– Правда? А то я начала чувствовать себя злой ведьмой из сказки. За обликом элегантной, ухоженной внешности я заметила боль. Она до сих пор оплакивала потерю своего ребенка. – Мне очень жаль Молли, – сказала я. От звука имени она расплакалась. Имя ребенка, которое она произносила миллионы раз в своей жизни, теперь покоилось в ее душе. И вызвало воспоминания, известные ей одной. – Что мы делали не так? – прошептала она скорее себе, чем мне. – Мы давали ей все. Лучшая школа, возможности, и мы любили ее. Господи, как мы любили ее. Вдруг я вспомнила Макса, облокотившегося на белый столб со скрещенными руками и улыбающегося мне, и сделала вдох. – Когда мне было шестнадцать, я подала заявление на получение стипендии в академию танцев в Нью-Йорке. Родители не были согласны с моим выбором на все сто процентов, но стипендия имела для них значение. Они гордились мной по-своему. Учителя и друзья были уверены, что я ее получу. Но я была в ужасе. Я чувствовала, что была близка к тому, чтобы добиться желаемого. Я потеребила дырку на рукаве свитера. – В ночь перед прослушиванием я пошла на вечеринку. Какой-то парень предложил испытать кайф, и я согласилась, зная, что это не позволит мне уснуть всю ночь и выбьет из колеи на прослушивании утром. Я приняла таблетку, потому что эйфория была прямо здесь и сейчас, и ничего не нужно было делать. Просто принять таблетку. Страх тут же ушел. Я перестала беспокоиться… обо всем. Желание кем-то быть, что-то делать, танцевать… я заменила наркотиком. Конечно, я завалила прослушивание, и, как только меня отпустило, боль от неудачи нахлынула с двойной силой. Поэтому я сделала единственное, что смогла придумать, чтобы заглушить боль. – Я пожала плечами. – Приняла еще. Я подняла голову и заметила, что Элис смотрит на меня глазами матери, наполненными тревогой и беспокойством, и мне захотелось, чтобы у нее была возможность так же поговорить с собственной дочерью. – Я не могу говорить за Молли, но, возможно, она тоже за чем-то гналась. Что никак не могла поймать, и просто заполняла эту пустоту тем, чем могла. – Мы могли дать ей больше, – сказала она. – Мы должны были стараться лучше, чтобы разыскать ее. – Зависимые, порой, не хотят, чтобы их находили, – ответила я. – Это и без того ужасно. Элис взглянула на меня и вытерла слезы. – Дарлин, я бы хотела обнять тебя прямо сейчас. Можно? Внезапное тепло разлилось в каждой частичке меня. И я кивнула, прошептав: – Да, конечно. Она заключила меня в теплые объятия, окружая облаком дорогого парфюма, и я крепко обняла ее в ответ. Мы долго стояли и обнимались, затем она отстранилась, застенчиво улыбнувшись. – Ну, я вдруг очень проголодалась. Может, поужинаем? Я усмехнулась. – Как насчет запеканки с тунцом? Глава 27. Сойер Я напечатал последнее предложение во втором из двух тестов. Мне было поручено изучить, проанализировать и обосновать решение по делу, как если бы я являлся практикующим адвокатом. Ранее в этот же день я написал три эссе, в каждом из которых требовалось продемонстрировать знание закона и привести примеры из судебной практики. За день до этого я написал еще три. В понедельник в течение шести часов я отвечал на двести вопросов общего экзамена по адвокатуре. Мой мозг был поджарен, но я закончил. Я перечитал окончательный вариант, мои глаза горели от напряжения. Я внес несколько изменений, а затем дрожащим пальцем нажал кнопку «Сохранить». «Готово. Назад дороги нет». На специализированном компьютере для тестирований загорелась красная лампочка. В другой комнате компьютер инспектора-испытателя засветился таким же цветом, и через несколько мгновений к моему месту подошел парень. – Закончили? – Это самое подходящее слово, – ответил я. – Да, кажется, все готово. – Он в последний раз все осмотрел на предмет шпаргалок, особенно цифровых, но все мои вещи были заперты в другой комнате в шкафчике, включая мой сотовый, бумажник и даже часы. Я вышел из испытательного центра в Сакраменто-Хилтон и прошел через вестибюль. Другие потенциальные адвокаты собрались около бара, чтобы выпить в три часа дня. Их громкий смех раздавался по всему помещению: долгие годы учебы и стресса позади, к лучшему или худшему. Пройдет только 33 % из нас. Остальным придется приложить еще больше усилий, чтобы вернуться сюда через год и попробовать снова. Или отказаться от этой затеи. Я молился богам, которые меня слушали, чтобы не оказаться одним из них. Я свернул у бара и направился к лифту. Привлекательная молодая женщина в черной юбке и белой блузке вошла вместе со мной в кабину. Ее светлые волосы были собраны в хвост, а аромат духов моментально заполнил маленькое помещение. – Экзамен на адвоката? – обратилась она ко мне. – Ага. – И у меня. Я смотрел перед собой, но ощущал, как ее взгляд буравил меня с ног до головы. Она придвинулась на дюйм ближе ко мне. – Почему акулы не едят адвокатов? – спросила она. Я улыбнулся. – Кажется, я уже слышал эту шутку. – Я уверена, что вы слышали их миллион. Ну так что? Почему акулы не едят адвокатов? – Профессиональная вежливость, – ответил я. Она засмеялась. – Верно. Ваша очередь. – Как спасти тонущего юриста? – Как? – Снимите ногу с его головы. Женщина снова рассмеялась, и лифт остановился на ее этаже. Она прижалась спиной к двери, чтобы не дать ей закрыться, открывая мне обзор на ее стройное тело и обтянутую шелком грудь. – Слушай, этот экзамен был чудовищный, – проговорила она и хихикнула. – Не хочешь выпить со мной? Отпраздновать. Пожалуй, я уже начала немного в баре, но ты можешь наверстать упущенное. Боже, вот оно: одна из моих старых фантазий еще с тех времен, когда я только решил стать адвокатом, воплотилась в жизнь. Прошлая версия меня, та, что устраивала вечеринки и никогда не ходила на свидания – только случайные интрижки, – приняла бы предложение этой женщины не задумываясь. Черт возьми, да я бы сам предложил ей это. А сейчас… Я улыбнулся. – Нет, спасибо. Я с… кое с кем. – Кое с кем? – переспросила женщина. – С девушкой? Я примерил это определение. «Дарлин – моя девушка». Не подходило. Одно провальное свидание и несколько поцелуев не делали ее моей девушкой. Мы даже не спали с ней, однако я чувствовал, что она была ближе любой женщины в мире, а глубина моих чувств к ней пугала. Но она не являлась моей девушкой. Это слово, с одной стороны, было слишком емким, но с другой – недостаточным. – Дарлин особенная, – сказал я. – О мой бог, ни слова больше, – воскликнула женщина. – Я надеялась, что увидела тебя первой, но то, как изменилось твое лицо от одного упоминания ее имени… – Она покачала головой с разочарованным вздохом. – Я опоздала. Она поправила сумочку на плече и позволила дверям закрыться, подарив мне на прощание понимающую ухмылку и взмах пальцами. Серебристая дверь закрылась, оставляя меня один на один с моим отражением. С размытым уставшим лицом и улыбкой, о которой я даже не подозревал. Я планировал вернуться домой на автобусе утром, если вдруг тест задержится, но стоило мне зайти в номер в отеле, и я сорвался. Уставший мозг взывал ко сну, а сердце требовало немедленного возвращения к Оливии и Дарлин на ближайшем автобусе. Я взял телефон и набрал Дарлин. – Привет, – тихо ответила она. – Сдал? – Да, сдал. – Я не звонил ни ей, ни Джексону, пока был в Сакраменто, стараясь не отвлекаться. Эти два слова показали мне, как я соскучился. – Как думаешь все прошло? – спросила она. – Я сделал все, что от меня зависело. – Я вздохнул и откинулся на подушки, и часть давления постепенно отступила. – Я сделал все возможное ради Оливии. И ради тебя. Ради нас. Независимо от того, что произойдет после слушания в пятницу.