Ей в голову тут же пришла непрошеная мысль о Тристане и его скрытой тьме, о том, что он отчаянно нуждался в помощи, а она упустила возможность это понять. Может, ей стоило пересмотреть свои принципы. – Северин об этом знает? – спросила Зофья, и Лайла инстинктивно сжала зубы. – Северин знает, что… меня создали. И что я читаю предметы. Но он не знает, зачем мне нужна Божественная Лирика, – сказала она и добавила более холодным тоном: – Ему не нужно знать. Я не обязана рассказывать ему свои секреты. Если бы он узнал правду и не изменил своего отношения, она оказалась бы не умнее Снегурочки, чье распаленное сердце превратило ее в горстку снежинок. Лайла бы такого не допустила. Может, для девушки, сделанной из снега, любовь стоила того, чтобы растаять. Но Лайла была сделана из украденных костей, гладкого меха, могильной земли и странной крови: она не была хозяйкой даже своего собственного сердца. Все, что у нее было – это душа, и никакая любовь не стоила того, чтобы ее потерять. Энрике сжал плечо Лайлы и ушел вперед. Смахнув остатки слез, Лайла подняла голову. Она почти коснулась дверной ручки, когда неожиданное прикосновение Зофьи заставило ее обернутся. – Спасибо, – сказала она. – За что? – удивилась Лайла. Зофья колебалась. – За правду. – Это я должна тебя благодарить, – сказала Лайла. – Секреты – это тяжелое бремя. Лицо Зофьи резко помрачнело. – Я знаю. НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ двери, в московском переулке, стояла тройка, готовая отвезти их в секретное место Дома Никс. Вдалеке виднелась еще одна карета, которая везла их вещи в новое убежище. Яркий уличный фонарь озарял падающий снег, превращая снежинки в золотые монеты. В воздухе пахло дымом и оловом, а осколки льда трещали под ее сапогами, словно кости. Окна магазинов, укрытых тенями и тишиной, были спрятаны за деревянными ставнями. Три черные лошади, запряженные в карету, выпускали из ноздрей белый пар и потряхивали гривой. Рядом их ждали два охранника Дома Никс, но как только они направились к тройке, Зофья протянула руку и схватила Лайлу за запястье. – Ты чувствуешь этот запах? – спросила она. Гипнос наморщил нос. – Это не я, – быстро сказал Энрике. Воздух как будто… горел. – Это селитра, – глаза Зофьи широко распахнулись. – Взрывчатое… Она не успела договорить, и что-то позади тройки взорвалось, заливая переулок ярким светом вспыхнувшего пламени. Лошади заржали и пустились в темноту, пытаясь спастись от надвигающегося огня. 11 Северин Северин попятился назад. Лошади поднялись на дыбы, вырвались из упряжки и исчезли в ночи, прежде чем пламя поглотило карету, отрезая путь к спасению. Он прижал ладонь к кирпичной стене, пытаясь найти какую-нибудь выемку, но покрытая льдом поверхность оказалась абсолютно гладкой. «Только не так, – думал он, глядя на Гипноса, Лайлу, Зофью и Энрике. – Только не таким образом». – Я не понимаю… Я не понимаю… – шептал Гипнос снова и снова, глядя на медленно чернеющий экипаж. Изнутри раздавались приглушенные крики: охранники Дома Никс горели заживо. Гипнос попытался приблизиться к карете, но Зофья остановила его. – Вода! – крикнул Энрике. – Нам нужна вода, чтобы затушить огонь! Он схватил горсть грязного городского снега, наполнил им свою шляпу и бросил в сторону приближающегося огня. Северин смутно понимал, что Энрике пытается потушить огонь. Это было бесполезно, и глупо, и… смело. Северин мог только смотреть на него. Энрике обернулся и заорал, пытаясь перекричать бушующее пламя: – Не смотри на меня так! Поверь, я знаю, как это выглядит! Северин упал на колени и начал собирать снег. Его руки заледенели, а шрам на ладони горел от холода. Рядом с ним суетилась Зофья: она наполняла его шляпу снегом, плавила его с помощью своей огненной подвески и выливала получившуюся воду на огонь, но совершенно безуспешно. Он посмотрел на нее, на их руки, загребающие снег. У себя за спиной Северин слышал крики остальных, и, обернувшись, он обвел их взглядом. Я хотел сделать вас богами. Я хотел вас защитить. Северину казалось, что он снова наблюдает за смертью Тристана, только в этот раз его неудача приобрела физическое воплощение, обжигая каждого, кто подбирался слишком быстро. Он видел, что его руки двигаются недостаточно быстро, его ноги заледенели, и все шансы на спасение выскальзывают из холодных пальцев. Все было так же, но при этом иначе. Ни на ком не было золотой волчьей маски, никто не задирал головы вверх, к потолку, на котором горели звезды. Только снег, огонь и крики. Пламя все приближалось, и каждый вдох давался с трудом. Он мог бы задохнуться в дыму еще до того, как огонь поглотит его. Но по крайней мере он умер бы первым и ему не пришлось бы смотреть. Кто-то резко оттащил его в сторону. Даже в едком запахе гари он мог различить сказочный аромат сахара и розовой воды. – Маджнун, – сказала Лайла. Должно быть, у него начались галлюцинации. Она больше не звала его этим прозвищем. Северин выдернул плечо из пальцев девушки, отказываясь смотреть в ее сторону. Он не хотел наблюдать, как она умирает. Ему было невыносимо видеть ту боль, что отражалась в ее глазах. Жар обжег лицо Северина, вынуждая его повернуться к надвигающемуся пламени. Он слышал, как Гипнос, Энрике, Зофья и Лайла кричат, чтобы он отошел подальше. Северин сделал шаг вперед и вытянул руку, словно мог оградить их от смерти и отдать себя на милость извращенной справедливости этого мира, чтобы не видеть, как он подвел всех в последний раз. Он закрыл глаза, приготовившись к обжигающему прикосновению пламени, но огонь начал угасать. Северин резко открыл глаза. Голубой свет прорезал ревущее пламя. Алые всполохи меркли по мере того, как среди них проносились голубые искры. Северин моргнул и поднял вторую руку. В воздух поднимались огромные столбы дыма. Ярко-красные языки пламени начали менять цвет, становясь голубыми у основания, словно зараженные какой-то ледяной инфекцией. Голубой распространялся все дальше, поглощая пылающий огонь, а затем опадал на землю, оставляя после себя лишь тонкую завесу темно-синего тумана. Под ногами Северина шипела и дымилась мостовая. Постепенно мир снова стал ясным, а дым растаял в воздухе, открывая его взору холодные звезды. – Мы живы! – радостно воскликнул Энрике. Он посмотрел на Северина, улыбающийся и полный надежды, и Северин почти улыбнулся в ответ. Но теперь, когда огонь внезапно исчез, он вспомнил, что все еще стоит с вытянутыми руками. Как будто это могло их спасти. Он стыдливо опустил руки. Его грудь тяжело вздымалась, по спине катились капли пота, а во рту чувствовался привкус дыма. Он был всего лишь… бесполезным человеком. Но он собирался это изменить. Энрике упал на колени прямо в снег, а на его лице все еще сияли радость и надежда. – Северин? Северин вспомнил, как он впервые встретил своего историка. Тогда Энрике был всего лишь хорошо одетым выпускником университета. Юноша с книгой, зажатой под мышкой, который остановился у статуи в музейной галерее Эдема. – Это описание не соответствует истине, – сказал Энрике. Дерзкий молодой человек, посмевший заговорить с ним, как с равным, застал Северина врасплох. Никто в Эдеме не говорил с ним так прямолинейно, в этом было что-то… занятное. – Прошу прощения? – Это не бог смерти. Это Сурья – бог солнца, – Энрике указал на нагрудник и кинжал. – Отметки на голенях статуи символизируют следы от сапог. – Индуистские боги носят сапоги? – спросил Северин. – Только те индуистские боги, которые зародились за пределами Индии, – ответил Энрике, пожимая плечами. – Считается, что бог солнца Сурья впервые возник в Персии, отсюда и пошла традиция изображать его в виде среднеазиатского воина, – он покачал головой. – Тот, кто купил эту статую – идиот, нуждающийся в помощи профессионального историка. Северин ухмыльнулся и протянул руку. – Меня зовут Северин, и я – идиот, нуждающийся в помощи профессионального историка. Северин отвернулся от Энрике, чтобы не видеть надежды в его глазах. Власть в переулке снова принадлежала холоду, и обжигающий холодный ветер произвел на Северина эффект пощечины. Он опустил руку в карман и нащупал Тескат-очки. Он больше не мог позволить себе быть идиотом. Путь к выходу из переулка был открыт. – Чего мы ждем? – воскликнул Гипнос. – Идем! Он взволнованно смотрел на обуглившуюся тройку, в которой остались заперты охранники Дома Никс. Она выглядела слишком неподвижной, слишком пустой. – Подождите, – сказал Северин, поднимая руку. Кто-то их спас. Кто-то подстроил эту ловушку. А теперь кто-то наблюдал за ними в ожидании их следующего шага. Поступь незнакомца была размеренной. Целенаправленной. Он мысленно перебирал все имена, лица и угрозы, но ни одна идея не казалась реалистичной. В дальнем конце переулка послышался отчетливый стук каблуков о мостовую. Северин потянулся к клинку, спрятанному в каблуке его ботинка. Краем глаза он оглядел своих спутников. Мокрые от снега волосы Зофьи прилипли к ее лбу, а синие глаза были широко распахнуты от волнения. Энрике сидел в снегу. Гипнос вцепился в Лайлу, не сводя немигающего взгляда с почерневшей тройки. А Лайла смотрела на Северина. Он отвернулся от нее, чувствуя, как холодеет его сердце. Они не могли сражаться в таком состоянии. У них не было ничего, кроме шляп с растаявшим снегом и горстки оружия, которое выскальзывало из их влажных рук. Собравшись с последними силами, он ждал, когда загадочная фигура выйдет на свет. Северин не верил своим глазам, но лунный свет не мог лгать. Его шрам запульсировал, и мимолетное воспоминание о любви и безопасности улетучилось вместе со вспышкой голубого света. – Так, так, ну и кто у нас здесь? – сказала Дельфина Дерозье, матриарх Дома Ко́ры, неспешно поглаживая соболиный воротник своего пальто. – Ах, да это же инженер, обвиненная в поджоге. Зофья сверкнула глазами. – Историк, которому срочно требуется стрижка. Энрике нахмурился и пригладил волосы.