– Будет странно, если я спрошу, как прошел ваш день? – Да, Карин, – в его глазах блеснуло веселье. – Это будет очень странно. – Тогда не стану спрашивать, – я отправила в рот первый кусочек, но даже вкуса не почувствовала. – Просто мне кажется, что раз уж мы ужинаем вместе, то должны что-то обсуждать. – Не должны. Но можем, если хочешь. – Погоду? – Да, я просто обожаю обсуждать погоду. Лучше уж тогда помолчать. – Вас, я гляжу, светскому общению с детства обучали! – Обучали там чему-то, но я не слишком склонен воспринимать информацию, если она мне неинтересна. Передай хлеб, Карин. И я это уловила – изменение общего настроения, когда оба расслабляются, незаметно для себя. Из моих движений пропала напряженная неловкость, а из его взгляда – тягучая сосредоточенность, как у хищника в засаде. Теперь он и улыбаться начал немного иначе. – Александр Дмитриевич, я правильно поняла, что невесты у вас нет и никогда не было? А родители наседают только на Лёху… в смысле, Алексея? – я не посчитала вопрос неуместным. Наоборот, поняла, что легкая болтовня будет восприниматься как само собой разумеющееся. – Да, примерно так. – Не расскажете почему? – Карин, – он тихо рассмеялся. – Не будь ты замужем, я бы решил, что ты просчитываешь варианты на будущее. – Ни в коем случае! – эмоционально заверила я. – Неужели вы всерьез считаете, что я из тех, кому достаток важнее остальных качеств? – Нет, я так не считаю, – он задумчиво пожал плечами. – У меня нет и не было невесты, потому что я подобного не хотел. Вообще не вижу смысла в браке, к примеру. – А, будет мешать развлекаться? – Будет, – он признал спокойно. – Но не только поэтому. И поскольку ты не моя мать, то могу тебе ответить на этот вопрос честно. – Сделайте уж одолжение! Он лишь мельком взглянул на меня, в глазах смех я разглядела, но Александр Дмитриевич сделал вид, что увлечен едой, а ответил после размышлений: – На самом деле это страх, фобия. Невозможно создать семью и притом делать вид, что никому ничего не должен. И в итоге любой счастливый брак приходит к полной упорядоченности: я делаю это, она реагирует так, она просит о том, я отвечаю это. Понимаешь? – Не совсем. Вы боитесь рутины? – Да. Но не просто рутины, а рутины в отношениях. Она неизбежна, если годами жить бок о бок друг с другом. Я хмыкнула, но кивнула. В принципе, в его словах есть резон. – То есть в любовь вы не верите? – Почему же? Очень даже верю. Сам могу влюбляться каждые два дня. – Вы понимаете, что я имею в виду другое! Не двухдневное «зависли», а настоящее чувство – пусть не всю жизнь, но хотя бы на долгие годы. – А-а… Вот тут не уверен. Возможно, такое и бывает. Не буду отрицать, хотя сам ни одного нормального примера не видел. Но ведь это и есть самое страшное – если существует настоящая любовь, да еще и на всю жизнь, то что может быть хуже, чем превратить ее в рутину? Это как найти чудо, съесть его, переварить и выпустить в унитаз. – Вы циник. – Знаю. И горжусь. – И большой любитель женщин. А этой всей философией только прикрываете бардак в личной жизни – мол, это не я такой, это я чудо в унитаз спускать не хочу. – Кстати, об этом. Карина, ты ревнивая? – он очень неожиданно сменил тему. – Э-э… – я растерялась. – Не знаю. На самом деле, у меня не было повода, чтобы это проверить. – Собственники обычно знают о своих наклонностях. – Ну, то, что вы не собственник, понятно. Вряд ли вы станете требовать от других того, чего не требуете от себя. – Какие занимательные выводы обо мне, но почему ты не отвечаешь на вопрос? Мы обсуждаем пока только ревность, а не график твоих месячных. – Потому что не пойму природу вашего интереса. – А просто любопытство не считается? Я переформулировала его высказывание: – Не будь я замужем, то решила бы, что вы просчитываете варианты на будущее. Неужели боитесь, что я когда-нибудь начну бегать за вами и устраивать сцены ревности? Его бровь приподнялась на миллиметр – ему нравится, что я отбиваюсь его же оружием. – Нет, такой жуткий вариант я не рассматривал, – его улыбка стала еще довольнее. – Просто пытаюсь тебя узнать. – Думаете, что для эксперимента важен цвет шерсти подопытного кролика? – Мне нравится, что ты сама себя называешь кроликом – кажется, роли распределились верно. Тогда об экспериментах. Склонность к собственничеству, она же ревность – это важнее цвета шерсти, Карин, – его взгляд снова стал внимательным. Ел бы он с таким удовольствием свой ужин, как меня глазами. – Такие механизмы психологической защиты не возникают на пустом месте. – О, ну тогда предлагаю провести чистый эксперимент, Александр Дмитриевич! Попробуйте для начала мне понравиться, затем начните изменять – вот и увидим, ревнива я или нет. Он рассмеялся, спрыгнул со своего стула и подошел к моему. Я развернулась к нему, но его руки медленно опустились на стойку – пока не интимная близость, но и ограничение маневренности. – Вы что делаете? – не сдержалась я. – Начинаю нравиться. – А вы точно понимаете, что искренняя симпатия к человеку и животное желание – разные вещи? – Понимаю, но мне пока достаточно последнего. – А как же эксперимент? – я словно до сих пор не теряла призрачной надежды продолжить пустой треп, но уже по черному взгляду понимала – он прямо сейчас перестраивается на другую игру. Босс протянул руку по стойке, пододвинул тарелку с пирожными, до которых мы не успели дойти. Указательным пальцем зачерпнул крем с одной. Я невольно поморщилась – мне ли не знать, что лакомство Тимура на вкус чудесно, зачем же так портить? Но замерла, когда палец оказался перед моим ртом, а лицо Александра Дмитриевича приблизилось, словно он хотел поцеловать. – Открой рот, – выдохнул тихо. Я лишь разомкнула губы, палец нырнул внутрь, но не отстранился, когда я невольно слизнула с него крем. Наоборот, он подался еще глубже, вынуждая меня посасывать. – Не закрывай глаза, смотри на меня. Не понимаю, что такого в подобной пошлости, но почему-то начинает возбуждать. Или меня возбуждало его дыхание совсем рядом с моей щекой. – Хорошая девочка… Карина, ты умеешь делать минет? Я вмиг застыла, а потом и повернула голову, выпуская палец изо рта. Это на такие желания подтолкнуло его мое действие? Я не то чтобы не умела, а вообще никогда не пробовала и не собиралась. Не осуждала женщин, которые подобным занимаются, даже мысли такой не возникало, но не понимала в таких ласках смысла – ну, разве что для мужчины. А женщина не получает ничего, но притом вынуждена преодолевать брезгливость. Вот только моего ответа он не дождался. Сдернул со стула и надавил на плечи. Удерживая меня одной рукой, быстро расстегнул ширинку, выпуская полувозбужденный член. Сам же ладонью прошелся вдоль, возбуждая себя сильнее. – Открой рот, – повторил, как недавно, но сдавленнее. Я же умоляюще посмотрела на него снизу вверх. – Карина, тебе противно? – его голос прозвучал неожиданно мягко. – Или ты просто пока не готова? – Скорее второе… – я попыталась ответить максимально честно. – Тогда открывай рот, – чуть резче произнес он и с силой надавил мне пальцами на скулы. Я впустила и тут же зажмурилась от двояких ощущений. Мне было больше неприятно, особенно ощущать языком наливающийся член и проступающую на головке смазку со странным привкусом. Александр Дмитриевич не дал мне времени на привыкание, а задвигался внутри, довольно резко подаваясь вперед. Ладонь его переместилась мне на горло, поглаживая сверху вниз и обратно, как если бы он хотел, чтобы я вытянулась вверх. – Расслабься, Карина. И открой глаза – смотри, что ты делаешь. Ничего страшного не происходит, ты просто сосешь мой член. О, последней фразой он вряд ли собирался меня именно успокоить. Напротив, добавил пошлости в ощущения. Он подался еще глубже, почти до горла. Не дал мне опомниться, сдал обратно, после чего короткие толчки стали ритмичными. Член во рту окаменел – само ощущение его растущего возбуждения вызывало томление внизу. Но этого томления было недостаточно, я просто отражала его удовольствие собственным, но не в полной мере. А еще не могла отвлечься от того, что он делает. Точнее, что делаю я. – Руки убери, – попросил тихо и повторил громче. – Руки, Карина! Я теперь осознала, что вцепилась в его бедра и непроизвольно пытаюсь контролировать его движения. Защищаюсь уже непонятно от чего. Переместила пальцы ниже, но с очередным толчком снова взметнула их вверх. Александр Дмитриевич замер, перестал двигаться, но мокрая головка так и осталась у меня во рту. – Облизывай, – приказал напряженно. – Глаза не закрывай. Сам резко выдернул ремень из штанов, быстро обернул мои запястья кожаной петлей и рванул вверх. Прижал кулак со свободным концом к стойке, оставив мои руки неудобно задранными. И сразу после этого вновь начал движения, теперь более плавные.