— Он вам назначил прийти сегодня? — Нет. — Тогда обратитесь к нему в канцелярию. — Боже мой! — вырвалось у Керри. — Где же находится его канцелярия? Швейцар сообщил ей номер комнаты. Керри понимала, что сейчас идти туда не стоило, поскольку мистера Грея все равно там не было. Оставалось лишь употребить свободное время на дальнейшие поиски. Но везде повторялась одна и та же история. Мистер Дэйли, например, принимал лишь тех, кто был в тот день назначен к нему на прием. Но Керри целый час прождала в грязной приемной, прежде чем услышала об этом от методичного и равнодушного секретаря: — Вам придется написать ему и попросить принять вас. Керри ушла ни с чем. В театре «Эмпайр» она наткнулась на уйму удивительно невнимательных и равнодушных людей. Повсюду пышная, мягкая мебель, роскошная отделка и неприступный тон. В «Лицее» она попала в один из тех маленьких кабинетов, утопающих в коврах и укрытых портьерами, где сразу чувствуешь «величие» восседающей там особы. Здесь все были одинаково высокомерны и кассир, и швейцар, и клерк — все одинаково кичились своими должностями. «Ну-с, склонись теперь пониже — да, да, как можно ниже! Рассказывай, что тебе надо. Говори быстро, отрывисто и без всякого там собственного достоинства. Если это нас не затруднит, мы так и быть посмотрим, что для тебя можно сделать!» Такова была атмосфера в «Лицее», но так же относились к подобного рода просителям и все антрепренеры города. Эти мелкие предприниматели чувствовали себя царьками в своих владениях. Керри устало поплелась домой, удрученная столь неудачным исходом своих попыток. Герствуд вечером выслушал все подробности ее утомительных и бесплодных поисков. — Мне так и не удалось никого повидать! — сказала она в заключение. — Я только ходила и ходила и дожидалась без конца. Герствуд молча глядел на Керри. — Очевидно, без знакомств никуда не проберешься, — с безутешным видом добавила она. Герствуд прекрасно видел все трудности ее начинания. И все же это вовсе не казалось ему столь ужасным. «Керри устала и огорчена, но это ничего. Теперь она отдохнет!» Глядя на мир из своей уютной качалки, он не мог остро ощущать всей горечи ее переживаний. Зачем так тревожиться? Завтра будет еще день. И вот наступило завтра, и снова завтра, и еще раз завтра. Наконец Керри удалось увидеть директора «Казино». — Загляните к нам в начале будущей недели, — сказал он. — Возможно, что у нас произойдут кое-какие перемены. Это был крупный мужчина, франтоватый и ожиревший от чрезмерного количества еды. На женщин он смотрел так, как любитель бегов смотрит на породистых лошадей. Эта молоденькая особа хороша и изящна; она пригодится даже в том случае, если не имеет никакого опыта. Кстати, один из владельцев театра недавно выразил недовольство тем, что среди кордебалета что-то мало хорошеньких. До «начала будущей недели» оставалось еще несколько дней. Между тем первое число приближалось, а с ним и срок уплаты за квартиру. Керри волновалась, как никогда раньше. — Ты в самом деле ищешь работу, когда уходишь из дому? — спросила она однажды утром Герствуда. — Разумеется, ищу! — обиженным тоном ответил тот, не слишком смущенный, впрочем, унизительностью подобного подозрения. — Тебе бы следовало взять пока первое попавшееся место, — сказала она. — Ведь скоро уже опять первое число. Керри была воплощенным отчаянием. Герствуд отложил газету и пошел переодеваться. «Да, конечно, надо искать работу, — подумал он. — Загляну-ка я на пивоваренный завод, может быть, там меня куда-нибудь пристроят! В крайнем случае придется, пожалуй, пойти в буфетчики». Снова повторилось то же паломничество, какое он неоднократно совершал и раньше. Один или два не слишком вежливых отказа — и вся решимость Герствуда, вернее, вся его бравада, исчезла. «Все это ни к чему, — решил он. — Я с таким же успехом могу идти домой». Теперь, когда деньги его были уже на исходе, Герствуд начал присматриваться к своей одежде и заметил, что даже его лучший костюм принимает довольно ветхий вид. Это очень огорчило его. Керри вернулась домой значительно позже Герствуда. — Я сегодня обошла несколько театров-варьете, — уныло сказала она. — Надо иметь готовый репертуар, без этого нигде не принимают. — А я видел кой-кого из местных пивоваров, — сказал Герствуд. — Один из них обещал устроить меня недели через две-три. Видя, что Керри так расстроена, Герствуд считал нужным хоть ложью прикрыть свою праздность: лень просила извинения у энергии. В понедельник Керри снова отправилась в «Казино». — Разве я предлагал вам прийти сегодня? — удивился директор, оглядывая стоящую перед ним просительницу. — Вы сказали: в начале будущей недели, — ответила Керри, пораженная его словами. — Вы когда-нибудь работали в театре? — почти сурово спросил он. Керри откровенно призналась в своей неопытности. Директор еще раз оглядел ее, продолжая возиться с какими-то бумагами. В душе он был очень доволен внешностью этой хорошенькой, взволнованной женщины. — Приходите в театр завтра утром, — сказал он. Сердце Керри подскочило от радости. — Хорошо, — с трудом произнесла она и, повернувшись, направилась к двери. Она видела, что этот человек готов дать ей работу. Неужели он действительно примет ее в труппу? О боже, возможно ли такое счастье! Грохот большого города, доносившийся сквозь открытые окна, сразу показался ей приятной музыкой. И, словно в ответ на ее мысли, раздался резкий голос, положивший конец сомнениям Керри. — Смотрите, приходите вовремя! — довольно грубо сказал директор. — Если опоздаете, останетесь за бортом. Керри поспешила выйти из кабинета. Ее радость была так велика, что теперь у нее пропало всякое желание упрекать Герствуда в безделье. У нее есть место! У нее есть место! Эти слова ликующей песнью раздавались в ее ушах. От избытка восторга ей даже захотелось поскорее поделиться радостной вестью с Герствудом. Но по мере приближения к дому она все больше и больше задумывалась над тем печальным обстоятельством, что она нашла работу в несколько недель, а он вот уже сколько месяцев околачивается без дела и ровно ничего не предпринимает. «Почему он не хочет работать? — открыто задала она себе вопрос. — Если я могла найти работу, то он подавно мог бы. В сущности, мне это далось без больших усилий». Она забывала о своей молодости и красоте. Охваченная восторженным настроением, она не учитывала препятствий, которые ставит на пути человека надвигающаяся старость. Таково, увы, всегда влияние удачи! Все же Керри не сумела сохранить свою тайну. Она старалась казаться спокойной и безразличной, но ее притворство было слишком очевидно. — Ну, — спросил Герствуд, заметив, что лицо Керри посветлело. — У меня есть место! — Вот как? — произнес Герствуд с явным облегчением. — Да! — А какое место? — спросил Герствуд, которому сразу показалось, что теперь, наверное, и он найдет что-нибудь хорошее. — Артистки кордебалета. — Это не в «Казино» ли, как ты мне говорила? — Да, — ответила Керри. — Я завтра же начинаю репетировать. Керри была так рада, что охотно пустилась в подробные объяснения. — А ты знаешь, сколько будешь получать? — спросил через некоторое время Герствуд. — Нет, мне не хотелось спрашивать, — ответила Керри. — Но они, кажется, платят долларов двенадцать или четырнадцать в неделю. — Да, я тоже так думаю, — подтвердил Герствуд. В этот день тревога, нависшая над маленькой квартиркой, несколько рассеялась, и это обстоятельство было ознаменовано вкусным обедом. Герствуд вышел побриться и вернулся с порядочным куском мяса для бифштекса. «Ну, завтра я тоже отправлюсь искать работу!» — подумал он и с ожившей надеждой поднял свои вечно потупленные глаза. Керри вовремя явилась на следующий день в театр, и ей предложили присоединиться к артисткам хора и кордебалета. Она увидела перед собой огромный, пустой, полутемный зал, роскошно отделанный в восточном вкусе и еще сохранивший всю пышность убранства и все запахи предыдущего вечера. Керри глядела вокруг, проникаясь восторгом и священным ужасом. Ведь это была сказка, ставшая явью. О, она приложит все усилия, чтобы оказаться достойной этого места! Здесь она чувствовала себя так далеко от всего обыденного, далеко от безработицы, неизвестности, нужды. Люди приезжают сюда в экипажах, разодетые, смотреть на таких, как она. Здесь средоточие веселья и яркого света. И она — частица всего этого. О, только бы ей удалось остаться здесь, как радостно потекли бы тогда ее дни! — Как вас зовут? — спросил режиссер, руководивший репетицией.