Потому что, несмотря ни на что, так оно и есть. * * * Уходит фотограф, снимают и уносят оборудование, Фрэнки покидает квартиру такая счастливая, будто у нее выросли крылья и она улетает в офис, и я тоже собираюсь идти. Эвелин наверху, переодевается. – Грейс, – говорю я, заметив, что она собирает одноразовые чашки и бумажные тарелки на кухне. – Хочу воспользоваться моментом и попрощаться, потому что мы с Эвелин закончили. – Закончили? – удивляется Грейс. Я киваю. – Вчера поставили точку в истории. Сегодня провели фотосессию. Пора садиться за стол, – говорю я, хотя у меня нет ни малейшего представления о том, как подойти ко всему этому и каков, собственно, мой следующий шаг. – О… – Грейс пожимает плечами. – Должно быть, я что-то не так поняла. Думала, ты собираешься провести здесь с Эвелин весь мой отпуск. Но, честно говоря, ни на чем не могу сосредоточиться, думаю только о том, что у меня на руках два билета в Коста-Рику. – Замечательно. Когда улетаете? – Сегодня ночным рейсом. Эвелин дала их мне прошлым вечером. Для меня и моего мужа. Все расходы оплачены. Неделя. Мы остановимся недалеко от Монтеверде. Для меня все решила фраза «зиплайн в горном влажном лесу». – Ты это заслужила, – говорит Эвелин, появляясь на верхней площадке лестницы и спускаясь к нам. Она переоделась в джинсы и футболку, но сохранила прическу и макияж. Выглядит великолепно и в то же время безыскусно. Совместить такое может только Эвелин Хьюго. – Уверена, что я вам здесь не нужна? Я думала, Моник будет рядом и составит тебе компанию, – говорит Грейс. Эвелин качает головой. – Нет, поезжай. Ты так много сделала для меня в последнее время. Тебе нужно немного отдохнуть. Если что-то случится, я знаю, куда обратиться. – Я могу не… – Нет, не можешь, – обрывает ее Эвелин. – Ты должна знать, как высоко я ценю все, что ты для меня сделала. Так что позволь мне поблагодарить тебя таким вот образом. Грейс смущенно улыбается. – Хорошо, – говорит она. – Если ты настаиваешь. – Настаиваю. Так что отправляйся домой. Ты весь день здесь убиралась, и тебе наверняка еще нужно время, чтобы уложить чемоданы. Так что давай иди. Странно, но Грейс не сопротивляется. Просто говорит «спасибо» и собирает свои вещи. Все идет без сучка, без задоринки, пока Эвелин не останавливает ее на выходе и не обнимает. Грейс, кажется, слегка удивлена, хотя ей определенно приятно. – Ты ведь знаешь, что я не справилась бы без тебя в эти последние годы? – Эвелин отстраняется. Грейс краснеет. – Спасибо. – Повеселись в Коста-Рике. Оторвись по полной. Грейс выходит и закрывает за собой дверь, и только тогда я начинаю понимать, что происходит. Эвелин никогда не позволит тому, что сделало ее знаменитой, стать причиной ее смерти. Никому и ничему она не позволит властвовать над собой. Эвелин умрет, когда захочет. И она хочет умереть сейчас. – Эвелин, – говорю я. – Что вы… Я не могу заставить себя произнести или даже предположить это. Сама мысль об этом абсурдна. Эвелин Хьюго и самоубийство. Я представляю, что произношу это вслух, а потом наблюдаю, как Эвелин смеется надо мной, над моим богатым воображением и моей глупостью. Но я также представляю, что произношу это и слышу, как Эвелин отвечает простым и смиренным подтверждением. И я не уверена, что готова переварить любой из этих сценариев. – Да? – Эвелин смотрит на меня. Она не выглядит ни обеспокоенной, ни встревоженной. Она выглядит так же, как и в любой, самый обычный день. – Что? – Ничего. – Спасибо, что пришла сегодня. Знаю, ты сомневалась, сможешь ли, и я… Я просто рада, что ты смогла. Ненавижу Эвелин, но думаю, она мне очень нравится. Я предпочла бы не знать ее вовсе, но не могу не восхищаться ею. Что со всем этим делать? И что все это значит? Я поворачиваю ручку входной двери и выдавливаю несколько слов, составляющих суть того, что у меня на уме. – Пожалуйста, Эвелин, будьте осторожны. Она берет меня за руку, коротко сжимает и отпускает. – Ты тоже, Моник. У тебя впереди исключительное будущее. Ты выбьешь из этого мира все самое лучшее. Я действительно в это верю. Эвелин смотрит на меня, и на долю секунды выражение ее лица становится понятным. Оно мимолетно и едва уловимо. Но оно есть. И я знаю, что мои подозрения верны. Эвелин Хьюго прощается. 69 Спускаясь в туннель метро, проходя через турникеты, я все время думаю, не повернуть ли назад. Постучать в дверь? Позвонить на 911? Должна ли я остановить ее? Я могу прямо сейчас подняться по ступенькам метро. Могу вернуться к Эвелин и сказать: «Не делай этого». Я могу это сделать. Мне просто нужно решить, хочу ли я это сделать. Должна ли я это сделать. Правильно ли это. Она выбрала меня не только потому, что чувствовала себя обязанной мне. Она выбрала меня из-за моей заметки о праве на смерть. Она выбрала меня, потому что я продемонстрировала уникальное понимание потребности в достойной смерти. Она выбрала меня, потому что я вижу потребность в милосердии, даже когда то, что составляет милосердие, трудно проглотить. Она выбрала меня, потому что доверяет мне. Мой поезд с грохотом въезжает на станцию. Мне нужно войти в вагон и встретить маму в аэропорту. Двери открываются. Толпа людей выплескивается. Другая толпа втягивается внутрь. Подросток с рюкзаком толкает меня в сторону. Я не вхожу. Звонок. Двери закрываются. Станция пустеет. Я стою. Словно замороженная. Если думаешь, что кто-то собирается покончить с собой, разве ты не пытаешься его остановить? Разве ты не позвонишь в полицию? Разве не попытаешься сломать стены?