Часть 49 из 351 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Шум, исходящий из тени, нарастал и ширился. Донесся придушенный всхлип. Ботинки заерзали по полу. Замерли. Дженни притихла и едва разрешала себе дышать, прислушиваясь, как понемногу затихают судорожные хрипы. «А теперь-то что?»
Подождав с минуту, мужчина встал. Послышался шорох, затем шаги. Идет к ней. Девушка упорно не поднимала глаз, даже когда он оказался так близко, что она ощутила исходивший от него звериный запах. Он что-то пихал ей в лицо.
— Надевай.
Дженни робко протянула руку, хотя все ее внимание было приковано к ножу. «Опусти, — подумала она. — Вот только опусти на секунду, и тогда мы посмотрим, какой ты смелый». Увы, лезвие даже не шелохнулось, когда девушка приняла сверток. Распознав в нем женское платье, она на миг воспрянула духом, решив, что ее ждет свобода. К сожалению, искра надежды погасла, едва Дженни присмотрелась к нему внимательнее.
Да, это было платье, только подвенечное. Из белого, пожелтевшего от времени атласа, с кружевами. К тому же грязное, испещренное темными пятнами. Когда пленница поняла, что это такое, к горлу ее подкатила тошнота.
Засохшая кровь.
Дженни разжала пальцы. Нож, взметнувшись, тут же прочертил у нее на руке алую стрелку, едва не вспоров кожу. След немедленно вздулся и набух кровью.
— Поднять!
Девушка заставила себя нагнуться, хотя рука отказывалась слушаться, будто принадлежала другому человеку. Она хотела было надеть платье снизу, но сообразила, что привязь не позволит этого сделать. На секунду вспыхнула надежда. Впрочем, что-то вынудило ее промолчать и не просить отвязать веревку. «Он только этого и ждет». В ней заговорила интуиция. «Ждет, чтобы я дала ему повод».
Погреб поплыл перед глазами, однако из последних сил ей удалось устоять на ногах. Неловкими движениями Дженни надела платье через голову. Нахлынул омерзительный запах, густая вонь нафталина, застарелого пота и слабого намека на духи. На краткий миг, когда складки тяжелой ткани закрыли ей лицо, Дженни вдруг ощутила приступ клаустрофобии, ужасного предчувствия, что нож вот-вот полоснет по ней снова, пока она беспомощна и ничего не видит. Девушка лихорадочно выпутала голову из ловушки и принялась жадно глотать воздух.
Мужчины поблизости не было. Оказывается, он успел отойти в тень, за лампу, и теперь возился с каким-то предметом на верстаке. Дженни осмотрела свою новую одежду. Ткань жесткая, со множеством складок. Кровь из ее ран уже успела перепачкать все вокруг, добавив новые пятна к прежним, засохшим. Впрочем, было ясно, что когда-то это платье, сшитое из плотного, тяжелого атласа с искусно сделанной вставкой из кружевных лилий на груди, смотрелось очень изящно. «А ведь какая-то невеста надевала его, — подумала Дженни оцепенело. — В самый счастливый день своей жизни».
Раздался дробный, щелкающий звук. Словно заводили часы. Все еще полускрытый в тени, мужчина поднес к лампе небольшой деревянный ящичек. Лишь когда он поднял крышку, Дженни поняла, что у него в руках.
Музыкальная шкатулка. С крошечной балериной на постаменте, в самом центре. Пока девушка завороженно смотрела на кружащуюся фигурку, в гнилом воздухе расплывалось нежное позвякивание колокольчиков. Механизм поврежден, но мелодия угадывалась даже в столь извращенной форме. «Лунный свет».
— Танцуй.
Дженни дернулась, выбитая из транса.
— Что?..
— Танцуй.
Приказ был настолько дик и сюрреалистичен, что с таким же успехом мог прозвучать на чужом языке. Только появление ножа вынудило ее повиноваться. Словно в пьяной пародии на танец, как марионетка, она начала переступать с одной ноги на другую. «Только не разрыдайся, не дай ему увидеть твои слезы», — говорила себе Дженни. Но слезы все равно катились, не находя преграды.
По ее телу шарили глаза мужчины, наполовину спрятанного в тени. Затем он вдруг поднялся и направился к лестнице. Остановившись, Дженни изумленно посмотрела ему в спину. На мгновение ей показалось, что он оставит ее как есть и не будет запирать в закутке. К сожалению, через пару секунд шаги зазвучали вновь. На этот раз медленно и размеренно, даже вяло. Что-то жуткое чудилось в этой неторопливой поступи. «Он хочет тебя напугать. Просто еще одна игра, как с платьем».
Когда фигура материализовалась на нижней ступени, Дженни спрятала взгляд и засуетилась, пытаясь вновь подстроиться к музыке. Не поднимая головы, она слушала, как он медленно идет через подвал. Вновь скрипнул стул. Девушка знала, что он наблюдает за ней, и под давлением взгляда потеряла координацию, движения стали неловкими и дергаными. «Что, нравится?» — зло подумала она, пытаясь разжечь в себе гнев — единственный способ справиться со страхом.
У шкатулки кончался завод, и музыка мало-помалу замедлялась, превращаясь в нестройный набор звуков. Когда растаяла последняя нота, послышался шорох и вспыхнула спичка. На мгновение тени отпрянули от желтого язычка пламени, а затем мрак хлынул обратно. Этой крошечной доли секунды хватило, чтобы разглядеть лицо напротив.
И тут Дженни все поняла.
Музыка умолкла, а она даже не обратила на это внимания. Затем шкатулку завели вновь, и в воздухе расплылся запах серы вперемешку с табачным дымом.
Потрясенная открытием, раздавленная новым грузом отчаяния, девушка продолжала танец разбитой куклы под звук оживших колокольчиков.
Глава 24
Полиция отпустила Бена Андерса в тот же день. С этой новостью мне позвонил Маккензи.
— Вот, подумал, что вам не терпится узнать, — сказал он. Голос его казался усталым и тусклым, словно инспектор не спал целую ночь. Скорее всего так оно и было.
Я сидел в офисе при амбулатории, сбежав из пустоты собственного дома. Даже не могу сказать, с каким чувством я встретил это известие. С радостью за Бена? Да. С другой стороны, к ней почему-то примешивалось разочарование. Я никогда не верил, что Бен — убийца, и все же где-то в глубине души присутствовал, наверное, и некий элемент сомнения. А может, до тех пор, пока полиция допрашивала хоть какого-нибудь подозреваемого, имелась крохотная надежда найти Дженни. Теперь же и эта соломинка исчезла.
— Что случилось? — спросил я.
— Да ничего не случилось. Просто мы установили, что он никак не мог оказаться в ее доме на момент похищения, вот и все.
— Раньше вы так не считали…
— Раньше мы не знали, — сухо ответил Маккензи. — Он поначалу отказывался говорить, где провел то время. А теперь, когда рассказал, все сходится.
— Я что-то не понимаю, — озадачился я. — Если у Бена имелось алиби, то почему же он сразу не признался?
— Это вы у него сами узнавайте. — Кажется, инспектор начинал раздражаться. — Если захочет, то скажет. Что же касается нас, то он чист.
Я потер глаза.
— И что теперь?
— Естественно, продолжим разрабатывать прочие зацепки. Анализ улик из ее дома еще продолжается, а потому…
— Хватит меня пичкать своим официальным дерьмом! Выкладывайте как есть! — На том конце провода угрюмое молчание. — Извините…
Маккензи вздохнул.
— Делаем что можем. Больше сказать я не вправе.
— Еще подозреваемые есть?
— Пока нет.
— А Бреннер? — В самый последний момент я решил не говорить о нашей утренней стычке. — Мне до сих пор кажется, что именно он вам звонил насчет Бена. Не стоит ли с ним еще разок переговорить?
Инспектор так и не сумел скрыть раздражение.
— Я вам уже объяснял: у Карла Бреннера имеется алиби. Если он и виновен в фальшивой наводке, то разбираться с ним будем потом. А пока что есть дела поважнее.
Отчаяние, казалось, было готово захлестнуть меня с головой.
— Я могу как-то помочь? — спросил я, заранее зная ответ и все же надеясь на лучшее.
— Пока нет. — Он заколебался. — Послушайте, еще есть время. Тех женщин держали в живых почти трое суток. У нас есть основания считать, что он и сейчас поступит так же.
«Будто мне от этого легче!» — захотелось крикнуть во все горло. Пусть Дженни пока жива, мы оба знали, что это ненадолго. А от мысли, что с ней могли прямо сейчас вытворять, на душе становилось вообще невыносимо.
Попрощавшись с Маккензи, я пару минут тупо сидел, закрыв лицо руками. В дверь постучали, и я выпрямился на стуле. В комнату въехал Генри.
— Новости есть? — поинтересовался он.
Я покачал головой. В глаза бросилось, насколько уставшим он выглядел. Неудивительно. После исчезновения Дженни я даже притворяться бросил, что готов вести прием пациентов.
— Генри, вы как? — спросил я.
— Отлично! — последовал ответ, который, однако, меня совсем не убедил. Он слабо улыбнулся и пожал плечами. — Да вы обо мне не беспокойтесь. Я справляюсь. Честное слово.
Верилось в это с трудом. Генри сильно исхудал и выглядел чуть ли не на грани истощения. С другой стороны, как бы ни укорял я себя, что взвалил работу на него одного, прямо сейчас все мои мысли были о Дженни и о том, что может случиться в ближайшие двадцать четыре часа. Прочее казалось таким далеким, что не заслуживало внимания.
Видя, в каком настроении я нахожусь, Генри оставил меня в покое. Я решил было почитать собственные отчеты про Салли Палмер и Лин Меткалф, смутно надеясь, что замечу некую ранее упущенную деталь, однако в результате лишь растравил воображение. Вконец расстроившись, я выключил компьютер и уставился на темный экран. Сам не знаю почему, но меня вдруг захлестнуло чувство, будто я проглядел нечто очень важное, находившееся прямо под носом. Еще чуть-чуть — и я прозрею… Увы, через секунду предвкушение открытия растаяло.
Надо что-то делать! Эта мысль сорвала меня со стула, я схватил мобильник и побежал к машине. Есть только одно место, куда я могу направиться.
Впрочем, даже когда «лендровер» тронулся в путь, это странное чувство, что я просмотрел нечто вполне очевидное, не исчезло бесследно.
* * *
Бен Андерс обитал в большом кирпичном коттедже на окраине поселка. В свое время дом принадлежал его родителям, а после их смерти Бен жил здесь вместе с сестрой, пока она не вышла замуж и не переехала в другое место. Он не раз повторял, что дом слишком велик, что следовало бы его продать и купить что-нибудь поменьше, да так и не осуществил эту затею. Впрочем, как ни крути, родной дом — он и есть родной, а слишком большой или нет — это дело десятое.
До сих пор мне только дважды довелось здесь побывать — оба раза речь шла о выпивке после закрытия «Барашка». Когда я припарковался у высокой каменной стены с тяжеленными деревянными воротами, в голове у меня вдруг мелькнула мысль, что о глубине нашей дружбы красноречиво свидетельствует тот факт, что я никогда не бывал здесь в светлое время суток.
Я даже не знал, застану ли его на месте. А теперь, у входной двери, мне почему-то захотелось, чтобы Бена не было дома. Я приехал сюда, желая выслушать его версию причины ареста, хотя сам так и не придумал, что и как ему сказать.
Выкинув сомнения из головы, я постучал в дверь. Дом был сложен из бледно-красного кирпича и, не особо красивый внешне, все же привлекал своей прочностью и солидностью. С огромным садом, опрятным, но без вычурности. Белые оконные рамы, темно-зеленая дверь. Я постучал еще раз, подождал, опять постучал. Когда и после третьей попытки никаких признаков жизни не обнаружилось, я повернулся, чтобы уйти. Впрочем, что-то меня остановило. То ли нежелание возвращаться назад, к прежнему безысходному ожиданию, то ли какая-то другая причина… К тому же, уж не знаю почему, коттедж не казался пустым.
Вдоль торцовой стороны бежала дорожка, уходившая за дом, и я зашагал по ней. На полпути в глаза мне бросились темные потеки, будто по земле что-то расплескали. Кровь. Я переступил через пятно и осмотрелся. Задний садик напоминал хорошо ухоженное поле. В глубине виднелась группа плодовых деревьев, а в тени сидела какая-то фигура.
book-ads2