— Мы как раз стараемся свести опасность к минимуму, — пояснил Логан. — Мы хотим завершить работу с живым пациентом. — Да бросьте. Когда приступаешь к лечению такой болезни, ты невольно стоишь перед реальностью фатального исхода. Вы ведь все равно травите людей, причем больных, которые на волосок от смерти. Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц. Наступило молчание. — Доктор Шейн, мы говорим о терапевтической основе, мы хотим пробить брешь в лечении. Доза, ядовитая для раковых клеток, ядовита и для здоровых. Он согласно кивнул. — Вы понимаете задачу. И грань очень тонкая… Даже для самых хороших лекарств. Так вот, наша задача и состоит в том, чтобы найти эту грань. И что отличает великих врачей от болтунов, так это желание идти до конца и не дрогнуть. Конечно, легко сказать, да трудно сделать. Шейн изучающе оглядел слушателей. Сабрина ухватила суть. И Рестон, если с ним вести дело по-хорошему. Но Логана, казалось, он не убедил. — Слушай, — продолжил Шейн, обращаясь к Логану. — Дело не в том, что я не понимаю твоего порыва. Ты даешь пациентке внутривенно менее токсичную дозу, и она тебя готова любить до смерти. И всем говорит: «Мой доктор — гений. Он дает мне химиотерапию, и никаких побочных эффектов». — Он многозначительно замолчал. — Но ты знаешь, что ты делаешь? Ты убиваешь ее своей добротой. — Он умолк, и лицо его стало таким серьезным, каким Логан его никогда не видел. — Твоя работа — найти лечение. Вот и занимайся этим. И не важно, кто ты — святой или дерьмо. И можешь не волноваться о своей популярности. Логан спорить не стал. За такую прямоту он еще больше начал уважать Шейна. Этот тип не только умен, но и с характером, что не менее важно. Но все же Логана что-то беспокоило. Не важно, насколько добрыми намерениями был продиктован совет Шейна, не важно, как все убедительно звучало, но… Шейн ничего не теряет. Логан и его команда, работающая над соединением Q, не может пойти дальше без его благословения, но если их постигнет крах, то это крушение для них, а не для него. — А как насчет надпочечников? — не унимался Логан. — От дозы, которую вы предлагаете, у каждой пациентки они выйдут из строя, как и у Тилли. Шейн пожал плечами. — А ты в качестве профилактики давай им гидрокортизон. Он нейтрализует токсичность лекарств и обеспечивает выработку гормонов. Логан уже думал об этом. — Но это, может, только для начала. Нам, видимо, придется иметь дело с разрешительной комиссией, и кто знает, сколько еще вопросов возникнет. — Он помолчал. — Ну что же, я полагаю, это те мосты, которые нам предстоит перейти. Шейн улыбнулся. Он понял, что Логан склонился к его варианту. — Но, слава Богу, у вас есть я, который посоветует, как это сделать. — Так мы можем на вас рассчитывать? — Естественно. — Он встал и потянулся за пальто. — Кстати, когда вы будете переписывать обоснование, я бы вам посоветовал несколько смягчить текст, чтобы разрешительная комиссия сосредоточилась на главной задаче, а не на возможных побочных эффектах. — Мы просто хотели быть честными и ответственными. — Слушай, мне наплевать на то, чего ты опасаешься. Комитет в любом случае все понимает. И не забудь, Логан, теперь мы все по одну сторону баррикады. * * * В тот вечер, когда Рестон ушел, Логан вынул свою бутылку шампанского. «Редерер кристалл». Он отдал за нее сорок баксов. Все было продумано еще несколько недель назад. Просто удивительно, как быстро он почувствовал, что спадает напряжение. — Что-то не так? — спросил он Сабрину, когда они пили по второму бокалу. И, поскольку он испытывал легкое раздражение, фраза прозвучала с другим оттенком. — Черт побери, что не так? — Я немного устала. Он обнял ее. — Привыкай, настоящей работой еще и не пахло. — Этот Шейн, — произнесла она, вымученно улыбаясь, — у него какая-то грязноватая мораль, но он не скучный. — Все что угодно, только не это! Приставь к нему шарманщика, наряди в цирковой костюм, и он пройдется на руках по улице. — Логан помолчал. — Единственное, чего хотел бы я, чтобы он перестал отпускать эти свои непристойные реплики. Она внимательно посмотрела на него. С самого начала лицо Дэна понравилось ей, это лицо порядочного человека. Глубокие морщины — свидетельство того, как она понимала, что у него есть характер. — Но он не хочет оскорбить. Наоборот, его манера — свидетельство того, что ты ему нравишься. — Да, но чуть больше такого дружеского расположения, и я готов застрелиться. Несмотря на кажущуюся самоуверенность, Логан, как она убедилась, был легко ранимым человеком. Поскольку сама она вела налаженную размеренную жизнь, то не могла претендовать на глубину понимания других. Логан был ей симпатичен. И от этого она испытывала неловкость. Отдавшись своей карьере не меньше, чем он, Сабрина не хотела тратить время попусту, осложнять свою жизнь романтическим увлечением. Конечно, этот парень интересовал ее больше, чем кто-либо за последнее время, но она все отчетливее убеждалась в правильности его слов — смешивать личные и профессиональные отношения не стоит, это может обернуться ужасной ошибкой. — Извини, Логан, — сказала Сабрина, — сегодня нам следует чувствовать себя счастливыми. — А кто говорит, что я несчастлив? — Он улыбнулся. — Ты шутишь? Единственное, чего мне не хватает в данный момент, это большой гаванской сигары. Она засмеялась. Но он понял, что расстояние между ними даже не начало сокращаться. — Давай-ка посмотрим на это вот так. Мой крест — Шейн, а твой — Рестон. Рестон! Конечно, он загвоздка в данной ситуации. Стоит ли ей открыться Логану? Несколько раз она была близка к этому, но удерживала себя прагматическим вопросом: а как это может отразиться на их работе? Что сейчас самое главное? Чтобы хорошо двигался их протокол. Рестон полезен в этом деле. — Ну, — сказал он вдруг довольно весело, подумав про себя, что если она смутится, то пусть это останется шуткой. — Я думаю, пора отметить это дело. — И он кивнул в сторону спальни. — Нет еще, Логан. Мы так хорошо сидим. — Однако Сабрина буквально разрывалась. Их отношения могли стать угрозой работе. Она не доверяла Рестону. А Логан, наоборот, полностью. Иногда она чувствовала, что едва ли способна довериться целиком и своему любовнику-коллеге. Даже в научных делах. Она потянулась к шампанскому. — Я тебе кое-что покажу. Мы сможем это оставить между нами? — Ну что еще? Животное, овощи или минерал? — Я серьезно, Логан. Я нашла статью. О Накано. Ничего особенно важного, но я бы не хотела, чтобы Джон Рестон про это знал. Ах, Господи. И когда она успела так невзлюбить Рестона? — Согласен. Но что за черт! Джон вообще не интересуется историей. Он думает — это просто бессмысленно. — Так ты обещаешь? — Да, если хочешь. Она поднялась, пересекла комнату и вынула из портфеля бумаги. — Вот, — сказала она, протягивая ему листки. — Немного, но кое-какие новые детали. Это был ксерокс газетной вырезки за 18 августа 1923 года. Три абзаца из немецкой газеты «Франкфуртер альгемайне цайтунг». Просто объявление. Доктор Микио Накано, директор отделения медицинской химии компании «И. Г. Фарбениндустри» завтра выступит на заседании франкфуртской лиги «Жены войны». Тема: «Успехи „И. Г. Фарбениндустри“ в борьбе против болезней человека». В заметке говорилось, что докладчик — японец, помощник знаменитого Пауля Эрлиха. И указан его возраст — тридцать четыре года. — Где ты откопала? — Я связалась со всеми крупными химическими фирмами Германии и просила сообщить, известно ли им что-нибудь об этом человеке. — Но «Фарбен» больше нет… Они оба знали об уроке, полученном гигантской химической монополией из-за неправильного использования научного потенциала, — эта фирма с энтузиазмом участвовала в программе геноцида Третьего рейха, вплоть до применения рабского труда в Освенциме. Союзники распустили ее сразу после войны, а директоров объявили военными преступниками. — Да, ее нет. Но есть компания-наследница, «Хехт». Это хранилось в ее архивах, единственные сведения об этот человеке. — Сабрина улыбнулась. — Немцы мало что выбрасывают. — Значит, мы были правы насчет этого парня. Он работал с Эрлихом. — Логан посмотрел на нее. — Ты знаешь, ты просто фантастическая женщина! Ты понимаешь? — Да нет, я просто любопытная, как и ты. Но мы так мало знаем о его работе. Но Дэн видел, что сейчас Сабрина стала сама собой. Ее привычная напряженность и осторожность сменились небывалой открытостью. — И ты очень красивая, — вырвалось у него. — И, я думаю, ты заслужила еще шампанского. — Нет, спасибо. — Она взяла его руку и нежно поцеловала. — Я думаю, теперь время подошло. И мы выполним всю программу нашего праздника. * * * 18 августа 1924 года Леверкузен Зачем я согласился работать в «Фарбен»? Они используют меня как ученую мартышку. И мне пришлось всю вторую половину дня потратить на выступление с этой речью. Я — с моим немецким! Естественно, было тяжело не только аудитории, но и мне самому.