Эбботы заметно вздрогнули от этих слов. Судья Чен окинул меня внимательным взглядом. Вероятно, я не был похож на «любящего» отца в данный момент, но все равно я продолжал сохранять неподвижность, словно камень, боясь разбиться, если сдвинусь с места. – Есть еще одно дополнение, которое, по нашему мнению, может заинтересовать суд, – сказал Голлуэй. – Господи, что еще? – прошептал я Джексону, который лишь молча приказал мне замолчать. – Мистер Смит говорил, что его клиент обеспечил Оливии безопасный и адекватный уход, однако элементарное расследование показало, что Елена Мелендез, ее няня, не имеет лицензии на ведение детского сада. Она просто соседка, которая присматривает за Оливией по восемь часов в день, одновременно заботясь о своих двух маленьких детях. Джексон вскочил на ноги. – Я считаю, что состояние здоровья и счастье Оливии говорят сами за себя. Это не имеет отношения к делу, Ваша честь, и честно говоря, оскорбительно по отношению к миссис Мелендез, которая честно исполняет свои обязанности, и которой мистер Хаас платит за прекрасную заботу. – Я просто говорю об общей среде, в которой растет ребенок, – добавил Голлуэй. – Мистер Хаас полагается на нелицензированный уход за детьми от миссис Мелендез, а иногда от Дарлин Монтгомери, соседки сверху. Джексон поднял руку. – В чем целесообразность данного замечания? – Это важно, – произнес мистер Голлуэй. – Поскольку мисс Монтгомери была заключена в тюрьму по обвинению за хранение наркотиков три года назад. Она провела три месяца в тюрьме округа Нью-Йорк. Мне показалось, что воздух в зале заседания упал на двадцать градусов, и я весь похолодел. – Что он только что сказал? – вырвалось у меня. Слова сами собой вылетели из моего рта. Должно быть, я ослышался… – Это правда, мистер Хаас? – спросил судья. Джексон посмотрел на меня вопросительным взглядом. Я покачал головой. – Я не… я никогда не… «Дарлин. Тюрьма. Хранение наркотиков». Слова разрозненно крутились в моей голове, но я никак не мог собрать мысли воедино. – Это было три года назад, Ваша честь? – переспросил Джексон, не сводя с меня взгляда. В конце концов, он встал и повернулся к суду: – Разве мы наказываем людей всю оставшуюся жизнь за ошибки многолетней давности? Мистер Голлуэй безмятежно улыбнулся. – Мы хотели убедиться, что суд располагает всей информацией, прежде чем будет вынесено решение. В свете этих откровений мы считаем, что скорейшее решение этого вопроса в интересах ребенка. Судья Чен, поджав губы, посмотрел на меня. – Согласен. Слушание будет возобновлено в следующий четверг, чтобы зачитать результаты ДНК-теста и определить дальнейшую опеку над Оливией Эббот. Слушание откладывается. Элис и Джеральд победили, но они оба выглядели озабоченными, когда смотрели в мою сторону. Я в оцепенении уставился на них в ответ. Когда судья вышел из комнаты, Джексону пришлось поднимать меня на ноги. Я ослабил галстук, но чувство удушения не прошло. – Ты не знал о Дарлин? – поинтересовался Джексон. – Понятия не имел, – ответил я. – Она говорила, что хочет мне что-то рассказать. Я схватился за руку своего друга, когда понимание происходящего ударило меня в грудь, чуть не свалив с ног. – Господи, Джекс. Что теперь делать? Это конец, не так ли? – Не думай так, – попросил он, хотя его оптимистический настрой практически исчез. – Эбботы подготовились, я сам позволил им это, но все, что касается Елены и Дарлин – полная чушь. Они бросаются любыми фактами, авось что-то да подойдет. – Это не кажется чушью, – проговорил я. Честно говоря, я вообще ничего не чувствовал. Оцепенение. Как и в тот день, когда копы сообщили, что моя мама погибла. Я радовался, что ничего не чувствовал в данный момент, иначе эмоции раздавили бы меня. – Надо разобраться с тестом, – сказал Джексон, выходя из зала. – Но это еще не конец. У тебя есть права. Молли оставила ее с тобой, значит, хотела, чтобы ты был отцом Оливии. Мы что-нибудь придумаем. Докажем, как хорошо ты заботился об Оливии, приведем свидетелей… Джексон продолжал говорить, пока мы выходили наружу, в обволакивающую летнюю духоту. Яркое солнце затянуло дымкой, а над головой нависли плотные грозовые тучи, окрасившие небо в темно-серый. Весь мой мир рухнул и окрасился в серый, будто все краски исчезли и ничего больше не осталось. Глава 20. Дарлин – Дали-ин! – Оливия пинала ножкой поднос, стоявший перед ней. – Все, сладкий горошек? – Я вытерла ее рот от клубничного пюре, а затем легонько щелкнула по носу, от чего она звонко рассмеялась. – Хочешь вниз? – Вниз, – согласилась она. – Куики. – Святая дева Мария. Ты с ума сходишь по кубикам, да? Я убрала поднос и спустила Оливию на пол. Она тут же направилась своими детскими шажками к горе кубиков с цифрами и буквами по бокам и начала строить из них башни. Я наблюдала за ней некоторое время, пока улыбка не погасла, а сердце не кольнуло от боли. Что происходило на слушании? Уверена, что судья не забрал бы просто так ребенка от заботливого отца просто потому, что у бабушки с дедушкой были деньги. Должно же существовать какое-то правило или закон, защищающий Сойера. – Оно есть, и Джексон точно знает о нем, – прошептала я. Но беспокойство буквально текло по венам и никак не желало уходить. Я села на пол к Ливви, где мы немного поиграли в кубики, после чего я почитала ей сказку. Спустя некоторое время, когда малышка начала зевать и тереть глаза, я уложила ее спать в маленькой комнатке, оставив дверь приоткрытой. Дом наполнился тишиной. Ожиданием. Где-то вдалеке зловеще прогремел гром. Словно нечто ужасное надвигалось на горизонте. – Ох, прекрати. Это всего лишь погода. Я начала ходить по квартире, встряхивая и растирая руки, затекшие после вчерашней смены в спа. Я больше не могла позволять себе пропускать работу, несмотря на то, что была рада взять выходной, чтобы помочь Сойеру. Конечно, присматривать за Оливией не то же самое, что и быть с ним, но забота о ней заставляла меня чувствовать себя прекрасно. «Может, когда будет все сказано и сделано, мы втроем…» Я быстро затолкала мысль подальше. Судя по моему опыту, привыкнуть к чему-то и пытаться это удержать – самый верный способ потерять это. Я бродила по гостиной Сойера, рассматривая его дипломы и награды, рабочий стол, заваленный учебными материалами, над которыми он так усердно трудился. Я скучала по нему, хотя он еще никуда не ушел от меня. «А ты все еще должна рассказать ему…» – Мне следовало рассказать ему все с самого начала, – пробормотала я, перебирая в руках его ручку, которая лежала на стопке тетрадей. Но если бы я сказала ему, возможно, между нами ничего и не было бы. Ведь лучше синица в руках, чем журавль в небе? Я явственно видела, как Макс закатывает глаза на это. – Знаю-знаю, мне нужно работать над своей честностью и ответственностью. И тому подобное, – прошептала я самой себе. Плюхнувшись на диван, я достала телефон, чтобы сделать звонок, который откладывала вот уже несколько дней. Открыла список контактов и пролистала до буквы «Д». Дом. Сделав глубокий вдох, нажала «Вызов». Мама ответила на втором гудке: – Дом Монтгомери, Джина слушает. – Ох уж этот ее ярко выраженный королевский акцент «Джина-а слуша-ает». – Привет, мам, это я. – Привет, детка, что случилось? Все в порядке? Я вздрогнула от такого приветствия. – Все хорошо, на самом деле. Карла сказала тебе, что я получила место в танцевальной труппе? Я даже не рассчитывала, честно говоря, просто решила попробовать, и меня взяли. – Да, она не упоминала, но это же чудесно, милая. А как работа в спа? Все еще работаешь там? Тебе нужны деньги? – Что? Нет, у меня все хорошо. – Держишь носик чистым?