– Вдруг Мишка к этому причастен… – Динка, не закончив мысль, стиснула руки. – А вот это ты брось! – постаралась я сказать как можно спокойней. – Возьми себя в руки и не пори ерунды. – Я уже не знаю, что и думать, – простонала Динка. Не спеша поднявшись с табуретки, я посмотрела в окно. Стоял тихий зимний день. От такой тишины можно было оглохнуть: звенящее белое безмолвие. Аккуратные холмики сугробов, серые дома, серое небо… – Я поехала, – сказала я, стоя к подруге спиной. – Ты не оставишь меня? – Конечно, нет! А ты что – сомневаешься? Егорыч выразил бурную радость по причине моего приезда. – Маргоша! Рад до вусмерти! – иногда он выражался таким высокопарным слогом. – А соскучился жуть! – Я одну минуту! Егорыч! Только загляну домой и мигом – к тебе. – Давай уж! Курица остыла. Я снова ее подогрею в духовке. В квартире я включила автоответчик. Эрнст Кляйнц приглашал меня на ужин в ресторан «Итальянская ривьера». Он выражал завидную уверенность, что я соглашусь на встречу с ним. Прослушав сообщение, я задумалась. Сейчас мне уж точно было не до романтического ужина со швейцарцем. Динкины проблемы, пропавший Мишка, труп Ермолаевой. Я посидела у Егорыча примерно час под сокрушительные возгласы «Какая-то ты сегодня, Марго, не такая», «И что с тобой случилось?», «Снова хахаль бросил?». Передо мной все время вставало багрово-синее лицо Ермолаевой и тапок на столе. И еще пропавший Мишка. Даже страшно подумать, что будет, если он не объявится. Динка, которая успокоилась и ведет тихо-размеренную семейную жизнь, не выдержит ее повторного крушения. И я понимала это как никто другой. Динка, для которой всегда были святы все семейные праздники и воскресные обеды-ужины, проводы детей в детский сад и школу и стоическое, чуть ли не круглосуточное дежурство, когда они болели. Динка, положившая на алтарь семьи всю свою жизнь, – она не может себе представить, как это снова остаться одной. Есть женщины, которые не мыслят себе жизни без мужчины. Ну никак. Весь ее мир, помыслы, желания вертятся вокруг одного-единственного и любимого, как земля вокруг солнца. И ничего с этим не поделаешь. – Марго! Ты слушаешь меня или нет? Егорыч уже в сотый раз рассказывал мне, как от него ушла змея-Тамарка: он вернулся после работы домой, а ее нет. Только записка белела на столе: «Ушла навсегда. Тамара». – Ну чего ей не хватало? Чего? Вылетела из дома как ракета. Ни до свиданья, ни спасибо. Словно и не прожили вместе тридцать лет. А? Я должна помочь Динке. Но как? Я вспомнила про второй адрес, записанный в Мишкиной книжке. А что, если поехать туда? Вдруг они встречались именно там, и Мишка отсиживается в этой квартире, или он вообще еще ничего не знает о смерти Ермолаевой и спокойно ждет ее в гнездышке для свиданий. Мне захотелось рвануть туда и все разузнать. Вдруг Мишка действительно на той квартире? – Хорошо мы посидели… – начала я издалека. – Отдохнуть бы надо. Мой сосед обидчив; один раз из-за какого-то пустяка со мной два месяца не разговаривал. – Уходить собралась? – мгновенно разгадал мой маневр Егорыч. – Говорю же: надо отдохнуть. – А здесь ты, значит, напрягаешься и мешки ворочаешь? – Нет, конечно. Но поспать хочется, ванную принять. У подруги проблема – муж пропал, и я всю ночь ее успокаивала. – К другой бабе ушел? – Не знаю, Егорыч. Непонятно все тут. Но она – моя подруга, и я должна быть с ней. – Ладно, иди. Я не в обиде. Дома я, быстренько собравшись, посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна. Как ни странно, от всех этих неприятностей я просто до неприличия расцвела: щеки горели тревожным огнем, в глазах появился блеск. Вид королевы-победительницы или амазонки-воительницы. Я действительно от всех стрессов хорошела, как поникшие цветы от дождя, и мои близкие хорошо об этом знали. Мой босс безбожно пользовался этой моей особенностью и зачастую посылал меня в командировки со сложными поручениями. – Там, где другие струхнут, ты, Марго, пройдешь танком и еще пару ухажеров подцепишь по причине твоей неземной красоты. Так что я за тебя спокоен, – говорил он. – А за других – не очень? – Вовсе не спокоен. Поэтому и посылаю тебя. – А премию за мои старания? – корчила я недовольную гримасу. – Мне за вредность двойной оклад полагается. – Ступай! – махал он в этом месте руками. – Выпишу небольшую премию и будь довольна. И так финансами не обделена. Жаловаться мне было, действительно, грех: платил мне шеф хорошо и прекрасно понимал, что я его правая рука и человек надежный. Когда я только пришла на работу, он скорее по привычке, чем по страстному влечению полез ко мне, твердо памятуя, что помощницы обычно разделяют с начальством не только офисные обязанности, но еще и другие, лично-интимного характера. Получив отпор, как человек умный, он быстро понял, что работник я толковый и ценный, а бабу он найдет в другом месте и без хлопот. Поэтому наши отношения с тех пор развивались исключительно в деловой плоскости и весьма успешно. Я провела по губам бледно-розовой помадой и покинула квартиру, стараясь особо не шуметь. Я не хотела, чтобы меня увидел Егорыч и справедливо заподозрил в обмане. Когда я приехала, то поняла, что мы с Динкой жестоко ошибались. По этому адресу располагался не жилой дом, а заведение под названием «Эдем». Как я поняла из названия, не то салон красоты, не то подпольный стриптиз-бар. Я попробовала было сунуться в дверь, но плечистый охранник молча качнул головой и кратко изрек: – Вход закрыт. – Мне это… эпиляцию надо сделать и брови выщипать. – Делайте в другом месте. – А я хочу в этом. Но он свирепо посмотрел на меня, и я поняла, что мне лучше уйти подобру-поздорову и не встревать в словесные перепалки. Я потопала по дорожке посередине ровного поля обратно. Похоже, я приехала сюда зря. И здесь я увидела боковым зрением, как ржаво-золотистый вихрь мчится мне навстречу, взбаламучивая снег. – Стой, Джим! Фу! – услышала я звонкий мальчишеский голос. – Фу! Я обернулась. Прямо ко мне несся ирландский сеттер, поднимая фонтаны белых брызг. И как бы в довершение этого красивого зрелища на непродолжительное время из-за матово-серых туч выглянуло солнце – мощно, ослепляюще, и я на миг прикрыла глаза. А когда открыла их, сеттер был совсем близко – его лапы взлетали в воздух и с шумом опускались вниз. Вокруг него клубился снежный вихрь. – Джим! – разносился голос хозяина. Джим подскочил ко мне и ткнулся носом в сапоги. Я невольно рассмеялась. – Ты чего? – И сняв с руки перчатку, погладила пса. Мальчишка лет двенадцати бежал ко мне, смешно увязая ногами в сугробах, наметенных за ночь. – Фу! Джим! Пес кружился вокруг меня, припадая на лапы. – Извините! – солидным голосом сказал мальчишка, оттаскивая пса. – Что-то с ним случилось. Наверное, снег. Ошалел от снега. – Бывает, – улыбнулась я. – Красивый пес. Зимы не видел? – Это его вторая зима. Он был еще маленьким в том году, совсем щенком, и ничего не запомнил. – Откуда ты знаешь? Может, наоборот, запомнил, вот и радуется снегу. – А у вас есть собака? – Нет. Хотела завести, но потом передумала. – Почему? Я пристально посмотрела на мальчишку, стоявшего передо мной. Мальчишка как мальчишка. Ничего особенного: вязаная шапочка, надвинутая почти на глаза, черная куртка, неумело зашитая на груди, вокруг этой заплатки по ободку белый ободок синтепона, линялые джинсы и россыпь веснушек на носу, такого же темно-рыжего, как шерсть у сеттера, цвета. Я не могла объяснить этому мальчишке, что моя работа с частыми командировками не позволяет мне завести собаку, за которой надо ухаживать, кормить и регулярно выгуливать. Я была по натуре волком-одиночкой. И собаке не было места в моей жизни. – Так получилось. Как тебя зовут? – Василий. Джим! Пошли! Я посмотрела на здание, куда мне вход был запрещен. – Слушай, а что это за заведение? – и я взмахнула рукой в сторону «Эдема». – …Это? – Мальчишка опустился на корточки, пристегивая к ошейнику поводок. – …Здесь свингеры тусуются. – Мальчишка выговорил эти слова без запинки, и мои брови взлетели вверх. – Это клуб свингеров? – переспросила я. – Да. Это которые приходят парами и обмениваются друг с другом, – пояснил он без всякого смущения. – Бабушка на них письма в управу пишет, а толку никакого нет. Напиваются там, безобразничают, так бабушка говорит. Я и сам недавно одну девушку видел. Так напилась, что ее под руки двое мужчин вели. Как неживая была. Мы с Джимом тогда поздно вечером гуляли. Бабушке плохо было; я пока в аптеку сбегал, ужин разогрел и с Джимом вовремя погулять не успел.