От автобусной станции Макс повел меня к метро, где мы сели в трамвай – систему общественного транспорта Сан-Франциско – ведущему вглубь города. По сравнению с картой Нью-Йоркского метро красные, зеленые и желтые линии выглядели совсем просто. – Выглядит не так уж плохо. – Город всего семь на семь миль, – ответил Макс, держась за поручень, когда поезд с визгом понесся под землей к моей квартире в районе под названием Дюбус Траянгл. – Достаточно большой, чтобы казаться настоящим городом, но не настолько, чтобы в нем можно было заблудиться. – Это хорошо, я приехала сюда не для того, чтобы теряться. – Напротив, – сказал Макс. – Ты здесь, чтобы найти себя. – Какая мудрая мысль. Он пожал плечами. – Зато правдиво. Я слегка оттолкнула его локтем. – Консультация уже идет? – Двадцать четыре на семь. Я всегда буду рядом, когда бы тебе ни понадобилась помощь. Понимаю, как тяжело начинать все сначала. – Макс почесал подбородок. – Или просто продолжать жить, если честно. Я улыбнулась, почувствовав разливающееся в груди тепло. – А у тебя был спонсор на пути твоего выздоровления? Надеюсь, ты справился. Темные глаза Макса немного затуманились, а улыбка погасла. – И да, и нет. Поезд со скрипом остановился. Мы снова находились на поверхности земли, и день выдался великолепным. Мы покинули поезд, и Макс перебросил мою сумку через плечо, словно она не весила ни фунта, в то время как мой переполненный рюкзак, казалось, весил целую тысячу. – Надеюсь, тут недалеко, – сказала я. – Повтори адрес, пожалуйста. Я назвала адрес, и он повел меня на запад по Дюбус-стрит. – Хороший район. Ты нашла здесь квартиру? – Мой друг сказал, что это последний дом в викторианском стиле с регулируемой арендной платой во всем Сан-Франциско. – Твой друг прав, – ответил Макс. – В большинстве районов города фраза «регулируемая арендная плата» вызывает лишь приступ недоверчивого смеха. – Он усмехнулся. – А потом слез. – Тогда я не скажу тебе стоимость аренды. – Ну и слава богу. – Итак, когда не проводишь каждый божий час в роли моего спонсора, чем ты занимаешься? – спросила я. – Я фельдшер «Скорой помощи» в Калифорнийском университете. – Правда? Ты не шутил, когда говорил, что круглосуточно спасаешь жизни. Он небрежно пожал плечами, но его улыбка показала, насколько ему приятно слышать мои слова. – Что насчет тебя? Есть работа? – Вроде того, – ответила я. – Заканчиваю курсы массажа… – И?.. – отреагировал Макс на мое молчание. – Здесь должна быть вторая часть предложения. – Раньше я танцевала. В прошлой жизни, если ты понимаешь, о чем я. – Понимаю, – сказал Макс. – Старая жизнь, жизнь наркомана и новая. Жизненный цикл восстановления. И как? Танцы пережили этап наркотической зависимости, чтобы появиться в новой? – Посмотрим, – проговорила с небольшой улыбкой. – Очень надеюсь. Макс кивнул. – Порой это все, что тебе нужно. Мы шли вдоль ряда домов в викторианском стиле, каждый из которых пристроился к соседнему и был окрашен в свой цвет. Я взглянула на адрес, написанный на руке, затем на трехэтажный дом кремового оттенка, зажатый между бежевым зданием поменьше и домом из состаренного кирпича. – Вот этот, – указала я на кремовый дом. – Ты шутишь? – Макс уставился на дом. – Ты собираешься жить здесь? Одна? – В студии на третьем этаже, – ответила я, поправляя свой рюкзак. – Тут миленько, правда? – Миленько? – изумился Макс. – Это дом с регулируемой платой? – Опять эта фраза. Будешь смеяться или плакать? – Плакать, – процедил он сквозь зубы. – Перед тобой единорог, поедающий четырехлистный клевер и какающий радужными какашками в форме беспроигрышных лотерейных билетов. Я рассмеялась. – Ну, это всего на полгода, а потом мне придется вернуть его и найти новое место. – Отстой, – посочувствовал Макс. – После этого подобия Шангри-Ла ты будешь потрясена тем, как плебеи вроде нас добиваются успеха в Сан-Франциско. – Ничего сложного. Я просто перееду к тебе. Он засмеялся. – Возможно. Но я могу переехать через несколько месяцев. Или раньше. Меня аж перекосило от его слов. – Что? Не-е-ет! Не говори так. Ты мне слишком уж сильно нравишься. – Это не точно, но, вероятно, меня переведут на другую работу в Сиэтле. – Макс улыбнулся с теплотой в глазах. – Ты мне тоже понравилась. Не думаю, что когда-либо заводил друзей быстрее. – Не люблю тратить время впустую, – я широко улыбнулась. – Хочешь зайти и посмотреть на единорогов? – Чтобы завидовать еще больше? Как-нибудь в другой раз. Хотя… – Макс достал телефон из заднего кармана джинсов и проверил время. – Черт, мне надо бежать. Смена начинается через двадцать минут. Но я помогу тебе занести вещи. – Нет, сама справлюсь. – Я сняла сумку с его плеча и поставила ее на тротуар. – Уверена? – Дружище, я же несу свой вес. – Ну ладно. – Макс протянул мне руку. – Рад познакомиться, Дарлин. Усмехнувшись протянутой руке, я накинулась на него с объятиями. Его руки обвились вокруг меня, и я ощутила, как широкая грудь затряслась от смеха. – М-м-м, пахнешь автобусом. – Парфюм «Грейхаунд». Он отстранился с улыбкой на губах. – Увидимся в пятницу вечером. Улица Бьюкенен, комната четырнадцать. Ровно в девять часов. – В пятницу вечером? – Я прикусила губу. – Разочарована? – спросил Макс, выставив руку вперед, и попятился спиной в сторону остановки. – Поплачь об этом в своем пентхаусе с регулируемой арендной платой. Я рассмеялась, с ворчанием закинула армейскую сумку на плечо и пошла к дому. Он был действительно прекрасен и в идеальном состоянии. Повернув ключ в замке, я шагнула в крошечный холл. Я не являлась архитектором, но с уверенностью могла сказать, что этот дом когда-то был самым настоящим домом, а теперь поделен на небольшие квартиры. Заглянув за стену, которую не поставил бы ни один здравомыслящий домовладелец даже в подъезде, я увидела крошечную прачечную с одной стиральной машинкой и сушилкой. На другой стороне коридора находилась дверь с цифрой один. Ее порог украшали комнатное растение в горшке и яркий приветственный коврик. За ней слабо слышалась испанская музыка и детский смех. Я втащила свою огромную сумку по лестничному пролету на неудобную площадку: тоже новая конструкция, отделяющая второй этаж. Дверь на этаже значилась под вторым номером и не имела ни приветственного коврика, ни растений, ни какого-либо декора. И никаких звуков по ту сторону.