– Куртизанка. Лайла вскинула подбородок. Гипнос громко закашлялся. – И ты, – сказала матриарх с ласковым презрением в голосе. – И, наконец, месье Монтанье-Алари… любимый искатель сокровищ Вавилонского Ордена. Как же вы оказались так далеко от дома? Она улыбнулась, и ее зубы хищно блеснули в лунном свете. Часть II Из архивных документов Вавилонского Ордена Отрывок из индуистского текста, Книги Династий Перевод Фитцвильяма Айнсворта, 1821 год После коронации новый король преподносит богам чаши пряного молока, медовые соты, золотые монеты, завернутые в лепестки роз, и отборные сладости. Ему стоит выказать особое почтение всем воплощениям Сарасвати – богине знаний, музыки, искусства и [примечание переводчика: автор этого текста называет Творение «chhota saans» или «маленькое дыхание», поскольку оно имитирует способность богов вдыхать жизнь в свои творения] творения*. * Записка архивариуса: Весьма любопытно увидеть упоминание о воплощениях богини Сарасвати, чья сфера покровительства кажется наиболее близкой к девяти музам Древней Греции. К тому же именно она несет ответственность за древнюю (или апокрифическую, в зависимости от трактовки) группу хранителей, Забытых Муз. Может быть, какой-нибудь индийский торговец привез на родину истории об этих эллинистических божествах и таким образом вплел их в сознание Индийского континента? Иначе как бы они провели эту параллель? 12 Северин Северина было семь отцов, но всего один брат. Его четвертым отцом был Зависть. У Зависти была прекрасная жена, двое прекрасных детей и прекрасный дом, окна которого выходили на клумбы с фиалками и журчащий ручей. В первый же день жена Зависти сказала, что они с Тристаном могут назвать ее «мамой», и Северину показалось, что здесь он наконец сможет быть счастлив. Но он ошибся. – Как жаль, что у них нет другой семьи! – жаловалась Клотильда, которая больше не хотела, чтобы ее называли мамой. Но у Северина была семья. Когда-то давно у него была тетя ФиФи, которая любила его, но в один прекрасный день она сказала, что они больше не могут быть семьей. После этого она стала Дельфиной Дерозье, матриархом Дома Ко́ры. Северин говорил, что больше не любит ее, но по ночам, когда Тристан засыпал, он вставал на колени и молился. Он молился, чтобы она пришла за ним. Чтобы она снова его полюбила. Он молился и молился, пока его глаза не начинали слипаться, а голова не падала на грудь. Однажды Дельфина приехала в дом Зависти. Клотильда изо всех сил лебезила перед важной гостьей. Их с Тристаном вытащили из садового сарая, в котором они жили, и привели в главный зал. По рукам Северина пробежала фантомная боль, и он с трудом удержался от того, чтобы не броситься к ней. Дельфина бросила на него один короткий взгляд и покинула дом, не сказал ни слова. В ту ночь Тристан опустился на колени рядом с ним, сложив руки в молитве. – Я всегда буду твоей семьей. СЕВЕРИН СТОЯЛ ПЕРЕД чайным заведением в районе Хамовники. Мишура и Сотворенные фонари мерцали на припорошенных снегом карнизах. В воздухе витал слабый запах крепкого чая и звон маленьких ложек, стучавших о стенки фарфоровых чашек. Крепко закутанные пары в длинных серых пальто и подбитых мехом шапках не обратили на них никакого внимания, когда они забежали внутрь, спасаясь от холода. Северин внимательно наблюдал за тем, как Сфинкс матриарха и – по требованию Северина – уцелевшие охранники Дома Никс повели Энрике, Зофью и Лайлу к другому входу. – Пока мы разговариваем, они будут находиться в безопасности, – сказала матриарх, оглядывая их с Гипносом. – Обещаю. К сожалению, у него не было причин сомневаться в ее намерениях. Прежде чем затолкать их в карету, матриарх сняла с него пиджак и забрала Тескат-очки на «надежное хранение». По дороге он заметил, что Лайла сняла перчатки и дотронулась до обивки сиденья, а затем до меховой накидки матриарха. Северин поймал ее взгляд, и она покачала головой. Это был очевидный сигнал, что матриарх не имела отношения к огненной западне. Но это не значило, что он должен ей доверять. Гипнос заметил его взгляд и пожал плечами. – Что ж, нас в самом деле похитили… но по крайней мере, большая часть нашей одежды и оборудования уцелела? – Маленькая победа, – мрачно сказал Северин. В зеркальном фойе чайной их поприветствовала женщина. – Чай на четверых? Вы предпочитаете черный или зеленый? – Красный, – ответила матриарх. Она протянула руку, и на ее пальце тускло блеснуло Вавилонское Кольцо Дома Ко́ры – замысловатое переплетение острых шипов. – Дракон или единорог? – спросила женщина. – Только рог и пламя, – ответила матриарх. Как только она договорила, одно из зеркал загорелось зеленым светом и разделилось посередине, открывая красную витую лестницу, ведущую наверх. К своему собственному раздражению Северин осознал, что его снедает любопытство. – Прошу, – сказала матриарх. Не дожидаясь ответа, матриарх с ее охранником ступили на лестницу. Зеркальная дверь закрылась за спиной Северина, и приглушенный смех посетителей окончательно смолк. Вместо него послышались насыщенные ноты цитры. Гипнос закрыл глаза, подпевая в такт мелодии. Северин совсем позабыл, насколько патриарх Дома Никс любит музыку. Когда они были детьми, Гипнос очень красиво пел. В последний год жизни его родителей они даже устроили рождественское представление, и Северин руководил сценой, наблюдая за восторженными лицами зрителей. Он впился ногтями в ладонь, заставляя эти воспоминания рассыпаться в прах. Он не хотел помнить. Он не хотел видеть в Гипносе улыбающегося ребенка, запыхавшегося от пения. Он не хотел видеть в матриархе тетю ФиФи, чья любовь когда-то казалась ему совершенно бескорыстной и искренней. Поднявшись по лестнице, они оказались в коридоре, ведущем в просторную комнату. Потолок был покрыт Сотворенным стеклом: казалось, что капля крови беспрестанно закручивается спиралью в хрустальной миске с водой. Частные кабинки пунцового цвета были огорожены ширмами из слоновой кости. Пол устилали маковые лепестки, а в воздухе пахло мускусом и тлеющими благовониями. Официанты в масках, одетые в черное, осторожно двигались по комнате, держа в руках ониксовые подносы, в то время как посетители в ужасных кроличьих масках лениво подносили к губам свои маленькие оловянные чашечки. Северин не сразу заметил, что к мизинцу каждого из посетителей был прикреплен металлический коготь. Только тогда он понял, что это за место. – Салон кровного Творения? – спросил он. – Всем нам хочется получать удовольствие, так или иначе, – сказала матриарх. Северин никогда не бывал в таких салонах… но знал об их репутации. Обычно эти заведения держали горстку мастеров, которые могли не только манипулировать железом в крови, но и усиливать аспекты разума и настроения. Капля крови в руках талантливого мастера могла принести головокружительное наслаждение, стереть все запреты одним глотком и – по слухам – даже позволить кому-нибудь надеть чужое лицо на один вечер, что намного превосходило время действия зеркальной пудры. – Возможно, вы думаете, что я устроила засаду в переулке, – сказала матриарх, когда они прошли в одну из кабинок. Благодаря Лайле Северин знал, что женщина говорит правду, но это не объясняло того, как она оказалась в нужном месте в нужное время. В его голове промелькнули последние слова Васильева: она найдет вас. Речь шла о матриархе? Когда ни он, ни Гипнос ничего не ответили, их собеседница невозмутимо продолжила: – Как вам известно, Дома Вавилонского Ордена готовятся к Зимнему Конклаву, который начнется через две недели во дворце в Волгограде, – сказала она, взмахнув рукой. – Привычный круговорот политических игр и вечеринок перед ежегодным Полночным Аукционом. – Тогда вы слишком рано приехали в Россию. – Я здесь по делам, – ответила она, постукивая костяшками по столу. Гипнос открыл рот от удивления. – Вы владеете этим салоном? Она не ответила. – Мой Сфинкс узнал о том, что кто-то воспользовался порталом Ордена из Петербурга в Москву. Мне стало интересно, кто бы это мог быть, и мы прибыли как раз вовремя, чтобы спасти ваши жизни… и чтобы найти вот это. Матриарх положила что-то на стол. – Мои люди погнались за человеком, который выбегал из вашего переулка, когда начался пожар. И хотя они не смогли поймать преступника, им удалось сорвать кое-что с его одежды. Она убрала руку, открывая золотую пчелу.