* * * Елена дала мне запасной ключ от квартиры Сойера, и я решила подождать Элис там. Я разбросала кубики Оливии на полу на случай, если она захочет поиграть с ними. Двадцать минут спустя в дверь постучали, и я, припадая на одну ногу, пошла открывать. Оставив дверь приоткрытой, сразу же направилась к дивану в гостиной. Шаги, голоса и отчаянный крик Оливии остановили меня. Она первой толкнула дверь, и мое сердце разбилось при виде ее расстроенного выражения лица и испачканных слезами щек. – Папочка? – выкрикнула она, осматривая квартиру блестящими от слез голубыми глазками, пока не наткнулась на меня. – Дали-ин. Папочка? Где папочка? – О, милая, иди ко мне. Она поспешила ко мне, минуя кубики на полу, и я подхватила ее, крепко прижав к себе. Ее маленькое тело содрогалось от рыданий, и я убийственным взглядом окинула вошедших Эбботов. Но злость тут же испарилась, стоило увидеть их лица. Они оба выглядели измученными и взволнованными – пораженческие выражения самых лучших намерений, потерпевших крах. – Мы не знали, что еще делать, – сообщила Элис, и Джеральд обнял ее за плечи. – Она очень… проницательна для своего возраста, – сказал он. – Ни один из отвлекающих маневров, которые нам велела попробовать инспектор, не сработал. – Ей не нужно отвлекаться, – тихо сказала я. – Она просто хочет к папочке. Я прошла к рабочему столу Сойера и села на его стул с Оливией на руках. – Где папочка? – всхлипнула она. – Хочу к папочке. – Знаю. Он скоро будет дома, милая горошинка. Совсем скоро. Я погладила ее по спине, укачивая в своих руках как могла. Эбботы сидели за кухонным столом и смотрели на меня, словно на укротительницу тигров или волшебницу. Плач Оливии перешел в икающие всхлипывания, а затем она заснула. – Мне уложить ее в кроватку? – прошептала Элис, поднимаясь со стула. – Нет, хочу подержать ее на руках, – сказала я. – Не знаю, как долго это еще продлится. Джеральд и Элис застыли, выглядя одновременно огорченными и обиженными. И Элис вернулась на свое место. – Я хочу быть честной, – сказала я. – Понимаю, что вы стараетесь делать все правильно, но тем самым причиняете боль людям, которых я люблю. – Знаю, – устало согласилась Элис. – Мы плохие парни, не так ли? Но Молли… она была нашей единственной дочерью. И Оливия – наша единственная связь с ней. Она часть нашей семьи. – Она и семья Сойера тоже, – воспротивилась я. – Вы так в этом уверены? – спросил Джеральд. Я не ответила. В неловкой тишине продолжала укачивать Оливию в течение часа, пока мои руки, и так ломившие после массажа, не заныли. – У меня сейчас руки отвалятся, – пожаловалась я. – Пойду уложу ее. С трудом, но я встала со стула и отнесла Оливию в ее комнату. Уложила ее, и она захныкала и зашевелилась во сне, будто вот-вот собиралась проснуться. Но через несколько мгновений ее дыхание выровнялось, а красные пятна на щеках почти исчезли. Я, прихрамывая, вернулась на кухню и села за стол к Эбботам. Воздух между нами был раскален до предела, и я, обычно выкрикивающая первые пришедшие в голову слова, теперь старалась подбирать их тщательно, чтобы не навредить Сойеру. Помочь Сойеру, если смогу. «Не облажайся, не облажайся, не облажайся…» – Как ты повредила ногу? – поинтересовалась Элис. – Не в погоне за очередным кайфом, – выдала я и поморщилась. «Хорошее начало, Дар. Это точно сработает». Джеральд вздрогнул. – Наш адвокат посоветовал нам выяснить, кто живет в одном доме с нашей единственной внучкой. – Вы должны понять, – вмешалась Элис. – Мы не видели дочь два года. Звонки и сообщения были нерегулярны, а затем и вовсе прекратились. Мы жили в страхе перед визитом полиции или телефонным звонком посреди ночи. – И вот мы получили звонок, – продолжил Джеральд. – Наша девочка погибла, но ее подруга рассказала, что у нее остался ребенок. Глаза Элис наполнились слезами. – Я никогда не была так напугана и… потеряна. Нашего единственного ребенка больше не было, а ее девочка – беспомощная маленькая малышка – в руках незнакомца. – Взяв себя в руки, она твердо посмотрела мне в глаза. – Нам пришлось действовать. Мы хотели найти и защитить ее. – Мы думали, что Сойер будет рад нас видеть, – сказал Джеральд. – Или, по крайней мере, окажется более дружелюбным, чтобы нам удалось познакомиться поближе. Чтобы работать вместе… и, может, мы смогли бы что-то построить. – Он решил, что вы пришли отнять у него все, – мягко проговорила я. – Разве не так? Элис сжала кулаки и нахмурилась. – Я ненавижу себя за это. Мы пытаемся сделать все правильно для Оливии, как и должны, и все же это кажется таким неправильным. Джеральд накрыл ее руки своими. – Мы были готовы позволить судье зачитать результаты теста на отцовство, – сказал он. – Фактически, мы были уверены в результатах еще до того, как Сойер заговорил. – Но Сойер начал говорить, – подхватила мысль мужа Элис с легкостью, присущей для двух людей, состоящих в браке не одно десятилетие. – Он заговорил, и у меня появилась надежда, что он позволит двум незнакомцам стать частью жизни Оливии. Но после слушания он снова охладел. Закрылся. – Он не охладел, – произнесла я. – Он ведет себя как засранец только потому, что боится, что вы заберете у него Оливию. Разве он не имеет полное право бояться этого? – Он ее отец? – осведомился Джеральд с прямотой, которая буквально твердила, что, чем бы ни занимался, он привык быть главным. – Да. – Я вздернула подбородок. – Да. Он ее отец. По всем пунктам, которые имеют значение. Они обменялись полными боли взглядами. – Я просто хотела бы узнать его поближе. Если бы у нас была уверенность в том, что он по-настоящему любящий и добрый отец, что Оливия чувствует себя любимой рядом с ним… – Она чувствует, – мягко подтвердила я. – Господи, вы даже себе не представляете. Я бы хотела, чтобы вы увидели их вместе, когда он думает, что никто не смотрит. Как он улыбается и заставляет ее смеяться, как готовит ей здоровую пищу и следит, чтобы она ела свой горошек, а сам тем временем питается одними полуфабрикатами. Потому что он так чертовски усердно старается, чтобы создать прекрасную жизнь для нее. Я смахнула слезу со щеки. – На слушании вы видели его настоящего, его истинную сущность. Но под колючей броней он полон любви, юмора, доброты и никогда и никому не позволит обидеть эту маленькую девочку. – Я прерывисто вздохнула. – Он хочет защитить ее, потому что знает, каково это – не иметь мамы. Джеральд выпрямился, а Элис прикрыла рот рукой. – Правда? – Как и вы, он получил страшное известие от патрульных. Пьяный водитель убил его мать, когда они с братом были совсем маленькими. Весь его мир рухнул. Его семья развалилась, и я уверена, что для Оливии он хочет большую семью. – Я внимательно посмотрела на них. – Он хочет, чтобы вы были в ее жизни, я клянусь. И не собирается вычеркивать вас, но… ему нужна полная опека. Они напряглись, и я позволила себе коснуться руки Элис. – Разве это не хорошо? Что он не хочет быть отцом на полставки? Но это не значит, что он планирует пройти через это в одиночку. – Кажется, Оливия очень вас любит, – сказала Элис. – Вы тоже будете частью ее жизни? – Мне бы очень этого хотелось, – ответила я. – Я тоже ее люблю. Могу представить, что вы думаете обо мне. То, что Голлуэй откопал на меня, – абсолютная правда. Я была арестована и отсидела в тюрьме. Но его расследование не отражает того, как упорно я работала над собой. Я чиста уже долгое время и ни за что не вернусь к той жизни. Не только ради дорогих мне людей, но и ради себя. Особенно ради себя. Эбботы хранили молчание, и мне казалось, что с помощью одного лишь взгляда они обменялись тысячей мыслей. – Этот диван раскладывается? – спросил Джеральд через мгновение, кивнув на диван. В моей груди расцвела надежда. – Есть только один способ выяснить. Диван действительно раскладывался, и Джеральд спустился к машине, чтобы съездить за вещами для Оливии и Элис и остаться здесь до среды. – Думаешь, Сойер не будет против? – поинтересовалась Элис. – Мы захватили его территорию… – Он не будет возражать, – ответила я. – Потому что Оливия дома. Элис посмотрела мне прямо в глаза. – Думаю, вы должны знать, что наше пребывание здесь не означает, что мы откажемся от нашего ходатайства. – Знаю, но я рада, что вы здесь. От удивления она широко раскрыла глаза и слегка улыбнулась.