Поэтому я кричала в своем гостиничном номере. Я открыла окна и кричала. Я дала полную волю слезам. Будь я в лучшем расположении духа, я бы, возможно, удивилась тому, насколько хватким и агрессивным оказался Ник. В молодые годы я, возможно, оценила бы это иначе. Гарри наверняка сказал бы, что у Ника есть яйца. Многие способны извлечь пользу из ситуации, оказавшись в нужное время в нужном месте. Но Ник каким-то образом превратил в карьеру ситуацию с неподходящим местом в неподходящее время. С другой стороны, я, возможно, придаю этому моменту слишком большое значение в истории самого Ника. Он сменил имя, постригся и стал заниматься очень, очень важными делами. И что-то мне подсказывает, что даже если бы он никогда не столкнулся со мной, то достиг бы того же сам. Думаю, это не только удача. В дополнение к удаче нужно еще и быть сукиным сыном. Этому меня научил Гарри. «ТЕПЕРЬ ЭТО» 28 февраля 1989 УМЕР ПРОДЮСЕР ГАРРИ КЭМЕРОН Гарри Кэмерон, известный продюсер и бывший муж Эвелин Хьюго, умер от аневризмы в этот уик-энд в Лос-Анджелесе. Ему было 58 лет. Независимый продюсер, в прошлом один из хозяев «Сансет студиос» известен своим участием в создании нескольких величайших фильмов Голливуда, включая классику 50-х – «Быть с тобой» и «Маленькие женщины», а также самых нашумевших картин 60-70- и 80-х, в том числе фильма 1981 года «Все для нас». В последнее время он был занят выходящей в скором времени на экраны «Мудростью Терезы». Гарри Кэмерон отличался тонким вкусом и доброжелательными, но твердыми манерами. Голливуд скорбит по одному из своих любимцев и переживает тяжелую потерю. «Гарри был актерским продюсером, – сказал один из его коллег. – Если он брался за проект, вам тоже хотелось в нем участвовать». У Кэмерона осталась дочь-подросток от брака с Эвелин Хьюго – Коннор Кэмерон. «ТЕПЕРЬ ЭТО» 4 сентября 1989 ИСПОРЧЕННЫЙ РЕБЕНОК Дочку какой голливудской знаменитости поймали со спущенными – в буквальном смысле – штанами? Наследница актрисы, входившей в список A++, переживает нелегкие времена. И, похоже, вместо того чтобы сидеть тихо и не поднимать голову, она отрывается по полной. Говорят, 14-летняя оторва прогуливает занятия в престижной средней школе и зачастую проводит время в одном из модных нью-йоркских клубов, причем – увы и ах – редко бывает там трезвой. И речь идет не только об алкоголе. Что это за порошок у тебя под носом? Мать, очевидно, пыталась взять ситуацию под свой контроль, но, как говорится, дерьмо попало на вентилятор, когда девочку застукали с двумя одноклассниками… в постели! 57 Спустя полгода после смерти Гарри у меня остался только один вариант: увезти Коннор из города. Все остальное я уже перепробовала. Была внимательной и заботливой. Пыталась записать ее на терапию. Говорила с ней о ее отце. В отличие от всего остального мира, она знала, что он попал в автокатастрофу, и понимала, почему такого рода историю следовало уладить как можно более деликатно. Но я знала: это лишь усугубляет ее стресс. Я делала все, для того чтобы она открылась мне, но никак не могла подвести ее к тому, чтобы сделать лучший выбор. Четырнадцатилетняя девочка, она потеряла отца так же быстро и трагично, как я сама так много лет назад потеряла мать. Я должна была позаботиться о своем ребенке. Должна была что-то предпринять. Чутье подсказывало, что ее следует подальше увезти от людей, желавших продать ей наркотики и воспользоваться ее болью. Мне нужно было увезти ее куда-нибудь, где я могла бы присмотреть за ней, защитить ее, а она – залечить свои раны. Но при том образе жизни, который я организовала для нас, это было невозможно. – Алдис, – сказала Селия. Мы общались по телефону. Я не видела ее уже несколько месяцев, но созванивались мы едва ли не каждый вечер. Селия помогла мне устоять на ногах и двигаться дальше. Вечерами, уже лежа в постели и разговаривая с ней, я снова и снова возвращалась к страданиям дочери, а если и переключалась на что-то другое, то лишь на собственную боль. Боль эта уже начала стихать, и я вроде как увидела свет в конце туннеля, когда Селия вдруг предложила Алдис. – Где это? – спросила я. – На южном побережье Испании. Небольшой городок. Я уже переговорила с Робертом, и он позвонил своим друзьям в Малаге, до которой из Алдиса рукой подать. Он постарается разузнать, есть ли там какие-нибудь англоязычные школы. Вообще-то, это рыбацкий поселок. Не думаю, что кому-то будет до нас какое-то дело. – Тихое место? – спросила я. – Вроде бы. Коннор пришлось бы сильно постараться, чтобы найти приключение на свою голову. – Да, уж это у нее получается, – заметила я. – Но там с ней будешь ты. Да и мы с Робертом будем рядом. Мы позаботимся о том, чтобы у нее все было о’кей, чтобы ей было с кем поговорить, поддержим. Проследим, чтобы она обзавелась правильными друзьями. Я знала, что переезд в Испанию будет означать для меня потерю Луизы. Она и так уже перебралась с нами из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк и вряд ли согласилась бы снова менять привычный образ жизни, но я знала и то, что она заботилась о нашей семье на протяжении десятилетий и уже порядком устала. Мне почему-то казалось, что наш отъезд из Соединенных Штатов станет для нее удобным предлогом, чтобы изменить свою жизнь. Я вполне могла позаботиться о том, чтобы она ни в чем не нуждалась. И мне самой пришла пора более активно заняться домашним хозяйством: готовить обед, мыть туалет и в любое время суток быть рядом с дочерью. – Какие-нибудь твои фильмы популярны сейчас в Испании? – спросила я. – Из более-менее свежих – ничего, – ответила Селия. – А твои? – Только «Душа общества». – Так что – нет. – Ты действительно думаешь, что сможешь с этим справиться? – Нет, – ответила я даже до того, как узнала, что Селия имеет в виду. – А ты о чем? – О том, что в Испании тебя ждет весьма тусклая жизнь. Я рассмеялась. – О боже! Это единственное, к чему я точно готова. * * * Окончательно определившись с планами, узнав, в какую школу будет ходить Коннор, какие дома мы купим и как будем жить, я вошла в комнату дочери и села на ее кровать. Коннор – с зачесанными наверх волосами, в футболке с принтом «Дюран Дюран» и выцветших джинсах – все еще отбывала наказание за постельную шалость втроем и в отсутствие других вариантов слушала меня с кислым лицом. Я сказала ей, что ухожу из кино, что сниматься больше не буду и что мы переезжаем в Испанию. Я сказала, что нам всем будет гораздо лучше, если мы поживем в окружении хороших людей, вдали от славы и кинокамер. А потом, очень осторожно, очень мягко, я добавила, что люблю Селию. Сказала, что выйду замуж за Роберта и – кратко, но четко – объяснила зачем. Я говорила с ней не как с ребенком, а как со взрослой. И в конечном итоге выложила ей всю правду. Мою правду. Я не стала рассказывать ей о Гарри, о том, как долго я с Селией или еще о чем-то таком, чего ей знать не следовало. Все это могло подождать. Но то, что она заслуживала узнать и понять, я ей рассказала. Закончила я такими словами: – Я готова выслушать все, что тебе хотелось бы мне сказать, готова ответить на любой твой вопрос. Давай обсудим. Но она лишь пожала плечами. – Да мне все равно, мам, – сказала она, сидя на кровати спиной к стене. – Честное слово. Ты можешь любить кого тебе вздумается. И выходить замуж за кого угодно. Ты можешь перевезти меня в любое место на Земле и отправить в любую школу по твоему собственному выбору. Мне наплевать, понимаешь? Просто наплевать. Я хочу лишь одного: чтобы меня оставили в покое. Поэтому… просто выйди из комнаты. Пожалуйста. Выйди и делай потом, что захочешь, – мне все равно. Я посмотрела на нее, заглянула ей прямо в глаза – и ощутила боль от ее боли. Блондинка, с вытянутым лицом, она больше походила на меня, чем на Гарри. Вообще-то, сходство со мной, наверное, добавило бы ей привлекательности, но по справедливости ей следовало пойти в Гарри. – Хорошо, – сказала я. – Пока что оставлю тебя в покое. Я встала и вышла. Дала ей время побыть одной. Я упаковала вещи. Наняла грузчиков. Условилась обо всем с Селией и Робертом. За два дня до нашего отъезда из Нью-Йорка я вошла в спальню дочери и сказала: – В Алдисе ты будешь совершенно свободна в своих поступках. Сможешь сама выбрать себе комнату. Я позабочусь о том, чтобы ты смогла вернуться сюда и навестить кого-нибудь из своих друзей. Я сделаю все, что смогу, чтобы облегчить тебе жизнь. Но у меня есть два условия. – Какие? – спросила она. Голос ее звучал безучастно, но она все же смотрела на меня и говорила со мной. – Я хочу, чтобы по вечерам мы ужинали вместе. – Мам… – Я даю тебе полную свободу действий. Готова во всем тебе довериться. Но, повторяю, у меня есть два условия. Первое из них – совместный ужин по вечерам.