– Так ты готова сделать это? – спросил Бекетт с легкой усмешкой. Зельда толкнула его. – Умник. Мой взгляд скользнул по ним с нежностью и… завистью. Зельда и Бекетт получили свое «долго-и-счастливо» и жили, публикуя комиксы и безумно любя друг друга. Зависть ужалила меня из-за того, что есть у них: любовь, которая казалась невозможной для человека с моей историей. Но я покидала город не для того, чтобы кого-то найти, а чтобы оставить кого-то в прошлом. Прежнюю себя. Расставаться с Зельдой и Бекеттом немного страшно, но поскольку они были моими лучшими друзьями, я знала, что они не исчезнут из моей жизни после отъезда из Нью-Йорка. – Святые угодники. Я уезжаю из Нью-Йорка. – Ну да, – подтвердила Зельда. – Ты не просто оставляешь город, ты собираешься проехать через всю страну. Она поджала губы и пристально посмотрела на меня своими огромными зелеными глазами. – Повтори, пожалуйста, что такого есть в Сан-Франциско, чего нет в Бруклине? «Шанс начать все заново, где никто не знает, что я бывшая наркоманка». – Работа, спонсор из общества анонимных наркоманов и шестимесячная субаренда, – ответила я, заставив себя улыбнуться. – Не переживай. Если новый город пережует меня и выплюнет, то к Рождеству я вернусь в Нью-Йорк. – У тебя все получится, – сказал Бекетт, заключая меня в объятья. Я прижалась к нему в ответ. – Спасибо. – Звони, если что-нибудь понадобится. В любое время. Я спрятала свою грустную улыбку в его куртке. Меня нельзя назвать человеком, которому звонят в трудную минуту. Я звонила, но никогда не была той, кто получает эти звонки. «Но я могу все изменить». Подошла очередь объятий Зельды, и я почувствовала исходящий от нее запах корицы и чернил. – Люблю тебя, Дар. – Люблю тебя, Зел. И тебя тоже, Бек. – Будь осторожна, – сказал Бекетт. Дождь усилился, и парень накрыл девушку своей курткой. – Убирайтесь отсюда, пока я не разрыдалась, – воскликнула я, прогоняя их. Пара двинулась прочь, и, когда они скрылись из виду, я шагнула под дождь, подставив лицо под капли. Ничто в мире не могло сравниться с нью-йоркским дождем. Я позволила ему окропить себя в последний раз, прежде чем сесть в автобус, надеясь выйти в Сан-Франциско чистой и обновленной. * * * Оказалось, что в трехдневной поездке на автобусе нет ничего обновляющего. Через три тысячи миль – большая часть которых была проведена с маленькой старушкой по соседству, похрапывающей на моем плече – я сошла с автобуса «Грейхаунд»[3] в ослепляющие солнечные лучи раннего утра Сан-Франциско. Город оказался более золотистым и сверкающим, нежели туманный Нью-Йорк, и я потянулась, приветствуя его. Позволила ему проникнуть в меня, представляя, как золотой луч света наполняет меня силой духа и воли, помогая стать лучшей версией себя. Я, конечно, не превратилась волшебным образом в одного из супергероев комиксов Зельды, но все равно было приятно. Когда носильщик освободил багажный отсек автобуса, я нашла свою огромную зеленую сумку и перебросила через плечо, присоединив ее к весу фиолетового рюкзака на спине. Затем вышла к центру вокзала, чтобы найти карту общественного транспорта, которая указала бы мне путь в мой новый район. Взгляд остановился на молодом парне, прислонившемся к фонарному столбу и сканирующем толпу. Он выглядел как типичный голливудский красавчик – актер, играющий кочегара в фильме пятидесятых, с густыми темно-каштановыми волосами и точеной челюстью. На нем была белая футболка, джинсы и черные ботинки. Единственное, чего ему не хватало, это сигареты, заправленной за ухо, и рубашки с закатанными рукавами. Он заметил меня и оттолкнулся плечом от столба. – Дарлин Монтгомери? Я замерла. – Да. Кто?.. Вы Макс Кауфман? – Это я, – ответил он, протягивая руку. – Не слишком ли вы молоды для спонсора? – задала вопрос, блуждая взглядом по его широкой мускулистой груди, красивому лицу и пронзительным карим глазам. «Он слишком горяч для спонсора. Господи, помилуй». – Сильные мира сего посчитали, что у меня достаточно опыта для помощи, – произнес Макс. – Я слишком рано встал на этот порочный путь. Я усмехнулась. – Продвинутый для своего возраста? Макс ухмыльнулся в ответ. – Первый среди малолетних преступников. Я рассмеялась, а затем вздохнула. – Ты очарователен. – Повтори. Я подбоченилась одной рукой, а другой пригрозила ему: – Предупреждаю сразу, я завязала с мужчинами на год. Так что, несмотря ни на что, между нами ничего не будет, ясно? Даже если я позвоню тебе ночью, рыдая от отчаянья, ты должен оставаться сильным. Понял? Макс скептически рассмеялся. – Ладно, здесь только доля шутки, – сказала я. – Не думаю, что ты хочешь прыгнуть со мной в постель, но я гарантирую, что у меня будет по крайней мере одна одинокая ночь, а ты до смешного красив. Опасное сочетание. Макс снова разразился смехом. – Я полностью принимаю твои условия. Твое целомудрие в безопасности, Дарлин, обещаю. Я гей. Я прищурилась. – Ага, охотно верю. – Слово скаута. – Окей. Неплохое начало, – ответила я. – Но это не значит, что я не попытаюсь позвонить тебе. Макс усмехнулся, покачав головой. – Думаю, я справлюсь. – Он протянул мне руку, за которую я сразу же ухватилась. – Давай познакомлю тебя со всем здесь. – Так ты мой официальный проводник по Сан-Франциско? – Любезно предоставленный обществом анонимных наркоманов и министерством юстиции. – Три собрания в неделю – это перебор, не находишь? Я чиста уже полтора года, – возмущенно пробурчала я в ответ. – Не мне решать, – сказал Макс, посмотрев на меня сверху вниз. – Ты же знаешь, что не можешь пропустить ни одного собрания? – И не собираюсь. Пусть у меня будет десяток одиноких ночей, но это не значит, что я вернусь к употреблению. Не вернусь. Никогда. Макс улыбнулся на мои слова. – Приятно слышать. – Знаю, знаю. Ты уже слышал подобное раньше. – Ага, но все мы с чего-то начинали. Мы вышли на залитую солнцем улицу Сан-Франциско, и я огляделась по сторонам, рассматривая свой новый город. Указатель на углу гласил: «Фолсом и Бил». Черные буквы на белом фоне, а не как в Нью-Йорке, где белый печатался на зеленом. – Что-то новенькое, – пробормотала я. – Что? – спросил Макс. – Ничего.