– Как ты? Можешь идти? – вдруг спросил он, выныривая из своих мыслей и возвращаясь на землю. Я встала. Сделала шаг, еще один, и только тогда поняла, что держусь за его локоть, и поспешно отпустила руку. – Значительно лучше. Миллион благодарностей! – Тогда, может… – Дэниел тяжело вздохнул, подбирая слова. Мы были лишь двумя незнакомцами, случайно разговорившимися на улице, но что-то неосязаемое словно притягивало нас друг к другу. – Съедим по мороженому? От меня не ускользнул тот факт, что в голосе мужчины было столько же надежды, сколько горечи и грусти. – С удовольствием. Если только ты никуда не торопишься… – Я?.. Нет. Он убедился, что я могу идти, и мы двинулись по дороге. Не помню, что он мне рассказывал, не знаю, отвечала ли я ему. Прогулка прошла как во сне. Мы смеялись, фотографировали природу и детишек, отдыхали в тени деревьев, убегали от гусей, качались на качелях. Мое сердце замирало и волновалось, когда наши взгляды встречались. Я слушала его и ела мороженое из рожка, но не чувствовала ничего: ни вкуса, ни обжигающей сладости. Я онемела, оторопела. Неважно, о чем был наш разговор. Главное, что мы находились рядом друг с другом. Меня притягивали глаза Дэниела. В них жила искренность, она притаилась за зрачками, точно хрупкая белая птица, боящаяся расправить крылья и взлететь. * * * – Кто это? – мама застыла у двери, комкая в руках подол фартука. – Что? – вся кровь в организме, кажется, ударила в мои щеки. Быстро прошла мимо нее, моля, чтобы автомобиль скорее тронулся с места. – Кто тебя подвез, спрашиваю? – донеслось в спину. – Дэниел… он… – остановилась в гостиной и пожала плечами, – мой новый друг. Мать посмотрела в сторону удаляющейся машины и закрыла дверь. Повернулась ко мне и смерила недоверчивым взглядом: – Друг? – Да, – утвердительно кивнула, видя, как расширяются ее зрачки. – Да этот мужчина лет на десять тебя старше! – Наверное, – наивно улыбнулась я, продолжая краснеть. – Он один из организаторов выст… Проговорилась. Черт. – Ты была там, – она не спрашивала. Из ее груди вырвался вздох разочарования. – Ничего страшного, – я облизнула губы. – Выставку устроили под открытым небом, никаких микробов. Ее плечи даже не опустились, они разочарованно рухнули вниз. – На солнце? – Нет, мам, – меня уже напрягало изображать из себя примерную дочь. Прямо не терпелось вырваться из-под ее опеки. – Я в курсе, что мне нельзя находиться в жару на улице, это несовместимо с моими лекарствами. Я – не глупый ребенок. Но мы с Дэниелом много времени провели в тени, в кафе… – заметив, как сжимаются ее челюсти, прикусила язык. – А вы что… – Нет! – не дала ей договорить. – Мы только сегодня познакомились. Совершенно случайно. Ничего такого, и… ну… – Я прочистила горло. – Почему я, вообще, должна оправдываться? Мне – восемнадцать, что хочу, то и делаю. Развернулась и направилась к себе. – Значит, ты собираешься встретиться с ним еще раз? – в ее голосе зазвучали строгие нотки. Резко остановившись, я обернулась. – Мы договорились побегать завтра в парке. Краска отхлынула от ее лица. – Бегать? Я готова была зарычать. – Да. Но я не собираюсь бежать марафон, едва оправившись после операции. Я – не дурочка и помню, что все нужно делать постепенно. Только для тебя «постепенность» означает лежать мумией целый год на кровати, а для меня – жить, по-настоящему, пробовать эту жизнь на вкус – маленькими глоточками, затем все больше и больше, и… Да кому я объясняю? Что бы ни сказала, ты смотришь на меня, как на предателя! Ее взгляд потемнел от обиды, но она не сдвинулась с места. – Лучше привыкай к тому, что я становлюсь самостоятельной, – шумно вдохнула и выдохнула. Сжала кулаки. – Хочешь ты или нет, однажды я уйду отсюда и заживу самостоятельно. – Эмили, – уже просьба, а не требование. Но я отвернулась: – Обещаю, что буду осторожна. Начну с легкой ходьбы. – Эмили! – с мольбой в голосе. – Потому что чувствую в себе силы, мама. – Дочка… Я толкнула дверь в свою комнату и вошла. – Вам не нравился Райан? Вы не хотели, чтобы я с ним дружила? – бросила на прощание. – Теперь его нет. И это был последний раз, когда я вас слушала! И грохнула дверью посильнее, с удовольствием представляя, как мать вздрогнет от хлопка. -15- Стоя под душем, никак не могла унять свое растревоженное сердце. Оно билось в каком-то одному ему понятном, рваном ритме, заставляя грудь сжиматься все сильнее, не пропуская воздух в легкие. Мне было одновременно тяжело из-за чувства вины после разговора с мамой и очень волнительно после состоявшегося знакомства с Дэниелом. Этот мужчина… Не знаю. Вот что-то екнуло внутри – и потянулось к нему, будто огромным магнитом. Печальные глаза его – раз! – и сверкнут обаянием, чистейшим светом, в лучах которого хочется согреться. Невозможно устоять. Выключила воду, отжала руками волосы, взглянула в зеркало. Шрам на груди не выглядел таким уродливым, как раньше. Еще немного, и он превратится из розовой полосы в белую. Пройдет пара лет, и станет едва заметен – не будет так, как сейчас, бросаться в глаза. Я сглотнула при мысли о том, как отреагировал бы Райан при виде его. Сморщился бы брезгливо, сделал бы вид, что не замечает, или отважился бы потрогать? Закрыв глаза, представила, как его пальцы исследуют мою кожу, нежно касаются пространства меж грудей, а затем… Ох! В одну секунду в моем подсознании образ Райана сменился на притягивающего к себе и ласкающего меня Дэниела. Клянусь, это ненормально, но я почти почувствовала вкус его поцелуя на своих губах, – требовательный, но нежный. Ощутила, как его руки скользят по моей спине, а затем настойчиво и жадно сжимают мои ягодицы. Самым ужасным было то, что я действительно хотела бы того, что последовало бы дальше. Низ живота налился приятной тяжестью от одних только мыслей об этом, соски затвердели, дыхание участилось. Я смотрела в зеркало и не узнавала себя. Та же Эмили, та же внешность, фигура, но совершенно чужой взгляд. Пристальный, почти безумный. И стоило только смежить веки, как перед глазами снова возникали полные безумия картинки: Дэниел держит меня на весу, прислоняет к мокрому кафелю стены, поддерживает под бедра, прокладывает языком горячие дорожки от плеча вверх, по шее, страстно целует в губы и… Лихорадочно схватив полотенце, я принялась вытираться. Но разве можно таким образом стереть видения? Вытравить их из себя? Изъять ненависть, которую я испытала к самой себе, едва в полной мере осознав, что желаю незнакомца, вместо того чтобы скучать по парню, который однажды признался мне в любви. Повесила полотенце и повернулась к зеркалу. Опять чертово пятно, которое выглядит как родинка. Подошла ближе, стерла ладонью конденсат с зеркальной поверхности и изумилась, когда ничего не увидела на коже. Зажмурилась, открыла глаза. Ничего. Пространство ниже ключицы было чистым. Кусая губы, медленно попятилась. Чушь какая-то. Наваждение. И когда я совершенно перестала понимать себя? * * *