— Не увиливай! Я хочу сначала узнать ответ на вопрос, который только что задал! — А мы совместим и то, и другое, — Люциан улыбнулся ему. — Совместим? А это возможно? — Итак, история потери тела магом Тенебрисом. Как желаешь узнать — погрузить тебя в воспоминание потерявшего тело, есть у меня такое — прямо из его головы… или просто рассказать? Но тогда будет не так реалистично. Мак представил, что почувствует, погрузившись в ощущения потерявшего тело Тенебриса, и замотал головой. — Лучше просто расскажи! — Хорошо. Люциан повернулся к костру и проследил за полетом яркой искры в ночное небо. — Примерно за двести лет с небольшим до моего Испытания, Тенебрис Блэйн, ставший уже тогда самым могущественным тёмным магом, решил, что одного этого мира ему недостаточно. И у него появилась новая цель. Но для её реализации требовалось сделать почти невозможное — то, что никому до этого не удавалось — открыть древние врата магических коридоров. В далекой древности маги были одержимы идеей тратить как можно меньше магической энергии на всякие бытовые вещи. Больше всего энергии в то время тратилось на перемещение в пространстве. Поэтому, чтобы не тратить огромные силы каждый раз на открытие разового магического коридора, они построили постоянно действующие магические коридоры и сделали между ними врата, которые поставили в важных центрах магических наук. Такими центрами были башни Высшего Волшебства и Школы магии. Из-за того, что маршрут этих коридоров был постоянным, через них в наш мир начали проникать темные создания из Бездны и других планов бытия. Поэтому задолго до появления Тенебриса в этом мире доступ к вратам был утрачен — их запечатали. Более того, некоторые из врат были полностью разрушены. В мире осталось только одно место, где ещё сохранились врата, позволяющие попасть в Бездну или в мир теней — крепость Кастеллум, где когда-то была древняя Школа магии. Их и решил открыть Тенебрис, чтобы осуществить свой план: сразиться с правительницей мира теней, и самому стать там правителем — по сути, богом мира теней. Так он сразу получил бы доступ в мир богов, которых тоже надеялся одолеть с помощью своего могущества и стать единственным богом этого мира. Но для того, чтобы открыть врата, Тенебрису нужен был светлый жрец — служитель Света, верный своей вере. — Где-то я уже слышал эту историю! — удивленно воскликнул Мак. — Или очень похожую. Люциан пожал плечами и, как ни в чем не бывало, продолжил: — Эту роль Тенебрис предложил Дассиану, жрецу светлого бога Алафея, соблазнив его рассказами о новом справедливом мире, который наступит, когда он станет богом. Для того, чтоб расчистить себе дорогу к вратам, Тенебрис пустил слух, что у гномов, на территории которых находилась крепость Кастеллум, скопились несметные богатства, которые они обманом захватили у степного народа — маджидов. Он быстро собрал огромную армию из маджидов, чтобы отвоевать мифические сокровища. И вот, в день, когда под стенами Кастеллума сражались две армии, Тенебрис добрался до врат вместе с Дассианом, и с его помощью активировал древнее заклинание, которое должно было открыть вход в Бездну. Но удержать это заклинание он не смог — слишком много было вокруг странной магической техники, которую использовали в сражении гномы. Все эти их устройства для метания камней или стреляния загорающимися в полёте стрелами, срабатывали через раз и в сражении были абсолютно бесполезны… Но их большое количество исказило поле заклинания, в результате произошёл огромнейший силы взрыв, который уничтожил и саму крепость, и обе армии. Дассиан погиб от взрыва, а вот Тенебрис, благодаря своей магической силе, сумел сохранить свой дух и остатки жизненных сил. Так самый могущественный на тот момент маг потерял тело. Он стал, по сути, обычной тенью — такой же, как все обитатели мира теней. Однако, не утратил навыки владения магией и не отказался от своих намерений. Люциан замолчал. Теперь он просто смотрел на костёр, словно видел в мечущихся языках пламени нечто важное, заметное только ему. — Никогда не слышал эту легенду о Тенебрисе, — произнёс Мак. — Зато часто слышал и даже изучал на уроках магической истории очень похожую легенду. Только в ней были другие участники и другая концовка. История повторяется? Прошло время и ты решил пойти по стопам Тенебриса?.. Он вопросительно взглянул на Люциана. — С другими участниками ты попал в точку, но потом опять свернул мимо. История не повторяется! — он посмотрел на Мака почти гневно. — Во-первых, никто и никогда не станет добиваться того, что и так уже у него есть. Во-вторых, я всегда делал один и тот же выбор. Другой выбор! Последняя фраза была произнесена с нажимом и четкой паузой между словами. — Другой выбор, — так же с четкой паузой повторил Мак. — Один и тот же выбор. И в голове у него начала складываться картинка. Выбор Люциана «служить миру» совсем не вписывался в Легенду о Вратах. Он вообще никак в неё не попадал — ни в одно действие, описанное в легенде. Если переписать эту Легенду, учитывая выбор, который всегда делал Люциан, то получится, безусловно, весьма интересная история… но совсем другая. — О, боги! — Мак на мгновение застыл. «Эта история тебе уже знакома… только с другими действующими лицами», — так сказал Люциан в начале их разговора, когда не ответил сразу на вопрос о потере тела Тенебрисом. — Выходит, Легенда о Вратах — это вовсе не твоя история? Это… это его история? История Тенебриса? — Наконец-то! — Люциан щелкнул пальцами. — Твоя проницательность не знает границ. — Но как же тогда… Что же это тогда за история о любви светлой жрицы Касинии и темного мага Люциана? Это уже какая-то третья история? — Та же самая. — Что? — Это та же история, только с другими действующими лицами. Никакой светлой жрицы с именем Касиния никогда не существовало. В реальности был только жрец Дассиан, который помог Тенебрису открыть врата, а потом погиб от взрыва. — Никогда не существовало… Немыслимо! Но эта история кажется такой реальной! Она вызвала у меня столько эмоций, когда первый раз её прочитал. — Сам чуть ли не рыдал, когда узнал! Услышал год спустя после своего Испытания… Филарету стоило бы писать театральные постановки, а не руководить конклавом магов. — Откуда же он всё это взял? Игра на гордости и сочувствии к слабым, борьба мага Люциана с самим собой и своими чувствами — всего этого просто не существовало? — В жизни мага Люциана — нет. Но вполне могло существовать в жизни другого мага. Эта история с каждым годом обрастала новыми и новыми подробностями. Финалом стала приписка, что Люциан погиб, как и его мир. — А заклинание Золотой цепи? — Золотая цепь — не мое заклинание. Его добавил Тенебрис, когда ему удалось освободиться из артефакта. — Значит, всё-таки, удалось… Но как же так?.. Я всегда считал, что в легендах могут быть какие-то неточности, но чтоб настолько всё переврать… Почему ты не опроверг всю эту ложь? — У Филарета была цель очернить моё имя, а потом предать его забвению. И он её достиг. А я в то время находился вообще не здесь и был занят более важными делами, так что мне было не до сочинений главы конклава. И, в конце концов, ведь не ради дешевой славы я взялся служить миру! — Но черную славу ты всё-таки получил! Хоть и славу другого человека… Филарету не удалось предать твое имя забвению. Тебя знает каждый: тебе ужасаются, тобой восхищаются, твоё имя учат на уроках магической истории! Тебя вспоминают даже на семейный праздник Хайденвина — и это то, чего я никогда не мог себе объяснить. Люциан загадочно усмехнулся. — Тот, кто ввёл эти обычаи на праздник Хайденвина, усомнился во лжи обо мне, поэтому я открыл ему правду. — Да? И кто же это был? Эти обычаи ввели во время Золотого века эранорского короля-мага Даелона. — Ещё не договорив эту фразу, Мак удивленно поднял глаза на Люциана. — Ты был с ним знаком?! — Да, был знаком. Быстро ты догадался! Когда-нибудь расскажу эту историю полностью… А сейчас, раз зашла речь о твоем прапрадеде, стоит поговорить о тебе. — О, ты об этих четырех пророчествах, после которых всех мужчин в нашем роду стали называть Максимианами? Мак усмехнулся, а Люциан поспешно кивнул. — Да, я о них. — Что ж, хотел бы я знать, ради чего всё это и почему именно меня, а не кого-то из предыдущих Максимианов, угораздило быть втянутым в вашу игру. — Хм… — лукавая усмешка тронула губы Люциана. — Не мог бы я читать мысли, сейчас точно бы спросил, о какой игре речь. Но я знаю, о чем ты думаешь. «Пять тысяч лет несостоявшийся учитель преследует своего несостоявшегося ученика, желая свести счеты и отплатить тому за свою несостоятельность. Пять тысяч лет противостояния и распространения лживых легенд… Время и пространство бессильны против этого, все известные миры — тоже. Но главное, что я хотел бы знать — как это касается меня? Зачем меня втянули в эту игру?» Мак уставился на него в немом изумлении: только что прозвучали его непроизнесенные мысли — всё, что стояло за вопросом, заданным вслух. Люциан поднялся, сделал три быстрых шага, и остановился рядом с ним. Несколько минут Мак сидел, не поднимая головы и слышал лишь, как потрескивают дрова в пламени костра. Наконец прозвучал тихий голос. — Ты ошибаешься, никто не втягивал тебя в эту игру. — Никто не втягивал? — Мак вскочил и исподлобья глянул на стоящего перед ним Люциана: тот был на полголовы выше. — А как же эти четыре пророчества? Как же… вся эта аномальная магия? — Все, что заложено в пророчествах, было доступно тебе с рождения. И аномальная магия тоже. Ты замечал это, ещё когда учился в школе. Просто не обращал внимания. Мак так и застыл с открытым ртом. На память пришли все странные случаи, которые в школе он посчитал просто случайностями. Вот преподаватель магической биологии благодарит его за исцеление её мужа, которого никто не мог вылечить, а Мак сделал это за один вечер… Вот Джас спрашивает, почему увядшие гортензии после того, как Мак просто постоял с ними рядом, снова роскошно зеленеют и цветут… — По хорошему, мне даже не нужно было создавать сферу с белой и черной субстанциями и закладывать в неё активацию пророчеств, — донесся до него голос Люциана. — Но я сделал это, чтобы выполнить обещание, которое дал твоему прапрадеду Даелону. — Обещание? Что за обещание? — Даелон оказал мне неоценимую услугу. В порыве благодарности я пообещал наделить одного из его потомков максимальными дарами от двух миров и максимальными способностями в магии. Договорились, что наделю ими того, кого я сам выберу. Этот договор мы скрепили записью четырех пророчеств о максимальных дарах, а потом я сделал сферу с магическим ключом для активации пророчеств — с белой и черной субстанциями. Всё это делалось больше для Даелона, чем для меня. Он знал, что не увидит этот момент, потому что его племянник, который тогда строил против него козни, точно был не достоин таких даров, а его будущий сын тогда ещё не родился. Сменилось три поколения. И я выбрал тебя. Как только ты родился, я понял, что ты и есть тот, кому я отдам сферу в день высшего посвящения. Но оказалось, что все способности, заложенные в пророчествах, уже и так у тебя есть. Они были у тебя с рождения. Мак стоял и в полном изумлении слушал его рассказ. В голове вновь звучали слова, услышанные в день выпускного: «Активировать пророчества можно только при особых обстоятельствах, но твои способности проявились сразу после рождения. Это было удивительно и странно для всех». В растерянности глядя прямо перед собой, он поймал взгляд Люциана и его улыбку. — Ты с рождения в этой игре, Максимиан! А вот почему, это я и сам хотел бы знать. Или в какой-то своей игре… Как бы там ни было, ещё до того, как я захотел дать тебе способности через пророчества, их уже дал тебе мир!