Судья Миллер не отрывал от меня взгляда, и я подавил нервный вздох, пытаясь сохранить крохи профессионализма. «Это жизнь. Порой она очень запутана». – Я дал обещание бабушке и дедушке своей дочери, которое не было подкреплено законом, – продолжил я. – Они согласились, зная, что у них не будет никакой правовой защиты, если я откажусь от нее. Но они доверились мне, потому что Дарлин показала им – и мне заодно, – что на самом деле означает второй шанс. Благодаря ей у моей дочери появились дедушка с бабушкой. Семья. Впервые за пятнадцать лет у меня есть семья. Я пытался совладать с эмоциями, охватившими меня от одной мысли, что Дарлин сделала для меня. Я зажмурился и сделал глубокий вдох. – И как федеральный прокурор, я буду действовать, соблюдая закон, но принимая во внимание индивидуальные случаи. Я хочу справедливости для жертв, несомненно, но передо мной будут доказательства, а не мои гнев и ярость из прошлого. У меня уже не осталось этих эмоций, и я благодарен за это одной потрясающей, сильной и смелой женщине. Моя карьера всегда будет направлена на то, чтобы она гордилась мной. Все остальное, в том числе и эта должность, будет на втором месте. Спасибо. Я рухнул на стул, чувствуя себя так, словно только что очистился от чего-то темного и черного, тяготившего мою душу. Подумал, чувствовала ли себя Дарлин так же, стоя перед группой и раскрывая свою душу, и волна гордости захлестнула меня. Не имело значения, что решит судья. Я мог вернуться домой к Дарлин и Оливии и быть тем мужчиной, которого они обе заслуживают, – с этой работой или без нее. В кабинете повисла тишина. Судья Миллер смотрел на меня так, как когда-то смотрел на меня отец, когда я приносил отличные оценки из школы или когда выбивал хоум-ран в малой лиге. До смерти мамы он был мне настоящим отцом, пока боль не завладела его жизнью. Роджер взглянул на меня, затем на выражение лица судьи Миллера. Улыбнувшись, он поднялся на ноги, поправил пиджак, забрал папку и протянул руку судье. – Ваша честь, это было большой честью для меня, – сказал он, а затем повернулся ко мне. – Поздравляю. Роджер вышел из кабинета и закрыл за собой дверь. Судья Миллер даже не окликнул его. * * * После я вернулся домой. Дарлин стояла у кухонной стойки, нервно перелистывая журнал. Заметив меня, она тут же замерла и принялась выискивать зацепки в выражении моего лица, которое я изо всех сил старался сохранить нейтральным. – Оливия спит, – тихо сказала она. – И как? – Ну… – Я почесал затылок, опустив взгляд. – Черт подери, Сойер Хаас, я люблю тебя, но прибью, если ты сейчас же мне все не расскажешь. Ты получил должность? Улыбка расплылась по моему лицу в тандеме с любовью к этой женщине, что поселилась в моем сердце. – Получил. Дарлин взвизгнула и закрыла рот руками. Она подбежала и обвила руками мою шею, и я оторвал ее от пола, крепко прижимая к себе. – Я все еще должен дождаться результатов экзамена. Но теперь, когда надо мной не нависает ужас предстоящего слушания об опеке, я почти уверен, что справился. – Я так горжусь тобой. – И она целовала меня снова и снова. – Но я ни капли не удивлена. Мой любимый юрист-моралист. – Скоро я буду Сойер-клерк. Она на мгновение притворилась, что задумалась. – Звучит иначе, но я приму это. – Принимай меня, – прошептал я, неся ее в спальню. – Снова, снова и снова… – Пока ребенок не проснется, – ответила она, нежно целуя меня. Я опустил ее на пол, держа ее руки в своих. – Всем хорошим в моей жизни я обязан тебе. Как мне отблагодарить тебя за это? Она улыбнулась, проводя пальцем по линии моей челюсти. – Никак. Просто люби меня, Сойер. Я молча кивнул и поцеловал ее. Конечно, это все, чего она хотела. Только любви. И когда я уложил ее на кровать, нежно и медленно прикасаясь к ней, поклялся всегда быть достойным ее, сейчас и навсегда. Эпилог. Дарлин Год спустя… – На скольких гостей требуется столик? – спросила хостес в ресторане «Нопа». Я взглянула на Сойера с Оливией на руках. – О, блин… шестнадцать? У нас есть бронь на имя Дарлин Монтгомери. Хостес улыбнулась и проверила свою книгу записи. – Сейчас все организуем. К прибытию гостей все будет готово, и мы разместим вас. – Возможно, они об этом пожалеют, – сообщила я Сойеру. – Мы займем весь аванзал. – Весьма вероятно, – рассеянно ответил он, поправляя Оливию на своих руках. В желтом платье с рюшами она больше напоминала сладкую булочку. Сойер, как всегда, выглядел потрясающе в темно-сером костюме и рубиновом галстуке. – Каждый раз, когда мы приходим сюда, наша компания становится все больше. – Я поправила свое черное платье. – В следующий раз им придется делать пристройку. Сойер улыбнулся, но ничего не ответил. Я ободряюще улыбнулась ему. – Эй, если ты нервничаешь перед встречей с моими родителями, то не стоит. Ты им понравишься. Все мои друзья полюбят тебя. – Мои глаза расширились, когда я заглянула ему за спину. – Кстати, о друзьях… Я тихонько взвизгнула, когда Бекетт открыл входную дверь перед Зельдой. – Боже, вы здесь! – Я обняла их обоих одновременно. – Вы пахнете Нью-Йорком. – Мочой и цементом? – с сарказмом спросила Зельда. – Как тысяча огней и теплый дождь. – И снова притянула ее к себе в объятия. – Я скучала по тебе. – Я тоже, Дар, – прошептала она. – Сильно. – С тебя десять баксов, – потребовал Бекетт, протягивая Зельде руку, которую она тут же оттолкнула. – Я поставил десять баксов на то, что она разревется в течение первых пяти минут, – поведал он Сойеру и протянул руку. – Я Бекетт, а это моя эмоциональная невеста Зельда. – О, заткнись, – сказала она, и я заметила что-то теплое и сокровенное, промелькнувшее между ними. – Рад познакомиться с вами, – ответил Сойер. – Дарлин много о вас рассказывала. Зельда не сводила с Сойера своих зеленых глаз, и я с уверенностью могла сказать, что набросок, который она сделала в своем воображении, не совпадал с реальностью. – Привет, Сойер. – Она пожала ему руку. – Приятно познакомиться. Она повернула ко мне голову, прикрываясь завесой темных волос, и одними губами произнесла: «Ты шутишь?». Я прошептала в ответ: «Знаю». Они обратили свое внимание на Оливию, которая тут же потянулась к волосам Зельды. – Нервничаешь из-за выступления? – поинтересовалась Зельда, осторожно разжимая маленький кулачок Оливии. – «Чикаго»… Дар, это невероятно. Я так рада за тебя. – Спасибо, да, сперва я сильно нервничала, но, когда втянулась в постановку, стало проще. Театр «Орфей» в Сан-Франциско в течение шести недель ставил «Чикаго». Я прослушивалась на роль одной заключенной из «Веселых убийц», которая застрелила своего мужа за то, что тот не переставал лопать жвачку. Это была роль моей мечты, хотя я была счастлива любой роли в такой большой и тщательно продуманной постановке. Но я получила роль и провела шесть пробных выступлений, чтобы войти в ритм, и вот теперь мои родители и друзья прилетели из Нью-Йорка, чтобы увидеть воскресное шоу. Гости прибывали попарно. Генриетта и Джексон, Елена и ее муж, Элис и Джеральд, моя сестра Карла и ее муж, папа и мама. Когда появилась моя семья, меня охватила нервная дрожь, более мощная, чем та, которую я испытывала в ночь перед премьерой. – Дарлин, боже, девочка! Ты выглядишь на миллион баксов. – Моя сестра кинулась в мои объятия, и запах дорогого парфюма и лака для волос окутал меня. – Посмотри на себя, ты справилась. А ты, должно быть, Сойер, – и посмотрела на меня. – Вау, Дар. Просто вау. А это прелестное создание, должно быть, Оливия. Карла представила своего мужа, Стэна, после чего ко мне подошли родители и обняли меня.