Юра присел на корточки, поднес фонарик поближе к костям, будто бы это чем-то могло помочь. Свет, проходящий через холодную воду, дробился и вздрагивал. Юра осторожно потянул косточку на себя. И та осталась в его пальцах. Он стукнул костью по своему ботинку, грязь тут же налипла на белизну. Звук вышел не пластмассовый, тонкий и костяной звук. – Настоящие… – сказал Юра. И для Саши мир будто отключился. * * * Как же жарко! Кажется, будто раскаленные лучи прожигали Сашу насквозь. Она лежала на полотенце, густо присыпанном песком, и глубоко дышала ртом – словно уклейка, выброшенная на резиновое лодочное дно. По лицу текли капельки пота. У ивовых кустов кто-то жарил мясо. Пахло уксусом и румяной корочкой – Саше смерть как хотелось шашлыков, но папе завтра на работу, водочки ему выпить нельзя, а это значит, что и шашлыков всей семье тоже не видать. – Жарко-о, – заканючил младший брат. – Не ври, – мотнула головой мама. Она, почитывая любовный роман, лениво обмахивалась газетой с разгаданным кроссвордом. – Только что из воды вылез. Еще трясешься весь. – Я уже высох! – Хватит, – вмешался папа. Саша перевернулась на спину и открыла глаза. Мир рывком бросился к ней – от беспощадного света все вокруг будто выцвело, и Саша прищурилась, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Папа думал – его плечи окаменели, а обгорелое лицо нахмурилось. Мама намазала папины щеки воздушными сливками от загара, и Саше рассмеялась бы, если бы только не морщина между его кустистыми бровями – что-то не так. – Надо ехать, – сказал папа, отрываясь от телефона. – Достал названивать… – Давай еще хоть немного отдохнем, – попросила мама. Саша с братом замерли, прислушиваясь к разговору. – Один выходной, и тот псу под хвост. Вся эта красота: палящее солнце, река с серебристым отливом, аромат шашлыков – вот так возьмет и исчезнет, просто потому, что родителям надо ехать по делам?! – Собирайтесь, – папа не хотел тратить время на лишние разговоры. Он встал, тряхнул свое полотенце, и на Сашу полетели колючие песчинки. – Прости, солнышко. Я не специально. Он даже улыбнулся – но улыбнулся одними губами, глаза остались серьезными. Мама отложила томик в мягкой обложке в сторону: – Надолго? – На пару часов, думаю. – Успеем вернуться и еще поплавать? – Вряд ли. – Но мы-то можем остаться, – предложила Саша. – А я за ним присмотрю. Брат, закутанный в махровое полотенце, изо всех сил закивал головой. Он мелкий еще, лопоухий, с синюшными губами – плюхался на мелководье целый час, обещая вот-вот выйти, пока разъяренная мама не зашла в воду и не выволокла его за шкирку. Теперь брат дулся, с завистью поглядывая на барахтающихся мальчишек, и готовился распсиховаться, если папа все-таки прикажет им одеваться и дуть в машину. – Нет, – рубанула мама и глянула Саше в глаза. – Я все понимаю, но река, и одни… – Без купания, – Саша подняла ладони вверх. – Я знаю, что это опасно. Он в воду даже не зайдет, обещаю. – Но… – брат хотел сказать что-то, только Саша его опередила: – Заткнись, – прошипела едва слышно, округлила глаза. – Или вообще домой поедем. – Я не буду купаться! – тут же завопил брат. – Даже ноги мочить не буду! Ну пожалуйста… Пожалуйста! – Не думаю, что это… – мама засомневалась. А папа, пожав плечами, ответил: – А что? Сашка взрослая уже. Под твою ответственность только. Чтобы этот шкет на воду даже не смотрел, ясно? – Конечно! – кажется, брат готов был поклясться в чем угодно. – Я проверю, – предупредил отец. – И полотенца, и плавки… И вообще. Без компа останешься на месяц… На три! Понял меня? – Ладно, ладно! – брат вскочил, сияя, как перламутровая ракушка на солнце. – А в волейбол можно?! – Можно, – кивнула мама, покосившись на отца. – В волейбол можно. И замки из песка строить можно. Но чтобы в реку даже и не думал… – Понял, принял, зафиксировал! – отрапортовал брат и умчался играть в волейбол. Саша заулыбалась. – Только в тенек переползите, а то сгоришь, – попросила мама, натягивая юбку на высохший купальник. – И смотри за ним. Если слушаться не будет, то звони. Я ему такое устрою… – Под твою, Саш, ответственность, – напоследок напомнил папа. – Это серьезно. Мы тебе доверяем, но будь повнимательней. Это же не шутки, Сань… – Да поняла я, поняла. Буду следить. – Нет, ты дослушай, – отец, обычно добродушный и смешливый, сейчас оборвал ее взмахом руки. – Ты уже взрослая девочка. Я могу за вас двоих не переживать? – Конечно можешь. – Мы попытаемся побыстрее закончить все дела и вернуться к вечеру. Может, мама все-таки и успеет искупаться… – в папиной улыбке скользнуло что-то неразгаданное, неясно, но что Саша любила всей душой. – Мы всегда на связи. – Ладно. Перед отъездом мама подбежала к Сашиному брату и что-то долго втолковывала ему, а он улыбался во весь рот и поглядывал на пацанов, которые гоняли волейбольный мяч по песку, пиная его изо всех сил. Мама дергала брата за руку, хмурилась, лицо ее кривилось. Брат кивал, но не слушал. – Следи! – крикнула мама и, дождавшись Сашиного кивка, пошла к машине. Саша с облегчением прикрыла глаза. А потом все пошло прахом. Сначала мама винила себя. Потом переключилась на отца, и ненависть ее, подпитываемая болью, все росла и росла, словно оставленное без присмотра дрожжевое тесто. Папа молчал, застывал посреди комнаты и смотрел перед собой в пустоту, словно видел там что-то незримое. А однажды просто побросал вещи в чемодан и ушел, хлопнув дверью. Саша рыдала так, что думала, будто задохнется. Стучала в окно на кухне, пока он, хмурясь и подкуривая на стылом ветре, озирался по сторонам, не зная, куда идти. Он так и не вернулся. А мать его так и не простила. Это ведь он разрешил им остаться. Если бы они только не поехали в тот день на речку. Если бы решили не тратить выходной на заботы. Если бы заставили детей залезть в машину. Если бы… Если бы. Сашу никто не винил. Она сама еще ребенок, понятно, что сглупила, не уследила, поверила брату… Ей и слова не сказали плохого. Мать глядела порой черными глазами, кусала губы, только бы ничего не вырвалось из ее рта, но Саша видела, что она готова винить кого угодно: мир, реку, брата, Сашу или отца… Только бы не чувствовать тот груз вины, что может сломать даже самые крепкие кости. * * * Саша выдохнула, почувствовав, что ее легкие полны мутного ила, поднявшегося облаком с речного дна. Перед глазами все рябило и двоилось. Спокойно. Она стоит посреди очередного чертова тоннеля, она дышит. Она даже не упала. Воспоминание, прорвавшееся наружу, слишком реальное и слишком болезненное. Саша провела пальцами по руке – там песок и жирные сливки от загара, там… Нет. Там сломанная рука на перевязи, там грубый рукав чужой куртки. Егор положил ладонь Саше на плечо.