– Даже не знаю, что вам сказать, – произнес мистер Белл. – Просто мне грустно сидеть в комнате, где все напоминает о покойном друге. Однако Маргарет и ее тетя должны побыть наедине друг с другом. – Миссис… э-э… ее тетя уже приехала? – спросил мистер Торнтон. – Да, со служанкой и всем прочим. Кто мог подумать, что она так быстро примчится! Теперь мне придется тащиться в «Кларендон». – Вам не нужно ехать в гостиницу. В нашем доме имеется пять или шесть свободных спален. – Хорошо проветренных? – Думаю, в этом вопросе вы можете довериться моей матери. – Тогда я сбегаю наверх, пожелаю обеим леди спокойной ночи и пойду вместе с вами. Мистер Белл отсутствовал почти полчаса. Мистер Торнтон начал сердиться. Его ожидало много дел. Он с трудом нашел время, чтобы съездить в Крэмптон и справиться о здоровье мисс Хейл. Когда они вышли из дома, мистер Белл сказал: – Извините, но мне пришлось задержаться в гостиной. Миссис Шоу намерена завтра же вернуться домой – как она говорит, из-за беременной дочери. Она хочет, чтобы Маргарет поехала с ней. Но сейчас бедная девочка годится для поездки в Оксфорд не больше, чем я для полета в синие небеса. Затем Маргарет справедливо заметила, что у нее тут остались друзья, которых она должна повидать, что ей нужно попрощаться с некоторыми людьми. Тетя перебила ее и начала жаловаться, что в последнее время часто забывает о старых друзьях и подругах. Потом Маргарет разрыдалась и сказала, что она рада уехать из города, в котором так много страдала. Я не знал, на какую чашу весов бросить голос. Короче, завтра я возвращаюсь в Оксфорд. Мистер Белл замолчал, словно задал вопрос, однако его спутник ничего не ответил. В мыслях мистера Торнтона звучало эхо произнесенных слов: «Так много страдала». Вот, значит, как она запомнила эти восемнадцать месяцев в Милтоне, даже в своей горечи невыразимо ценных для него и не идущих в сравнение с остальной радостью жизни. Потеря ее родителей, несомненно, уважаемых людей для него, не могла отравить воспоминание о тех неделях, днях и часах, когда прогулки в две мили приносили ему наслаждение, потому что каждый шаг приближал его к ней. А затем, уходя по тому же пути, он вспоминал о новых гранях ее характера и его приятной остроте. Да! Что бы ни случилось с ним за кругом его чувств к Маргарет, он никогда не смог бы говорить о том времени – когда ежедневно виделся с ней… когда держал ее в объятиях – как о периоде страданий. Несмотря на ее уколы и дерзости, для него это было время королевской роскоши в сравнении с той нищетой, которая прокралась к нему и свела предвкушение счастливого будущего к убогой жизни без надежд и страхов. Миссис Торнтон и Фанни находились в столовой. Дочь пребывала в небольшой экзальтации и трепетала, когда служанка разворачивала перед ней рулоны глянцевой материи, показывая, как свадебное платье будет блестеть в сиянии свечей. Мать пыталась проявлять какой-то интерес, но у нее ничего не получалось. Не в силах думать о фасонах и тканях, она искренне желала, чтобы дочь приняла предложение брата и купила комплект свадебных нарядов у перворазрядного лондонского портного, что избавило бы их всех от бесконечных обсуждений и истеричных сцен, которые возникали от желания Фанни самостоятельно руководить процессом подготовки к свадьбе. Мистер Торнтон был рад оказать любезность мужчине, который пленился второсортными манерами и вкусами Фанни. Он выделил сестре достаточно средств для заказа пышных нарядов, которые в глазах девушки были не менее, а возможно, и более ценными, чем ее жених. Когда ее брат и мистер Белл вошли в комнату, Фанни покраснела, жеманно улыбнулась и засуетилась над рулонами тканей в той манере, которая привлекала к ней внимание всех присутствующих, кроме мистера Белла. Если он и думал о ней, столь заинтересованной шелками и атласами, то просто сравнивал ее с бледной и печальной Маргарет, неподвижно сидевшей со склоненной головой и сложенными на коленях руками в комнате, где в звенящей тишине любой шорох для напряженных ушей казался шепотом мертвых, паривших около любимого чада. (Когда мистер Белл поднялся наверх после разговора с мистером Торнтоном, миссис Шоу спала на софе, и ни один звук не нарушал тишины комнаты.) Миссис Торнтон оказала мистеру Беллу гостеприимный прием. Друзей сына она принимала с большим удовольствием, и чем неожиданнее были их визиты, тем больше они заслуживали всяческих забот и удобств. – Как там мисс Хейл? – спросила она. – Разбита последним ударом судьбы. – Хорошо, что у нее имеется такой друг, как вы. – Ах, мадам, как бы мне хотелось быть ее единственным другом! Наверное, мои слова прозвучат несколько грубо, но сегодня ее прекрасная тетя сместила меня с поста утешителя и советчика. Кроме того, у Маргарет в Лондоне имеется кузина, которая требует ее к себе, словно комнатную собачонку. А девушка сейчас так слаба и несчастна, что не смеет им перечить. – Наверное, она действительно слаба, – сказала миссис Торнтон с намеком, понятным только ее сыну. – А где эти родственники были раньше? Ведь в последнее время мисс Хейл жила почти без друзей и терпела столько страданий. Ответ ее не интересовал, поэтому она покинула комнату. Ей нужно было отдать несколько распоряжений по хозяйству. – Ее родственники жили за границей. И у них имеются права на нее, которые я считаю вполне справедливыми. Тетя с детских лет воспитывала ее, и Маргарет с кузиной были как родные сестры. Понимаете, я недоволен только тем, что сам хотел забрать ее к себе, ведь она моя крестная дочь. И я ревную ее к тем людям, которые, похоже, мало ценят право на такую привилегию. Все было бы иначе, если бы ее взял к себе Фредерик. – Фредерик? – встрепенувшись, спросил мистер Торнтон. – Кто этот человек? Какие у него права? Он быстро прервал свои бурные расспросы. – Вы не знаете Фредерика? – с удивлением ответил мистер Белл. – Он ее брат. Неужели вы не знаете… – Я впервые слышу его имя. Где он живет? Кто он вообще такой? – Но я же рассказывал вам о нем – в ту пору, когда их семейство только собиралось обосноваться в Милтоне. Тот самый сын, которого обвинили в мятеже. – Я никогда не слышал о нем до этого момента. Где он живет? – В Испании. Если он ступит на английскую землю, его тут же арестуют и, скорее всего, повесят. Бедный парень! Как он будет горевать, не имея возможности присутствовать на похоронах отца. Мне придется довольствоваться компанией капитана Леннокса. Я не знал, какого еще родственника можно было бы вызвать. – Надеюсь, вы позволите мне поехать вместе с вами? – Конечно! Спасибо, Торнтон. Вы хороший человек. Неудивительно, что Хейл считал вас своим другом. В последний день жизни он вспоминал о вас, сожалея, что мало виделся с вами в последнее время. Я признателен вам за то, что вы хотите выказать ему свое уважение. – Скажите, а этот Фредерик не приезжал недавно в Англию? – Нет. – И его не было в Милтоне, когда умерла миссис Хейл? – Нет. В то время я гостил у них. Мы с Хейлом не виделись много лет, и вот я приехал к нему… Хотя… подождите! Я приехал к нему уже после смерти миссис Хейл. Но Фредерик не стал бы так рисковать. Почему вы думаете, что он приезжал в Милтон? – Примерно в то время я видел мисс Хейл в компании с молодым человеком, – ответил мистер Торнтон. – Скорее всего, это был Леннокс. Брат капитана. Он адвокат, и Хейлы постоянно переписывались с ним. Помню, Хейл говорил, что ожидал его приезда во время похорон жены. А знаете, мой друг… Мистер Белл повернулся и, прищурившись, пристально посмотрел на мистера Торнтона. – Однажды я было предположил, что вы имеете к Маргарет нежные чувства. Не получив ответа и не увидев никаких изменений в выражении лица собеседника, он с улыбкой продолжил: – Так же думал и бедный Хейл. Хотя не сразу! А только после того, как я вбил ему эту идею в голову. – Я всегда восхищался мисс Хейл, – ответил мистер Торнтон, загнанный в угол упорными расспросами мистера Белла. – И каждый мужчина поступил бы так же. Она – красивое создание. – И это все? Как вы можете говорить о ней так безразлично? «Красивое создание»… Просто объект, привлекающий взгляд. Я надеялся, что вы, благородный джентльмен, предложите ей руку и сердце. Хотя я думаю – фактически знаю, – что она отказала бы вам. И все же безответная любовь возвысила бы вас до небес в сравнении с теми, кто никогда не знал ее и не имел возможности влюбиться. А вы говорите «красивое создание». Как будто она лошадь или собака. В глазах мистера Торнтона вспыхнул огонь. – Мистер Белл, – сказал он, – прежде чем осуждать меня, вспомните, что не все люди вольны выражать свои чувства, как вы. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Хотя при каждом слове собеседника мятежное сердце мистера Торнтона подпрыгивало, как по сигналу трубы, и хотя было ясно, что отныне мысли о старом оксфордском профессоре будут тесно связаны с самой дорогой ценностью его души, он не открыл гостю своих истинных чувств к Маргарет. Он не стал рассыпаться в похвалах в попытке превзойти другого человека, прославлявшего объект его любви и почитания, и просто перевел разговор на обсуждение дел, которые связывали его с мистером Беллом, как арендатора с лендлордом. – Что за груда кирпичей лежит во дворе? – спросил мистер Белл. – Мы как раз проходили мимо нее. Вам требуется какой-то ремонт? – Нет, спасибо. – Вы решили построить на моей территории новое здание? За свой счет? Если так, я вам очень обязан. – Я достраиваю новый зал в столовой для рабочих. То есть, я хотел сказать, для «рук». – А я было подумал, что вы решили дом расширить, что эта комната недостаточно хороша для вас, холостяка. – Недавно я познакомился с необычным человеком и поместил двух сирот, которых он взял под свою опеку, в приходскую школу. Однажды, проходя мимо его дома, я зашел к нему, чтобы передать оплату за обучение. И там моим глазам предстала ужасная картина. Я увидел жалкое почерневшее жаркое на обед – какое-то жирное подгоревшее мясо. Это заставило меня задуматься. Затем зимой подскочили цены на провизию. Я снова подумал, что, закупая продукты оптом и готовя их в одном месте с сохранением хорошего качества, можно было бы не только сэкономить много денег, но и создать некоторые дополнительные удобства для рабочих. Мы опять встретились с моим приятелем или, может быть, врагом. Об этом человеке я вам уже рассказывал. Он нашел изъян в каждом пункте моего плана. Тогда я отказался от своей затеи, посчитав ее непрактичной. Если бы я осуществил ее, то нарушил бы право моих рабочих на независимость. И вот внезапно этот Хиггинс пришел ко мне и с энтузиазмом представил почти такой же, как и мой, проект, который я мог бы утвердить. Более того, он рассказал об одобрении этой идеи другими рабочими. Признаюсь, что меня рассердило его поведение. Мне хотелось отказаться от этого плана, но с моей стороны это выглядело бы по-детски – ведь затея казалась мне мудрой и экономически правильной. Просто я, как автор проекта, лишался славы. Поэтому я хладнокровно принял роль, предписанную мне, и стал чем-то вроде стюарда в мужском клубе. Теперь я покупаю оптом большие партии продуктов и оплачиваю работу экономки и повара. – Я надеюсь, вам нравится ваша новая должность? Наверное, вы хороший знаток картофеля и лука? Полагаю, миссис Торнтон помогает вам закупать продукты на рынке? – Ну что вы, – ответил мистер Торнтон. – Она не одобрила мой план, и теперь мы не упоминаем о нем в беседах друг с другом. Но недавно мне удалось получить большие партии овощей из Ливерпуля. А мясо мы закупаем у нашего семейного мясника. И могу заверить вас, что горячими обедами нашего повара никто не пренебрегает. – Неужели вы пробуете каждое блюдо? Надеюсь, у вас имеются лекарства от диареи? – Вначале я был очень скрупулезным и закупал продукты по заказам, поступавшим через нашу экономку. Я следовал выбору рабочих, а не своим суждениям. За все время случилось два промаха: в первый раз говядина оказалась низкого качества, а во второй – баранина была недостаточно жирной. Но, я думаю, рабочие понимают, что я забочусь о свободе выбора и не навязываю им собственные идеи. Поэтому однажды трое ткачей – и среди них Хиггинс – попросили меня зайти в столовую и отобедать вместе с ними. Я был очень занят, но понимал, что люди обидятся, если после их попытки сблизиться от меня не последует ответного шага. Поэтому я пришел в столовую, сел за стол и получил лучший обед в своей жизни. Я сказал работягам – естественно, соседям по столу, поскольку не оратор, – что мне очень понравилась еда. После этого недели две, когда бы я ни выходил во двор в обеденное время, люди встречали меня словами: «Хозяин, сегодня на обед тушеное мясо с картофелем. Может, придете попробовать?» Впрочем, должен сказать, что, если бы они не приглашали меня, я не вторгался бы в их столовую, как не приходил бы к ним в бараки на общую похлебку. – И все же я думаю, что вы нарушали их право на фривольные беседы. Они же не могут оскорблять хозяев фабрик, пока вы находитесь рядом с ними. Наверное, они ведут такие беседы в те дни, когда в меню отсутствует тушеное мясо. – Пока мы решаем миром все возникающие разногласия. Но если старые споры снова возникнут, я выскажу свое мнение, даже если в этот день в меню будет рагу. Вы почти не знаете даркширцев, хотя и родились в Милтоне. Здесь люди обладают особым чувством юмора и уникальной манерой его выражения. Проект со столовой помог мне познакомиться со многими рабочими, и теперь они стали говорить при мне довольно свободно. – Ничто не уравнивает людей лучше, чем совместная трапеза. Смерть не идет в сравнение с этим. Философ умирает нравоучительно, лицемер – напоказ, простодушный – скромно, бедный идиот – тупо, как воробей, упавший с неба на землю. Но философ и идиот, трактирщик и лицемер – все питаются схожим образом, зависящим только от пищеварения. Вот объяснение для вашей теории. – Это не моя теория. Я ненавижу теории. – Тогда прошу прощения. В знак своего раскаяния я предлагаю вам десятифунтовую купюру. Купите на нее хороших продуктов и устройте работягам пир. – Спасибо, но я не приму ваши деньги. Рабочие платят мне за аренду кухни, что на заднем фабричном дворе. И они заплатят за пристройку к столовой. Я не хочу, чтобы этот проект перерос в благотворительность. И не хочу пожертвований. Однажды поступившись принципом, я окажусь среди людей, которые своими пересудами разрушат простоту прекрасного замысла. – Люди будут осуждать любое новое начинание. Вы с этим ничего не поделаете. – Мои враги и недоброжелатели могут устроить ажиотаж филантропии вокруг идеи с обедами. Но вы мой друг. Поэтому я ожидаю, что вы встретите мой эксперимент уважительным молчанием. В настоящее время это новая метла метет довольно чисто. Но постепенно на нашем пути встретится множество камней преткновения. Глава 43 Смена местожительства Любой пустяк в прощанья час