В сверкании свечи лицо мисс Фолторн побелело. Из нас четверых спокойствие сохраняли только труп и я. Я никак не могла дождаться, чтобы зажгли электрический свет и можно было хорошенько все рассмотреть. За свою жизнь мне довелось повидать изрядное количество трупов, и каждый следующий был интереснее и поучительнее предыдущего. Если я не ошибаюсь, это номер семь. Даже в гаснущем пламени свечи по хрупкому скелету и тонким запястьям я определила, что труп определенно женский. Из-за закопченного черепа и жуткого оскала он напоминал свежераспеленутую мумию. Годы в каминной трубе превратили ее в копченость. Не самая подобающая мысль, но именно об этом я подумала, скажу честно. Мы не всегда можем гордиться нашей первой реакцией, но по личному опыту я знала, что к тому времени, когда мне начнут задавать вопросы, я уж изобрету более приемлемую версию, чтобы казаться паинькой. Именно так работает человеческий мозг. Во всяком случае, мой. Время снова тронулось с места, но совсем медленно, как и бывает в подобных обстоятельствах. Мисс Фолторн еле шевелилась, словно муха в меду. Вечность спустя она включила верхний свет. – Коллингсвуд! – произнесла она голосом слишком спокойным, чтобы он мог показаться успокаивающим. – Что ты наделала? А Коллингсвуд, черная, словно трубочист, раскачивалась на деревянном полу взад-вперед, охватив колени руками и причитая, вернее, завывая, – издавая жуткие первобытные звуки, от которых волосы становились дыбом. Нечеловеческое зрелище. Если бы это был фильм, кто-нибудь дал бы ей пощечину и привел в чувство, но я не отважилась. Я опустилась на колени и обняла ее. – Принесите воды, – услышала я приказ, который мой рот отдал мисс Фолторн. – И бренди. Скорее! У нее шок. Мисс Фолторн начала было что-то говорить, но передумала и выплыла из комнаты. Я стащила одеяло с кровати и набросила его на плечи Коллингсвуд. Потом я накрыла труп и череп простыней, но сначала хорошенько рассмотрела скорбные останки. Само небо предоставило мне эту возможность в отсутствие мисс Фолторн. Второго шанса у меня не будет. Как я уже сказала, тело почернело и прокоптилось. Флаг, в который оно было завернуто, послужил чем-то вроде банановых листьев, которые используют для запекания рыбы уроженцы кое-каких отдаленных форпостов Империи (вроде Индии). Череп был черен как ночь, безволос и лишен кожи. Сжатые кулаки были сложены под тем местом, где раньше находился подбородок, как будто Смерть застала свою жертву во сне. В одной ладони находилось что-то вроде потускневшего медальончика. Я завернула его в носовой платок и сразу же припрятала в карман – пока не успела вернуться мисс Фолторн. Слава богам, надоумившим меня лечь спать одетой! Одежда на трупе слишком пострадала и обгорела, чтобы ее можно было идентифицировать. Это могли быть равно и лохмотья нищенки, и наряд сказочной принцессы. Смерть от запекания не слишком красива. Или она погибла от чего-то другого? И в другом месте? Мой мозг заработал, как фотоаппарат полицейского, мысленно и тщательно делая снимки: крупный план черепа, почерневшие зубы, ладони, ступни (босые, если не считать половинку обгоревшего шерстяного носка). Я оттянула его на дюйм-другой от сморщенной черной щиколотки и по внутренней структуре определила, что изначально носок был красным. Этот осмотр осложнялся тем, что Коллингсвуд теперь начала завывать, словно пожарная сирена, выводя нервирующие рулады. – Все хорошо, – говорила я ей снова и снова, не отводя при этом глаз от трупа. – Все в порядке. Мисс Фолторн сейчас вернется. Подумать только, Коллингсвуд запричитала, как выразилась бы Даффи, еще пуще. Откровенно говоря, она начала мне надоедать. – Заткнись! – велела я. – У тебя слюни текут. Любой человек, имеющий старшую сестру, скажет вам, что нет более быстрого способа прекратить рыдания представительницы женского пола неважного какого возраста, чем сказать ей про слюни. Так что я не удивилась, когда Коллингсвуд внезапно умолкла. – Что… что… это? – спросила она, как можно скорее отползая от накрытого простыней тела. – Птичка. Довольно большая. Наверное, аист. Или ибис. Допускаю, что это изрядное преувеличение. Даже для меня. Очевидно, что у закопченного черепа нет длинного кривого клюва. Но у мумифицированных птиц, которых я видела в Музее естественной истории, его тоже не было. Их клювы приматывались к груди из соображений аккуратности и стремления облегчить работу их давно почивших бальзамировщиков. – Как аист мог попасть в дымоход? – Такое все время случается, – ответила я. – Во время родов. Об этом просто не пишут, потому что это так печально. Что-то вроде негласного газетного правила. У Коллингсвуд отвисла челюсть, но я так и не узнала, что она собиралась сказать, потому что в этот самый момент мисс Фолторн вернулась со стаканом вина и графином, в котором, видимо, был бренди. – Выпей, – велела она Коллингсвуд, и та удивительно послушно осушила стакан и отпила из графина. – Боюсь, она перебудила весь дом, – сказала мисс Фолторн, бросив взгляд сначала на часы, а потом на меня. – Ладно, это неважно. Все равно надо вызвать полицию. Не то чтобы… Раздался стук в дверь. – Кто там? – спросила мисс Фолторн. – Фицгиббон, мисс. Мисс Фолторн испуганной газелью подскочила к выключателю. – Мы не должны подавать плохой пример, – прошептала она. – Свет должен быть выключен. И мы снова погрузились во мрак. Но лишь на несколько секунд. Потом вспыхнула спичка и мисс Фолторн зажгла свечу. – Входите, – сказала она, и дверь открылась. Сначала я увидела только круглые стекла очков Фицгиббон, свободно парящие в воздухе. Она шагнула внутрь, потом застыла и внезапно оказалась в окружении бестелесных девичьих лиц, заглядывающих ей через плечо. Очень странно, но в этот миг я вспомнила знаменитую цитату из Святого Луки, описывающую рождение Христа. Кажется, она гласила следующее: «И вдруг рядом с ангелом предстало небесное воинство, восхвалявшее Бога: – Слава Богу в вышних небесах! Мир на земле людям, которых Он возлюбил!» (Хотя в Библии, по крайней мере, в версии короля Якова, по каким-то причинам, ведомым только переводчикам и самому королю, нет кавычек[6]). До сих пор перед моими глазами стоят бледные лики этих херувимов и серафимов, витающие в тенях позади застывшей Фицгиббон: учениц женской академии мисс Бодикот. Моих однокашниц. Так они впервые меня увидели, а я увидела их. – Ступайте прочь, девочки, – скомандовала мисс Фолторн, несколько раз хлопая в ладоши. И, словно послушные марионетки, которых сдернул со сцены злой кукольник, они исчезли. – Проводите Коллингсвуд в ее комнату и уложите в постель, – приказала мисс Фолторн Фицгиббон. – У нее шок. А у меня, по ее мнению, нет шока? Словно негнущийся робот, Фицгиббон подняла Коллингсвуд с пола вместе с одеялом и повела к выходу. – Молодец, Флавия, хорошая идея с простыней, – произнесла мисс Фолторн, когда они ушли, и пронзила меня взглядом поверх свечи. – Отличное начало для тебя. – И добавила: – Если не считать того, что ты впустила Коллингсвуд. Вы обе должны быть наказаны. Наверное, мне следовало сказать, что Коллингсвуд пришла непрошеным гостем и что, поскольку я спала, то вряд ли могла ей помешать. Не говоря уже о том, что я новенькая и мне еще не сказали об этом идиотском правиле. Но я придержала язык. Именно такие решения, к добру или не к добру, делают тебя тем, кто ты есть. Вместо слов я приподняла уголок простыни. – Нет! Не надо! Пожалуйста! – воскликнула мисс Фолторн, и я отпустила ткань. Что плохого в том, чтобы взглянуть на труп еще разик? В этот момент я понимала, что другого шанса не будет. Как правило, когда обнаруживаешь тело, ты получаешь роскошную возможность изучить его вблизи до того, как полиция вломится, словно коровы на пастбище. Но не всегда – и это явно один из таких случаев. Я увидела все, что хотела. Все улики уже у меня в голове. Правда, я подумала, что мисс Фолторн захочет узнать как можно больше о трупе, который до недавнего времени обитал в ее дымоходе.