– Я его знаю, – презрительно ответил Акихиро. – Это великий сёгун. – Ха, знает он! Великий сёгун, безусловно, очень великий, но его подставили точно так же, как твоего отца, господина Ниоко. Сёгун был вынужден отдать такой приказ, потому что поверил вранью. Ну, этой… клевете. Твой враг – другой. – Кто? – Я же японским языком тебе говорю: завтра! Завтра всё узнаешь. – Японским языком ты говоришь очень плохо, – не удержался Акихиро. – А ты вообще не знаешь ни слова на моём языке, – парировала Ксюха. – В общем, так. Ночью делай что хочешь: спи, ешь, сочиняй хокку, выглядывай подышать свежим воздухом, но лучше не покидай своего уголка в подземелье, чтобы не утянуло на ту сторону. Там расставлены посты. Мы пойдём домой – и так весь день на тебя угробили. А утром, не очень рано, мы придём и скажем имя врага. – И я отправлюсь мстить. – Да. Если ты дурак. Но если ты действительно Ниоко-но Акихиро, сын умного Ниоко-но Тэкахиро, то ты отправишься в горы и там, в монастыре, затаишься и наберёшь воинов. Монастыри в ваше время иногда не слушались сёгуна, я ничего не путаю? Энрякýдзи, например. – Храм Энрякудзи за непослушание сжёг ещё óдо Набунáга, – поправил мальчик. – Более двухсот лет назад. – Да? Уже прошло столько времени? А кажется, только вчера было. Ну всё равно, найдёшь кого-нибудь. Монахи школы Сингóн точно не ладят с бакуфу. И ты отомстишь. Лучше одному врагу, а не всей Японии. Другие-то не виноваты. Мальчишка промолчал. «Наверняка сделает по-своему, – забеспокоилась Ксюха. – Может, и не стоило его спасать – взбаламутит всю страну, там другие недовольные присоединятся, начнётся война, будут гореть города, как в Эпоху воюющих провинций, в бою убьют Нобуо и Иоширо, вытопчут рисовые поля, начнётся голод – и всё из-за того, что две глупые девчонки пожалели невоспитанного наглого мальчишку. Сёгун не дурак – железно давит любые бунты, лишь бы в стране было тихо. Ну да, демократией тут не пахнет. Ладно, ничего не поделаешь. Не сдавать же его стражникам». – До завтра, – сказала она и потащила за собой Инну. – Всё это очень странно, – сказала Инна. – А может, он преступник? Я не всё поняла, когда Сумико рассказывала. – Нет, он попал в эту кашу вообще безвинно. А теперь обязан отомстить, потому что иначе его все будут презирать. Это как у нас: Максу перед географией Башмак дал в глаз, и если бы Макс смолчал, то его бы все считали ботаном и чмо. – А он ответил? – Он плохо дерётся, не умеет. Поэтому он учительским стулом со всего размаху врезал Башмаку в морду. Тот улетел в угол и размазался по стене широким мазком толстой кисти каллиграфа, как сказала бы Сумико. Она и вправду красиво говорит. – А из-за чего драка? – Да как всегда, глупости всякие. Из-за меня, – скромно сказала Ксюха. – Ты слушай дальше. Очень плохо, если за Акихиро пойдут воины князя, такие как Нобуо. Я беспокоюсь за Нобуо. И брат Сумико, Иоширо, тоже уже почти воин и тоже пойдёт. Как всё это грустно. – Может, мы зря вмешались? – робко спросила Инна. – Наверняка зря, – согласилась Ксюха. – А что нам было делать? Все на одного, тем более взрослые на ребёнка. Нельзя было не помочь, дело чести, хотя мы напрочь не самураи. Ладно, дома ничего не говори. – Понятное дело, – кивнула Инна. – Ух, ну и денёк был. А этот самурай такой… – Противный, – подсказала Ксюха. – Наглый. – Ну да… но я хотела сказать, довольно красивый, – неуверенно поправила Инна. – Глаза такие… – Да? – удивилась Ксюха. – Ну не знаю. Мне кажется, блондины симпатичнее. Но глаза у него есть, это точно. Вон как он на тебя пялился. Ты ему до ужаса понравилась. Тем более ты кицунэ-оборотень, в таких все влюбляются по традиции. – Знаешь, мне начинает очень нравиться Екатеринбург, – произнесла Инна. – И почему мама говорила, что он серый и скучный? Глава девятая Ночь с О-Цюру, или Принимаете ли вы кредитные карты? (уже практически вторник) Дома девочек встретила встревоженная бабушка: – О-Цюру опять ничего не ест! Такие симпатичные кусочки минтая, белые, пушистые… нет, не пушистые, но всё равно хорошие, сама бы съела, а она не ест. Её вырвало. И она лежит под креслом тихая и безучастная. – Что значит «опять не ест»? – удивилась Ксюха. – Когда мы виделись в последний раз, она уплетала всё, что не приколочено. Наверное, она объелась утром, её Инка обкормила. О-Цюру, ты где? – Мя, – жалобно мявкнули из-под кресла. – Видишь, всё в порядке, – Ксюха погладила тихую вялую кошку. – А вот не надо лопать, как экскаватор! – Никогда не слышала, что экскаваторы хорошо кушают, – отметила бабушка. – Впрочем, я с ними не общаюсь. – Ну что, Инна, как тебе понравилась наша Япония? – вышла из своей комнаты мама. – Мы дошли почти до домика Сумико, – похвасталась Ксюха. – Потом, конечно, пришлось вернуться. – Мне очень понравилось, – искренне сказала Инна. – Я ничего подобного никогда не переживала. Это была правда: за все свои тринадцать лет Инне ещё ни разу не приходилось спасать самураев и выступать в роли оборотня. – Завтра я могу сводить Инну в краеведческий музей, – предложила героическая мама. – У меня нет операции, и после 15:40 я свободна. – Нет, мамочка, завтра мы снова Японию посмотрим, – возразила Ксюха. – Мы ещё к ториям не ходили и сувениры не покупали. – Ну как хочешь, – обрадовалась мама. – Если передумаете – я на подхвате. Сакура-то не цветёт? Надо же, как неудачно. Неужели так и не зацветёт до Инниного отъезда? Сейчас бабуля вас накормит – и спать. Вы сегодня припозднились. Спать Инне не хотелось – на её внутренних часах было питерское время, на два часа меньше, чем в Екатеринбурге. Поэтому, когда после короткой болтовни Ксюха отключилась, Инна открыла в своём сотовом соответствующую программу и начала заучивать японские слова. Спать ей захотелось только после двух часов ночи. Но именно в это время О-Цюру полегчало, и кошка решила, что ночь слишком затянулась. – Мя-а-а-а, – негромко сказала она для пробы. Никто не ответил. О-Цюру обиделась: она вся такая больная, а на неё никто внимания не обращает, не гладит, не кормит и даже тапком не швыряет. О-Цюру очень любила эту игру: она орёт «Мя-а-ау!», а в неё кидают тапок. Бабушка, видимо, тоже любила эту игру, потому что её тапки утром валялись по всей квартире. О-Цюру всегда жалела, что у бабушки всего две ноги, а не четыре, – игра была бы в два раза интереснее. В конце концов, тапки можно было надеть и на руки, и тогда их было бы четыре. Но бабушка не догадалась, хотя О-Цюру намекала. Люди вообще не очень сообразительны. Но О-Цюру их всё равно любила и прощала их недостатки. – Мя-а-а-а! – погромче закричала она. – О-Цюру, замолчи! – послышался сонный мамин голос из-за двери. О-Цюру обрадовалась, что мама наконец начала с ней общаться, и повторила уже совсем громко и выразительно: – Мя-а-а-а-а-а! Из бабушкиной двери вылетел долгожданный тапок. О-Цюру возликовала, сделала три круга по коридору вокруг тапка, тяжело взобралась по книжному стеллажу до потолка, мявкнула ещё раз и спрыгнула. Бабах! Похоже на маленькое японское землетрясение. В животе что-то сдвинулось и заныло, но О-Цюру сделала вид, что это не её живот – пусть болит сколько хочет, она тут ни при чём. Инна тихо, чтобы не разбудить Ксюху, слезла с дивана и выглянула в коридор. Мама в ночной рубашке стояла в дверях своей комнаты и трагическим шёпотом говорила: – Кис-кис-кис! Иди сюда, О-Цюру, мерзкое животное, я тебя поглажу! – Ме-а-а, – отказалась О-Цюру. – Мне-е-е и так весело. Мямяв! Дайте рыбку. Мой животик почти не болит. Пока снова не заболел, надо успеть всё съесть! – Ой, Инночка, мы тебя разбудили, – огорчилась мама. – Бедная девочка, тебе не даёт спать это отвратительное животное. – Ничего, я ещё не спала, – сказала Инна. – О-Цюру, иди сюда, я тебя буду учить японскому языку. О-Цюру замерла – такое ей ещё не предлагали. – Например, кошка по-японски «нéкко», – сказала Инна. О-Цюру с интересом наклонила голову. – А как будет по-японски «противная вечно орущая кошка с гнусным голосом и дурными манерами»? – поинтересовалась мама. – Не знаю, это я ещё не дочитала, – растерялась Инна. – Если её попытаться поймать, то она спрячется под диван и будет орать там, – сказала мама. – Надо подманить. – О-Цюру, иди сюда, – позвала Инна. О-Цюру сделала шаг, остановилась вся в сомнениях и вылизалась. – Кýрэ дзи́тто кáдо дэ ха раэ́мас ка? – запинаясь, прочитала Инна по разговорнику в телефоне. – Принимаете ли вы кредитные карты?