По счастью, скальный грунт скоро кончился, пошла более мягкая почва, глушившая стук лошадиных копыт. На этой почве следы всадника виднелись весьма отчетливо; он, как я и предполагал, ехал медленно; значит, мы скоро должны были его настигнуть. И точно! Еще прежде чем мы добрались до третьей боковой долины, нам встретился поворот, который из осторожности мы миновали не сразу, а немного выждали перед ним. Оказалось, что Уэллер был совсем недалеко перед нами. Это был он, и теперь не было никакого сомнения в том, что он направлялся на асиенду. Мой мимбренхо до сих пор молча следовал за мной; теперь он не мог больше сдержать свое юношеское нетерпение и спросил: — Почему мы следуем за этим бледнолицым? Могу я узнать это от Олд Шеттерхэнда? — Да. Я еду за ним, потому что он — посланник Большого Рта. — А к кому он направляется? — Предполагаю, что к Мелтону, нашему вчерашнему пленнику. Вероятно, встретятся они тайком и будут говорить о нападении на асиенду, которое я хочу предотвратить. При этом я хотел бы узнать, что же они конкретно замышляют. — Мой взрослый белый брат хочет их подслушать? — Это было бы замечательно. — Но мы же не знаем, где они будут говорить! — Я надеюсь отыскать это место. — Тогда мы должны все время не спускать с бледнолицего глаз. Но если он вдруг обернется, то может нас заметить. — Я пойду за ним только тогда, когда станет темно и он не сможет меня увидеть, а потом мы приедем раньше, обогнав его на повороте. — Тогда он может обнаружить наши следы. — Он примет их за следы пастухов с асиенды. Может быть, на наши следы он наткнется только в темноте и не заметит их. Мы знаем путь, которым он едет, потому что только вчера проехали по нему. Весьма вероятно, что он доедет только до озера, в которое впадает ручей. Если мы там его подождем, то наверняка можем встретить. И по времени все очень хорошо совпадет, потому что, пока мы доберемся до озера, как раз стемнеет. — А какой объезд мы сделаем? — Точно я еще не знаю, потому что местность мне незнакома. Мы свернем в третью боковую долину и увидим, куда она нас выведет. — Я хорошо запомнил, куда ведет эта долина, потому что ехал по ней со своим младшим братом и сестрой. Мы только потому отклонились с этой дороги, что надеялись купить на асиенде лошадей. — Ну, и куда же мы попадем, если поедем по этой боковой долине? — Мы выедем на большую равнину, где только время от времени встречаются невысокие холмики. — На открытую равнину? Значит, не будет препятствий для хорошей скачки? — Нет. Если ехать отсюда прямо, то мы попадем в лес, в котором растет Дуб жизни, где мы хотели встретиться с нашими воинами. Если же ехать к асиенде, то надо держаться правее; это я точно знаю; но каков этот путь, я не могу сказать, потому что не ездил по нему. — Это и не нужно, потому что того, что ты сообщил, вполне достаточно. Теперь я знаю, что мы доберемся до маленького озера в нужное время. Давай же поедем вперед! Во время этого короткого разговора Уэллер скрылся из глаз; значит, мы могли ехать дальше. И мы тронулись сначала медленно, чтобы опять не оказаться слишком близко от него; но потом, когда мы свернули в третью боковую долину, погнали лошадей во всю прыть; выбравшись на равнину, мы поскакали по ней галопом, давая, правда, лошадям короткий отдых и разрешая тогда им идти медленным шагом, но это случалось только тогда, когда мы поняли, что, продвигаясь все время в бешеном аллюре, мы приедем к озеру слишком рано; а нам не хотелось, чтобы нас кто-либо увидел там днем. И как раз в то время, когда солнце исчезало за западным горизонтом, мы увидели на востоке лес. — Пожалуй, это те деревья, которые стоят около ручья, — предположил мой мимбренхо. Я был того же мнения и направился, стало быть, к лесу. Когда мы добрались до него, уже стемнело. Мы спешились и дальше повели лошадей в поводу. Деревья стояли близко друг к другу; мы легко шли вперед, пока местность не стала понижаться и через непродолжительное время мы увидели слева от себя мерцание озера. Сюда должен был подъехать молодой Уэллер. Прежде всего надо было так спрятать наших лошадей, чтобы их нельзя было обнаружить, но где бы росла трава и была вода, необходимые нашим животным для утоления голода и жажды. Очень скоро мы подыскали такое место. Лошади остались под наблюдением мальчишки, который был мне совсем не нужен; ружья я тоже оставил ему, так как они бы могли только помешать мне. Я приказал мальчику, чтобы он никуда не уходил с этого места, а сам отправился на другой берег озера, по которому должен был проехать Уэллер. Лежа в траве, за одиноким кустом, я ожидал его прибытия, и оно, по моим расчетам, должно было произойти очень скоро. Место, где я лежал, как и то, где остался с лошадьми мой юный друг, оказалось весьма удачным, потому что ни его, ни меня не потревожили пастухи, охранявшие стада и табуны асьендеро. Кроме тихого шороха листвы, вокруг царила глубокая тишина, так что малейший звук ночного леса доносился до меня. Я ждал уже с полчаса, когда раздались легкие шаги человека, приближавшегося с левой стороны. Это было как раз то направление, откуда должен был подойти бывший стюард. Он шел по дорожке, петлявшей по берегу озера, и должен был миновать меня. Это не была проторенная дорога, это не была даже тропинка, какие встречаются в населенной местности, это был просто поросший травой берег озера. Пожалуй, днем здесь можно было видеть ходящих по ней людей, но ночью незаметная дорожка полностью сливалась для глаза с травой, покрывающей дно долины. Трава была такой мягкой, что только мое опытное ухо могло услышать шаги Уэллера издалека. Он продвигался пешком, а значит, должен был где-то в укромном месте оставить свою лошадь. Он двигался медленно, порой останавливался и прислушивался, словно кого-то очень опасался. Тем самым я получил возможность незаметно следовать за ним. Шел бы он побыстрее, я, пожалуй, скоро перестал бы слышать его шаги, а увидеть ничего было нельзя. Так вот так и крался я за ним, пригнувшись, останавливаясь, когда не слышал больше шагов, и продолжал движение, как только он возобновлял свой путь. Так мы оставили озеро за собой и оказались у впадавшего в него ручья. Шагах в пятидесяти от устья, прямо у воды стояла высокая ольха с широкой кроной, поблизости от которой не росли кусты. Середину этой открытой площадки закрывала своей тенью ольха. Я остановился у последнего куста, потому что перестал слышать шум шагов; видимо, стюард остался стоять под ольхой. Несколько секунд я напряженно вслушивался, но ничего не услышал; и тогда я предположил, что именно под этим деревом он должен встретиться с мормоном. Это мне меньше всего могло понравиться, потому что я не мог незаметно пересечь открытую поляну перед ольхой. Под деревьями и в кустарнике было темно, а здесь, хотя луна еще и не взошла, света хватало, и мои передвижения непременно бы заметили, тем более что на мне остался старый светлый костюм. Новый находился в тюке за седлом. Но именно это обстоятельство навело меня на мысль, как достичь цели. Берега ручья были довольно крутыми, а значит, я мог воспользоваться руслом, чтобы подобраться к ольхе. Если бы я облачился в новый, дорогой костюм, то, пожалуй, идея вымочить его насквозь вряд ли бы показалась мне привлекательной. Я опустошил свои карманы, снял пояс со всем, что на нем было навешано, спрятал эти вещи в кустах и вошел в воду. Вблизи устья ручей был глубок, вода была мне по грудь. Чтобы погрузиться до подбородка, мне пришлось немного присесть. К тому же берег возвышался над водой куда больше, чем на локоть; значит, меня могли заметить только те, кто будет специально наблюдать за поверхностью ручья. Я шел вперед, медленно, шаг за шагом, стараясь не плескаться. Чем дальше я продвигался, тем осторожнее становился, тем ниже приседал в воде. Время от времени я останавливался и прислушивался. И вот я услышал голоса. Два человека негромко беседовали между собой. Через какое-то время я добрался до дерева и мог теперь чувствовать себя в безопасности, потому что здесь, в тени, отбрасываемой кроной, меня вряд ли Кто сумел бы заметить. Я вытянул руки, ощупал край берега, крепко уперся в него и медленно подтянулся вверх, так что моя голова слегка приподнялась над краем берега. Я увидел, что двое людей сидят под деревом, совсем недалеко от меня. Ими оказались бывший стюард и его отец. Мелтона с ними не было. Я напряг слух и разобрал, как отец говорил сыну: — Асьендеро, конечно, не понравилось мое предложение. — Может быть, ты мало ему пообещал? — спросил сын. — Я не делал никаких предложений, потому что он сразу же сказал, что не намерен продавать свои владения. Но когда там окажутся индейцы, он заговорит по-другому. Даже если бы он захотел продать асиенду, моя цена оказалась бы настолько ничтожной, что ему просто нельзя было бы на нее согласиться. Не вижу оснований предлагать ему за поместье сейчас три четверти стоимости, если позже я получу весь хлам всего за четверть. — Ну, пожалуй, так дешево не выйдет! — Ты так думаешь? Асиенда находится в таком жалком состоянии, что необходимо вложить на ее обновление много денег, но их у владельца нет. Если он не захочет стать нищим, ему придется продать имение. — А если он получит кредит? — Я не думаю, что это у него получится. Ни одному мексиканскому финансисту не захочется сделать подобное вложение; к тому же у владельца нет спекулянтской жилки. Мы — совершенно другие люди. Рано или поздно мы должны будем уехать из Соединенных Штатов. Юта уже потеряна для нас, а наш прекрасный город у Соленого озера в недалеком будущем попадет в руки нечистых. Многоженство вдруг стало противоречить христианской морали и законам государства, жители которого считают себя «самыми нравственными». Но мы не откажемся от него, а значит, нам придется готовиться к исходу, не имеющему себе равных в истории. Чем окажется исход детей Израиля из Египта по сравнению с мощным народным потоком, который начнется, когда Святые Последнего Дня вместе со своими женами и детьми, вместе со всем своим скарбом покинут Штаты! Можно спросить, куда они пойдут? На север, в Канаду? Нет, потому что Канада принадлежит Англии, а набожные, но при этом грешные англичане также не переносят многоженства. На восток или на запад, то есть через океан? Тоже нет. Стало быть, на юг! Там лежит Мексика с обширными, только еще ждущими прихода новых хозяев просторами. В ее законах ничего нет о многоженстве; оно не запрещено, а значит, разрешено. Мексика, если она долгое время будет находиться в сильных руках, расширит свою территорию далеко на юг и превратится в великое государство, которому Соединенные Штаты уже не смогут диктовать свои условия. Вот где место для нас; здесь будут жить наши потомки, число которых сравнится с обилием песчинок в пустыне. Здесь нам предстоит со временем обосноваться, и для этого мы предпринимаем первые шаги, чтобы узнать, с какими условиями нам предстоит столкнуться. Нам нужна эта асиенда, потому что она является богатым поместьем и очень удобно расположена. Мы должны ее заполучить, а если владелец не хочет ее продавать, мы его заставим. Это лишь первый шаг, который мы делаем через границу; если он будет удачным, то скоро сюда прибудут другие братья, и их будет много. Это была прямо-таки лекция, вдохновенно прочитанная отцом своему сыну, целый доклад о планах и намерениях мормонов! Оба Уэллера хотели вынудить асьендеро продать имение. Каким способом? Кажется, с помощью индейцев. Что они решили предпринять конкретно? Судя по разъяснениям старшего Уэллера, индейцы должны разорить имение. Необходимо сделать асьендеро банкротом. Значит, речь идет, вероятнее всего, о нападении, которое приведет к полному уничтожению прекрасного имения. У меня не было времени развивать свои мысли дальше, потому что Уэллер продолжал: — Значит, начало сделано, а продолжение последует. План был так хорошо задуман и так прекрасно выполнялся, если бы не появился тут этот проклятый немец. Все, что можно было считать невероятным, этот человек в состоянии совершить, а тем самым разрушить все наши замыслы. Кто бы мог подумать, что это Олд Шеттер… — А это действительно Олд Шеттерхэнд? — прервал его сын. — Надо ведь сначала доказать это. Вполне возможно, что мы ошибаемся. — Ни о какой ошибке не может быть и речи. Доказательство он сам представил уже вчера. Подумай только, он дрался с Мелтоном! — Черт возьми! Как мог Мелтон допустить такое! Он же должен был отказаться от единоборства с немцем, даже если тот действительно оказался Олд Шеттерхэндом. Что толкнуло его на такую непростительную неосторожность? — Это не было неосторожностью. Я думаю, что на его месте я бы поступил точно так же. Немец его раскусил. Он придумал штуку с лошадью, чтобы попасть в Урес. Ты знаешь, что произошло потом. Он освободил троих мимбренхо, когда мы напали на них, и пристрелил при этом сына Большого Рта. Потом он поскакал к асиенде, желая предупредить владельца, и рассказал ему о нападении юма, а Мелтона назвал мошенником. — Да, это действительно могло провалить все наши планы. Дальше, дальше! — По счастью, асьендеро высмеял его. Ты знаешь, что когда Мелтон берется расположить к себе какого-нибудь человека, то успех обеспечен. А этот столь же добрый, как и глупый дон Тимотео Пручильо проникся к нему таким доверием, которого никому не в силах поколебать. Он просто-напросто предложил немцу покинуть асиенду. — И он это сделал? — Да. Он собирался уже уезжать, когда появился Мелтон. Тот удержал немца на короткое время, сам быстро прошел к асьендеро и узнал от того слово в слово все, что сказал немец. Надо было немедленно действовать. Парень должен был исчезнуть. Мелтон проводил его немного, потом простился с ним, а сам поспешил тайком вперед, чтобы спрятаться в кустах и пристрелить немца. Когда Мелтон добрался до облюбованного им местечка, Олд Шеттерхэнд был уже там! — Не может быть! — Да, там-то и произошла драка, в которой Мелтону вывихнули руки. Теперь он надолго остался не у дел. Не скоро он сможет взяться за оружие. — Вот это да! Просто не могу себе этого представить! А больше ничего с Мелтоном не случилось? — Ничего. Немец позволил ему смыться, но на прощанье предостерег. Он сказал, что хотя он и покинет эти края, но твердо намерен сюда вернуться. — А куда он поехал? — Конечно, к мимбренхо. Он хочет, чтобы они помогли ему против юма. — Черт бы его побрал! Если у него и в самом деле такой план и он приведет его в исполнение, то все наши прекрасные мечтания могут рухнуть. — Пока еще нет. Вот только должны ли мы ждать, пока он вернется? Он считает себя умнейшим среди людей, но сразу превратится в величайшего глупца, когда поймет, что мы намерены делать. Я бы на его месте прикончил Мелтона. У него на это были все основания. Ну а теперь Мелтон, правда, не сможет лично принять участие в борьбе, зато сломанные руки не помешают ему всем руководить. — О борьбе, пожалуй, говорить не стоит. Добропорядочным немцам, так основательно угодившим в нашу ловушку, просто не придет в голову защищаться, особенно когда они увидят, что за горло берут не их. А если те несколько пастухов, служащих асьендеро, вздумают шевельнуться, мы мигом охладим их пыл. Но давай-ка лучше поторопимся! — Как раз об этом и я думаю; с этим будет полностью согласен и Мелтон. Мы не можем ждать так долго, как это было сначала намечено в нашем плане, а должны как можно скорее начать. Итак, сегодня же — нападение, завтра будут переговоры с асьендеро, а послезавтра мы едем в Урес подписывать договор. А потом пусть появляется этот германец со своими мимбренхо; он ничем не сможет нам повредить и будет поднят на смех. — Верно. Значит, надо определить время. Могу я сообщить вождю какие-нибудь детали на этот счет? — Нет, потому что все это надо решать вместе. Я переговорю с ним, и мы установим точное время атаки. Скажи ему, что завтра я приеду к нему. Я буду в лагере к сумеркам. — Ты сможешь уехать из поместья так, чтобы этого не заметили? — А почему же нет? Я могу поехать на охоту, да можно придумать и другой повод. — А если ты не вернешься вечером? — Тогда на следующее утро я скажу, что заблудился и был вынужден переночевать в лесу. Гораздо больше может удивить мое теперешнее отсутствие. Поэтому мне надо быстро вернуться. Ты еще хочешь мне что-нибудь сказать? — Нет! — И мне больше нечего добавить. Стало быть, мы на сегодня все закончили. Доброй ночи, малыш! — Спокойной ночи, отец! Желаю Мелтону, чтобы он поскорее вылечил свои руки. И они разошлись. Отец пошел вверх по ручью, к асиенде, а сын — вниз по течению, к озеру, а потом вдоль него до места, где спрятал свою лошадь, на которой он собирался вернуться к индейцам. Я же выбрался из ручья и, забрав спрятанные вещи, пошел по старому пути к маленькому индейцу, чтобы рассказать ему о подслушанном разговоре, а потом сообщить, что теперь мне надо пробраться в поместье.