Саша, стоящая рядом с ними, жмурится. Ей вспоминается промозглый вечер, заиндевевшее окно и тяжелое пуховое одеяло. Оно немного прорвалось сбоку, нитки расходятся, и из дыры торчат слежавшиеся желтые пушинки с острыми краешками. Маленькая Саша, закутанная в одеяло, словно в кокон, часто-часто моргает, пытаясь не уснуть. Просто сказка очень интересная. Мама клюет носом, бормочет, водя пальцем по страницам, не догадываясь даже, как приключения гусенка и стрекозы остаются счастьем в маленькой Саше. У девочки мокрые после ванны волосы, кончик носа заледенел от прохлады, а торшер едва светит, и мама читает скорее по памяти, чем по бумаге. Саше хочется, чтобы это никогда не заканчивалось. Но мама вздрагивает, как наседка, заслышавшая писк, останавливается и… закрывает книжку. – Проснулся, – извиняется мама. Кто проснулся?.. – Саша! – Юра шепчет, но даже в этом шепоте слышно его раскатистое недовольство. Пятна с шеи ползут на подбородок, и Саше стыдно, что она замерла истуканом, зажмурив глаза, поддалась детским воспоминаниям. – Все, я тут… – Не спи! Быстро, быстро, пошли… И они снова идут. Идут медленно – Валюшка быстро перебирает ножками, но не поспевает за остальными, и Мила, с трудом выдыхая нагревшийся в груди воздух, еле ползет рядом с ней. Саша тоже не прочь немного передохнуть: она уже опоздала, они давно идут неизвестно куда и усталость все сильнее накапливается в мышцах, тянет к земле… Лампы мелькают над головой, мутные и запыленные. Юра прислушивается. Егор снова исчез позади, растворился, словно призрак, и если бы не его сухая ладонь, еще недавно лежавшая в ее руке, Саша подумала бы, что он никогда и не существовал. – Тихо, – останавливается Юра, и все замирают вместе с ним. Сколько это будет продолжаться?.. Саша опять злится. Воздух в тоннеле напоминает спокойную озерную воду, затянутую ряской. Даже шепот стих – или Саша просто к нему привыкла и больше не замечает. Мила присаживается рядом с Валюшкой, заботливо поправляет куртку, проверяет замки. Она едва успела одеть девочку этим утром, когда вокруг молочной пеленой висел дым, и теперь Валюшка напоминает беспризорника: на ней вещи с чужого плеча, великоватые и истрепанные, грязные… И лишь блестящие глаза все те же. Удивительно, как Валя до сих пор остается непоседливым и капризным ребенком, когда столь много опасностей и трудностей поджидают ее каждый день. – Что? – спрашивает Саша у Юры, устав бояться. Она устала ждать, за каким поворотом найдется кошмар. Устала вслушиваться, застонет ли неподалеку Костя, или это вновь всего лишь воспаленный бред. Устала, что выбраться из этих тоннелей невозможно. Может, выхода-то и нет?.. – Шаги, – шепчет Юра и снова прислушивается. – Костя? – спрашивает Мила, крепко держа Валю за длиннющий рукав. – Или Женя?.. – Не знаю, – он мотает головой. Глаза стекленеют. На миг Юра и на человека-то становится не похож: раздувающиеся ноздри, напряженный подбородок и пустота в глазах делают его незнакомым, чужим и немного… пугающим? Валя дергает Сашу за брюки, и та едва не вскрикивает от неожиданности. – Что такое?.. – даже присев, Саша все равно смотрит на Валюшку сверху вниз. Та мигом прижимается к ней, но молчит. – Ну, чего ты, все же хорошо… – Не уходи, – просит Валя, до судороги вцепившись пальцами в Сашу. – Не бросай меня… – С чего ты взяла, что тебя кто-то бросит? Валенька, мы будем рядом. И Мила, и Юра, и Егор… – Нет. Ты не бросай… – Почему именно я, а? Валь, скажи, пожалуйста. Валя молчит, прячет лицо в складках тяжелой Сашиной куртки. Девочка теплая, почти горячая, живая и крепкая, и Саше хочется самой нести ее на руках, на одной-единственной целой руке, только бы держать рядом, не отпуская… – Я буду с тобой, слышишь? И все для тебя сделаю, даже не думай об этом. Не бойся, Валенька… Саша зарывается носом в ее кудряшки и чувствует смутно знакомый запах. Он щекочет ноздри, дразнит, но не дается, насмешливый, а Саша вдыхает полной грудью, пытаясь понять. И понимает. Речная вода. Кто-то вытащил водоросли на горячий песок, и теперь те источают гниение. Жарится на углях мясо, замаринованное в уксусе и луковых кольцах. Мелкие барашки волн царапают берег. Шум и гам – в воде барахтается детвора, и так легко не уследить, не заметить… – Это Костя, – в конце концов решает Юра. – Идем, надо его найти. В груди у Саши будто пружина разжимается. Бродяги спешат следом за Юрой, а в правой Сашиной руке надежно лежит крошечная ладошка. Мила идет с другой стороны и тоже держит Валю за руку. Теперь они двигаются чуть быстрее, практически тащат девочку за собой, и та успокаивается и семенит, носками ботиночек зачерпывая воздух. Лицо у Милы сосредоточенное, но и в нем видна надежда: – Костю не оставим здесь, – едва слышно говорит она Саше. – Это благодаря ему я нашла бродяг. И Валю… – Да, будем искать до последнего, – эхом отзывается Саша. – Никого не бросим. Валюшка вскидывает глаза, и Саша едва не падает, споткнувшись на ровном месте. Глаза у девочки… Это глаза человека, знающего о большой беде. О большой боли, о смерти. Глаза прощающие, глаза милосердные. Таких глаз просто не может быть у маленького человечка. Но вот мигает лампа над головами, и в следующее мгновение Валюшка смотрит детскими глазенками и держится за Сашину взмокшую ладонь. Мила все говорит о чем-то, рассказывает, как они выживали вместе с Костей в первые ее месяцы здесь, в сырых подземельях, но Саша ее почти не слышит. В ушах поселяется гул, словно самолет взлетает – в этом самолете папа, собравший вещи для далекого северного города. – Ты из-за родителей, да? – чутко спрашивает Мила, и Саша закусывает губу: – Да. Прости. Из-за папы. Я бы не подумала, что, провалившись в люк, не смогу выбраться из обычной канализации. Бред какой-то. – Это только наверху кажется, что здесь все просто и понятно, – пожимает плечами Мила. – А на самом деле… Тут свой мир. Свои законы. Ты чужая здесь, поэтому так непросто, поэтому и не можем… – Ну, прямо удивила, – криво усмехается Саша, пока Юра идет впереди всех, заглядывает в каждый боковой тоннель. – Всегда у меня так. Через одно место. – Фиговое, наверно, чувство? – Что?.. – Я сказала, что ты наверняка не очень себя чувствуешь из-за этого. – Хм. – Что-то не так? – Да нет. Просто не привыкла обсуждать такие темы. Особенно… – С мамой? – Да. Особенно с мамой. Мила улыбается через силу, кивает своим мыслям. Только открывает рот, собираясь сказать еще что-то, как вклинивается Юра: – Дамы, давайте сначала найдем Костю, а потом будем чирикать о жизни, а?! – Молчим, молчим… – шепчет Мила. – Стойте! – вскидывается Саша, заметив движение в очередном тоннеле, что отходит по левую руку от них. Мила оборачивается. – Слышите? Там кто-то есть. – Никого… – медленно отвечает Мила, и видно, как ей не по себе. – Там никого нет, Саш… – Он не там, – качает головой Юра. – Надо идти дальше. – Нет! – Саше больше не хочется шагать за ними молчаливой тенью. Она только и делает, что барашком идет следом то за Егором, то за Юрой, то за Костей. Хватит с нее. – Я знаю, что я видела. Там кто-то был, мелькнул, как тень… – Химера? – спрашивает Юра, и Саше кажется, что в легких кончился воздух, что ей попросту нечем дышать, но она берет себя в руки и шепчет с напором: – Там. Кто-то. Был. Это может быть Костя. Или Женя. Мы должны… Егор взмахивает руками, указывает на Сашу, а потом, почти без остановки, поднимает большой палец. Он согласен, что надо проверить. Но Юра не сдается: – Мы туда не пойдем. Надо идти за Костей, я точно знаю, что… – Ну так и не ходите! Она устала спорить. Устала идти и бояться, что бродяги попросту забыли раненого Костю там, позади. И поэтому Саша, рванувшись, ныряет в глухо затянутый темнотою тоннель, почти что без надежды отыскать там кого-нибудь, но она же видела, точно видела… – Стой! – орет Юра во весь голос, но она не слушает.