Рядом клевал мелкие кусочки металла еще один голубь. Он поднял голову и посмотрел на Косонена – пламя плясало в бусинках сапфировых глаз. Затем он улетел, оставив напоследок крошечную белую каплю. Главная торговая улица была пуста. Косонен двигался осторожно – на случай, если рядом были еще монстры, – держался поближе к узким улочкам и дверным проемам. Файерволл тускло отсвечивал в промежутках между зданиями, в окнах плясали странные огни. Косонен понял, что голоден: он не ел с полудня, а дорога и борьба требовали сил. Он нашел пустое кафе на углу, которое показалось ему безопасным, поставил маленькую дорожную горелку на стол и вскипятил воды. С собой он смог взять немного консервированного супа и вяленой лосятины, но в животе урчало так, что выбирать не приходилось. От запаха еды он утратил бдительность. – Это мое место, – сказал кто-то. Косонен вздрогнул и потянулся за арбалетом. В дверях стоял сутулый, похожий на тролля человек, одетый в лохмотья. Лицо, блестящее от пота и грязи, обрамляли спутанные волосы и борода. Пористую кожу покрывали крошечные сапфировые наросты, похожие на оспины. Косонен думал, что жизнь в лесу сделала его невосприимчивым к человеческим запахам, но от незнакомца исходил горький смрад пота и перегара, так что Косонена затошнило. Незнакомец вошел и сел за столик напротив Косонена. – Ну ничего, – сказал он дружелюбно. – Сейчас не так много посетителей. Поместимся. Saatana[1], это что, суп «Бла банд»? – Присоединяйся, – осторожно сказал Косонен. На протяжении последних нескольких лет он видел других стайеров, но обычно они избегали друг друга – у всех были свои причины не высовываться и почти не было ничего общего. – Очень мило с твоей стороны. Кстати, я Пер. – Тролль протянул руку. Косонен осторожно встряхнул ее, почувствовав странные зазубрины под кожей Пера. Как будто он пожал перчатку, набитую стеклянным порошком. – Я Косонен. Ты здесь живешь? – Ну не здесь, конечно, не в центре. Я прихожу сюда грабить здания. Но они стали очень умными и скупыми. Суп уже не найти. Вчера универмаг Stockmann чуть меня не съел. Тут непросто, прямо скажем. Но все равно лучше, чем снаружи. – В глазах у него промелькнул хитрый огонек. Интересно, он тут остается потому, что так хочет, или потому, что файерволл больше не выпускает его? – Значит, чумных богов ты не боишься? – спросил он вслух и передал Перу разогретую банку с супом. Житель города опустошил ее одним глотком. Запах минестроне смешался с другими запахами. – Да и ты не бойся. Они все умерли. – Откуда ты знаешь? – Косонен испуганно посмотрел на Пера. – Мне голуби сказали. – Голуби? Пер осторожно вытащил что-то из кармана рваного пальто. Это оказался голубь. У него были сапфировые клюв и глаза, а перья отблескивали голубым. Он рвался из руки Пера, трепеща крыльями. – Мои маленькие приятели, – сказал Пер. – Думаю, ты их уже видел. – Да, – сказал Косонен. – Это ты отправил голубя взорвать машину? – Ну, людям ведь надо помогать. Забудь об этом. Суп был вкусный. – Что они говорят о чумных богах? Пер щербато улыбнулся. – Застряв здесь, боги начали драться. Им не хватало сил выйти, понимаешь. В живых должен был остаться только один, как в «Горце». Голуби показывают мне картинки, иногда. Сплошная кровь. Взрывы. Наниты едят людей. Но теперь они все померли, все до единого. А я остался. Значит, Эсы тоже больше нет. Косонен удивился, насколько острым чувство утраты было даже теперь. Лучше уж так. Он сглотнул. Надо сначала сделать дело. Нет времени рыдать. Он подумает об этом, когда вернется домой. Напишет стихотворение. И скажет Марии. – Хорошо, – сказал Косонен. – Я тут вроде как на охоте. Как думаешь, твои… друзья смогут мне помочь? Найти кое-что светящееся. Если поможешь, я отдам тебе весь суп, который у меня есть. И лосятину. И потом еще принесу. И я принесу больше позже. Как идея? – Голуби могут найти что угодно, – сказал Пер, облизывая губы. Человек-голубь ходил по городскому лабиринту, как по своей гостиной, в сопровождении тучи химерических птиц. Время от времени одна из них садилась ему на плечо и касалась клювом его уха, будто что-то шептала. – Лучше поторопиться, – сказал Пер. – Ночью не так уж и плохо, но днем дома молодеют и начинают думать. Косонен потерял всякое чувство направления. Город сильно изменился с тех пор, как он был здесь последний раз, в былые человеческие времена. Он подозревал, что они приближались к собору в старом городе, но не был в этом уверен. Ему казалось, что он бродит по венам какого-то гигантского животного, извилистым, переплетенным друг с другом. Некоторые здания обтянула какая-то черная пленка, похожая на нефть. Другие срослись друг с другом и выглядели живыми созданиями из кирпича и бетона, они перегораживали улицы и взламывали асфальт. – Мы уже близко, – сказал Пер. – Они его видят. Говорят, что светится, как фонарик из тыквы. Он хихикнул. Янтарный свет файерволла становился все ярче. К тому же стало жарко, и Косонену пришлось снять старый свитер с ромбами. Они миновали офисное здание, фасад которого превратился в спящее лицо бесполого истукана, как на острове Пасхи. В этой части города было больше жизни – звери с сапфировыми глазами, гладкие коты, сидевшие на подоконниках. Косонен увидел лису, переходящую улицу: она посмотрела на них яркими глазами и исчезла в канализации. Затем они свернули за угол, где лишенные лиц люди, одетые в модную десять лет назад одежду, танцевали в витрине, и увидели собор. Он вырос до гигантских размеров и возвышался над остальными зданиями. Он представлял собой муравейник из темно-красного кирпича с множеством шестиугольных дверных проемов. Он гудел жизнью. Кошки с сапфировыми когтями цеплялись за его стены, как лоснящиеся горгульи. Вокруг башен порхали огромные голубиные стаи. Стаи лазурнохвостых крыс выбегали из открытых массивных дверей и вбегали в них, как солдаты на задании. И везде висели, жужжа, плотные черные облака насекомых, похожие на пар от дыхания черного великана. – Jumalauta[2]! – сказал Косонен. – Вот где она упала? – Ну, вообще-то нет. Я просто должен был привести тебя сюда, – сказал Пер. – Что? – Прости. Я соврал. Говорю же, как в «Горце», в живых остался только один. И он хотел встретиться с тобой. Косонен ошеломленно уставился на Пера. Голуби садились на его плечи и руки, покрывая их, словно серый плащ. Они хватались острыми когтями за его лохмотья, волосы и кожу, яростно били крыльями. Пока Косонен смотрел, Пер поднялся в воздух. – Не обижайся, просто они предложили больше! Спасибо за суп! – Через мгновение Пер превратился в черную царапину на небе. Земля затряслась. Косонен упал на колени. Глаза окон вдоль улицы вспыхнули ярким, злобным светом. Он попытался убежать, но далеко он не ушел. Пальцы города, голуби, насекомые, крысы, дотянулись до него. Дюжина крыс-химер вцепилась в его череп, и он чувствовал, как гудят маховики их сердец. Что-то острое пронзило кость. Боль ширилась, как лесной пожар, и Косонен закричал. Город заговорил. Его голос был как гроза, слова состояли из сотрясений земли и вздохов зданий. Слова рождались медленно, будто их выжимали из камня. – Папа, – сказал город. Боль ушла. Косонен услышал тихий плеск воды и почувствовал дуновение теплого ветра. Он открыл глаза. – Привет, папа, – сказал Эса. Они сидели на пирсе у летнего домика, завернутые в полотенца, оба красные, только что из сауны. Был вечер, в воздухе пахло прохладой – финское лето нежно напоминало, что оно не вечно. Солнце зависло над синеватыми верхушками деревьев. В спокойном озере дрожали отражения. – Я подумал, – сказал Эса, – что тебе здесь понравится. Эса был таким, каким его помнил Косонен, бледным худощавым парнем с торчащими ребрами. Он сидел, положив длинные руки на колени. Спутанные мокрые волосы спадали на лоб. Но его глаза были глазами города, темными шарами из металла и камня. – Да, – ответил Косонен, – но я не могу остаться. – Почему? – Мне нужно кое-что сделать. – Мы не виделись сто лет. Сауна натоплена, в озере охлаждается пиво. Куда спешить? – Я должен бояться тебя, – сказал Косонен. – Ты убивал людей, пока тебя сюда не посадили. – Ты не знаешь, каково это, – ответил Эса. – Чума делает все, что ты хочешь. Она дает тебе то, о чем ты даже не мечтал, потому что не знал, что так бывает. Она делает мир податливым. А иногда разрывает его на куски ради тебя. Тебе в голову приходит мысль – и что-то тут же рушится. И с этим ничего не поделать. Юноша закрыл глаза. – Ты ведь тоже чего-то хочешь. Я же знаю. Поэтому ты и пришел. Ты хочешь вернуть свои драгоценные слова. Косонен ничего не ответил. – Мамин мальчик на побегушках, vittu[3]. Итак, они починили тебе мозг, смыли следы бухла. Ты снова можешь писать. Тебе нравится? Я успел подумать, что ты пришел сюда за мной. Но это ведь так не работает, да? – Я не знал… – Ты знаешь, что я вижу содержимое твоей головы? – спросил Эса. – Мои пальцы внутри твоего черепа. Одна моя мысль, и мои жуки тебя съедят, ты останешься здесь навсегда. Мы будем проводить вместе все время. Как тебе это? Вернулось прежнее чувство вины. – Мы тревожились за тебя каждую секунду после твоего рождения. Мы хотели для тебя самого лучшего. Это казалось таким естественным. Мальчик играл со своей машиной, которая делала другие машины. Как вещи менялись, когда он думал о них. Как улыбался Эса, показывая Косонену говорящую морскую звезду, которую сделала машина. – А потом у меня случился плохой день. – Я помню, – сказал Косонен. Как обычно, он вернулся домой поздно. Эса стал алмазным деревом и рос посреди своей комнаты. Морские звезды жрали стены и пол, становясь все больше. И это было только начало. – Ладно, давай. Забери меня сюда. Можешь превратить и меня в то, что хочешь. Или покончить со всем этим. Я это заслужил.