго. Пушки уже гремели у самых стен Ревельской крепости. Раненых было не то чтобы очень много, но и немало. В основном их привозили с береговых батарей, которые проходившие мимо британские корабли щедро осыпали ядрами и картечью. С места боя наших егерей с вражеским десантом прикатили всего лишь две повозки. Там были в основном раненные пулями, выпущенными из английских «Браун Бесс»31. Со слов егерей, инглизам сильно достается от огня наших стрелков и единорогов конной артиллерии. Так что десантникам вряд ли удастся прорваться к городу. А вот на дороге, ведущей к замку, показалось еще несколько повозок. Не знаю, почему, но они мне как-то сразу не понравились. Может быть, лошади, запряженные в повозки, не выглядели усталыми, а может быть, извозчики на них внешне не походили на здешних эстов. – Внимание, приготовиться – возможно нападение! – передал я по рации. Лешка, возившийся у электрогенератора, встрепенулся и передвинул кобуру с «макаром» на живот. Дашка немного побледнела, но тоже поспешила привести свое оружие к бою. Наши медики, к сожалению, в этот самый момент возились с тяжелым «трехсотым», и мы вряд ли могли, в случае чего, рассчитывать на их помощь. Я подозвал к себе поручика Бенкендорфа. – Вон, Александр, видите повозки с ранеными, которые сейчас к нам подъедут. Боюсь, что это совсем не раненые, а английские лазутчики. И вполне вероятно, что они сделают попытку на нас напасть. Я советую вам приготовиться к отражению нападения и достать шпагу. Кстати, а пистолеты у вас заряжены? – Обижаете, господин лейтенант, – ответил будущий глава III отделения, откинув полы мундира и показывая пистолеты. – Значит, предстоит драка? – Боюсь, что да. – Времени вести долгие беседы у нас не оставалось. План, придуманный британцами, был неплох. И если бы мы не успели приготовиться к их нападению, шанс захватить нас врасплох у них был вполне реальным. Всего повозок было пять. На каждой из них на соломе лежали по два «раненых» – здоровенных мужика, мундиры которых обильно вымазаны кровью. Кроме того, на повозке сидело по извозчику в одежде местных пейзан с кнутами в руках. Рядом с повозками шли четыре человека в матросских форменках, которые должны были изображать «легкораненых». У двоих видны были окровавленные повязки на руках, а двое старательно хромали, опираясь на длинные и крепкие палки. Впереди шагал «офицер» в егерском мундире, голова которого была замотана окровавленной повязкой. При виде «офицера» Джексон предостерегающе зарычал. Видно, что фальшивый «раненый» явно не понравился нашему псу. – Стойте! – скомандовал я, взяв на изготовку «ксюху». – Кто вы такие и откуда?! «Офицер» замялся, не зная, что мне ответить. Потом он решил, что пора от слов переходить к делу, крикнув своим подчиненным: «Forward, lads!»32, и схватился за рукоятку пистолета, торчавшего у него за поясом. Но я успел выстрелить раньше него. Убивать мне его не хотелось, ведь, подлечив и допросив этого ряженого, можно было узнать от него немало интересного. Получив пулю в предплечье, он выронил ствол, дернулся и свалился на землю. – Леха! – крикнул я. – Присматривай за этим подранком! А сам стал гасить короткими очередями неожиданно «выздоровевших» британцев, которые, разобрав спрятанное в соломе оружие, ломанулись в нашу сторону. Под ухом у меня бухнул выстрел поручика Бенкендорфа. Здоровенный «водитель кобылы», старательно целившийся в меня из карабина, получил пулю в грудь и рухнул под ноги своего коня. Бой как-то сразу превратился в свалку. Все стреляли, орали и яростно пытались лишить жизни друг друга. На стороне британцев было численное превосходство, на нашей стороне – оружие, которого еще не было ни у кого в этом мире. За пару минут боя мы сумели уполовинить число нападавших. Уцелевшие спрятались за перевернутые повозки и оттуда постреливали в нашу сторону. Раненный мною вожак очухался и попытался здоровой рукой подгрести к себе валявшийся на земле пистолет. Леха, которого я попросил присматривать за британцем, из ПМ всадил ему пулю в ляжку. Видимо, новое ранение очень сильно не понравилось неугомонному инглизу, и он отключился, похоже, что на этот раз надолго. Дашка тоже выстрелила в кого-то несколько раз из-за укрытия и, похоже, ухитрилась даже попасть в цель. Но британцы продолжали нас обстреливать. Рано или поздно их пули могли зацепить кого-нибудь из нас. А это было бы крайне нежелательно. Я достал из кармана разгрузки эргэдэшку, отогнул усики и громко крикнул: «Бойся!» Потом швырнул гранату в сторону перевернутых повозок. Взрыв гранаты стал полной неожиданностью для противника. Осколки кого-то задели – из-за повозок раздались вопли и проклятия. Не мешкая, я бросил еще одну гранату вслед за первой. После второго взрыва выстрелы на время прекратились. Видимо посовещавшись, один из британцев, знающий русский язык, закричал: – Эй, хватит! Мы уходим! Мы не хотим больше воевать! – А вот хрен вам, – сказал кто-то рядом со мной. Я оглянулся и увидел Алана – одного из бойцов майора Никитина, которого он оставил нам в качестве поддержки. Как человек, имевший медицинский опыт, он в момент нападения помогал нашему доктору во время операции. А сейчас, когда его помощь в операционной стала уже не нужна, он примчался к нам с СВД в руках. – Викторыч, у тебя есть еще гранаты? – спросил он. – Нет, все уже кончились. – И у меня тоже нет. Есть только одна светошумовая. Давай я зафигачу ее в них, а потом попробую отстрелять оглохших и ослепших. Ты только скажи своим, чтобы они зажмурились и закрыли уши руками. Я кивнул. Потом громко велел, чтобы все закрыли глаза и заткнули уши. «Градусник» метко забросил «Зарю»33 за повозки, точнехонько в то место, где укрывались британцы. Громыхнуло неслабо. Нападавшие окончательно очумели и даже не думали сопротивляться. Мы легко связали тех, кто уцелел – а осталось их всего шестеро, – и перевели дух. Вроде все закончилось, хотя на море еще громыхали пушечные выстрелы, а наши егеря пока еще окончательно не добили высадившихся десантников. 23 апреля (5 мая) 1801 года. Вечер. Эстляндская губерния. Ревель. Подполковник ФСБ