— Верно! А может ли мой юный брат привести мне и другое обоснование того, что дело обстоит именно так? — Нет, — ответил он после минуты напряженных раздумий. — Я считаю, что юма хотят напасть на асиенду, а значит, они уже находятся в ее окрестностях. Сейчас они выжидают подходящий момент. Тогда они не будут показываться открыто, а где-нибудь спрячутся. Долина является частью пути, который ведет из Уреса к асиенде; в любой момент этой дорогой может кто-нибудь воспользоваться. Поэтому юма не могут расставить здесь свои посты. Вот то другое объяснение, о котором я думал. Вождь и его белый спутник оказались вчера в главной долине на разведке, и совсем случайно они встретили вас. Но где встречаешь разведчика, там найдешь и воина, пославшего этого шпиона. Когда я говорю «там», я не имею в виду близкое расстояние, потому что вождь повел бы воинов в погоню за нами, если бы они находились совсем рядом. Итак, мы предполагаем, что воины юма спрятались в одном из боковых ущелий этой основной долины, но, пожалуй, на порядочном удалении; нужно не меньше часа, чтобы добраться до них на лошади. Не хочет ли мой юный брат сказать, где должна быть эта боковая долина? — Там должны быть деревья, за которыми можно укрыться, и трава, которой могли бы кормиться лошади. — Весьма вероятно. А теперь мой брат мог бы вспомнить, что мы вчера проезжали мимо трех боковых долин. Как далеко лежит отсюда первая из них? — Белые называют это время половиной часа. — А другие? — Вторая — еще в четверти часа пути, а третья лежит очень, очень далеко отсюда. — Да, так далеко, что ее можно не принимать во внимание. Теперь пусть мой брат вспомнит о двух ответвлениях. Как они выглядят? Дают ли они основание предполагать, что являются началом долин, которые поднимаются в горы по меньшей мере на протяжении получаса конного пути? — Нет, — ответил индеец, не раздумывая. Стало быть, у него была хорошая память на местность. — Первая боковая долина кажется узкой и короткой. Но устье второй долины было очень широким. — Значит, вероятнее всего искать юма именно в этой второй долине, и эта вероятность повысится, если мы увидим, что долина поросла леском. Вот этим мы теперь и займемся. После этих слов я уселся в седло. Мальчик тоже быстро запрыгнул на лошадь, сказав с юношеской важностью: — Но мы должны быть очень осторожны, потому что за деревьями, которые мы хотим увидеть, могут скрываться юма! — Я тоже подумал об этом! — рассмеялся я. — Меня бы очень обрадовало, если бы они оказались именно там, а не в другом месте. — Но тогда они заметят, как мы подъезжаем! — Ну, тут мы должны позаботиться о том, чтобы они нас не заметили. Мои слова, точнее — то, как они были сказаны, заставили его возразить: — Мой знаменитый белый брат может подумать, что мы сразу заметим деревья! Но в такой местности они видны уже издалека. Нам же надо обследовать долину, которая, скорее всего, образует не одну извилину. Если там находятся деревья, то мы сразу наткнемся на них, а если в лесу скрывается враг, то просто не будет времени избежать нежелательной встречи! — Мой маленький брат говорит как старый, опытный следопыт. Не будет ли он настолько любезен, чтобы вообразить себе эти изгибы долины, за которыми, конечно, может скрываться опасность? Но для осторожного человека они являются отличным укрытием. Поворот, за которым притаился враг, мешает ему увидеть меня. Вообще говоря, если привести удачное сравнение, человеку, который хочет отыскать костер, совсем не надо подходить к огню и совать туда руку, чтобы, получив ожог, убедиться в наличии пламени. Достаточно заметить дым или отблески костра. Стало быть, мы скорее всего даже не заедем во вторую долину, в которой предполагаем присутствие врагов. Он принял эти слова как должное, склонил голову и промолчал. Мы поехали вперед по вчерашней дороге; я — впереди, причем так направляя лошадь, что она шла все время по камням и не оставляла следов. Я вел себя осторожно, потому что в любой момент нам мог повстречаться индеец-юма или даже целый отряд этих краснокожих. Но, к счастью, этого не произошло. Примерно через полчаса мы прибыли к началу первой боковой долины, ведшей, точно так же, как и следующая, налево. Я свернул туда. Индеец какое-то мгновение помедлил, а потом последовал за мной, не сказав ни слова. Он не мог понять мои действия, но молчал, чтобы не выслушивать еще раз наставления. Если мы решили искать юма во второй долине, то зачем же свернули в первую? Именно такой вопрос задавал он себе. Ответ он получил уже через несколько минут. Долина эта была точно такой, как мы ее представляли: узкой и неглубокой. Она круто поднималась к верховьям; не прошло и десяти минут, как мы ее всю проехали. Мы оказались снова на равнине. На запад, север и юг равнина шла до самого горизонта, а с востока ее замыкали горы. Равнина была голой, исключая одно место на северо-западе, где угадывалась темная полоска леса. Я указал рукой в этом направлении и спросил: — Что находится там, за этой темной линией? — Вы сами видите, что лес. — Нет, потому что эта самая полоска и есть лес. Он окаймляет верховья той самой второй долины, которую мы ищем. Теперь мой юный брат узнает, почему я свернул не в ту долину, а в первую. Там нам бы грозила опасность; здесь же мы обнаружили лес, не дав возможность увидеть себя тем, кто в этом лесу прячется. Если юма действительно находятся там, то они ожидают пришельцев только из главной долины и расставили в этом направлении наблюдательные посты. Если мы хотим их выследить, то теперь можем без опаски ехать прямо к лесу — они нас не увидят. Теперь мой юный брат видит, что можно обнаружить костер, не обжигая руки в его пламени. — Пусть Олд Шеттерхэнд не сердится на меня, — ответил он безропотно. — Я еще неопытный юноша и не подумал о том, что хочу стать мужчиной. Мы поедем по равнине? — Да, потому что мне непременно надо знать, где мы находимся. Может быть, мой юный брат хочет остаться здесь и подождать меня? — Я поеду, даже если там находится все племя юма, — объявил он, сверкая глазами. — Но если Олд Шеттерхэнд прикажет, я должен буду остаться здесь. — Ты должен ехать со мной, потому что я надеюсь, ты не наделаешь ошибок. Ты же знаешь, как опасно приближаться днем к вражескому лагерю. Я пустил лошадь сразу в галоп, потому что чем быстрее мы пересечем открытое пространство, тем меньше будет возможности нас увидеть. Подъехав к лесу, мы спешились и привязали лошадей. Теперь надо было обыскать опушку. Ничего подозрительного мы не обнаружили и завели лошадей в чащу, непроницаемую даже для самого зоркого глаза. — Мой брат хочет стеречь лошадей или он пойдет со мной? — спросил я. — Лучше пойдем вместе. — Или он хочет действовать самостоятельно? Если мы разделимся, то через полчаса подойдем к цели. — Если Олд Шеттерхэнд доверяет мне, то пусть он скажет, что мне надо делать. Он не увидит моих ошибок. — Тогда пошли! Прежде всего нам надо отыскать, где кончается долина. Мы углубились в лес и скоро достигли места, где склон долины круто уходил вниз. Мы стали спускаться, пока не добрались до травянистого дна долины; в траве струился маленький ручеек; крутые склоны поросли густым лесом. — Теперь мы разделимся, — сказал я. — Я еще четверть часа пройду по долине; ты же поднимешься вверх; встретимся на этом же месте и сообщим друг другу, что мы увидели. Если мы ничего не обнаружим, то продолжим поиски, пока не найдем юма или не обойдем всю долину. Но остерегайся шуметь, а тем более стрелять! Последнее указание я дал потому, что опасался, хватит ли у мальчишки самообладания и рассудительности, если он вдруг увидит вождя юма и захочет немедленно отомстить ему. Я прошел уговоренное расстояние и не увидел ничего выдающегося. Правда, в одном месте на дне долины, в траве, заметил какую-то царапину, которую принял за след, но черта эта могла быть оставлена как человеком, так и зверем, и осторожность не позволила мне пойти по этому следу. Когда я вернулся в условленное место, мальчишки еще не было, но скоро он появился и сообщил: — Я никого не видел, но в траве есть следы. — И я их заметил. — Мой нос «видит» лучше, чем глаза, и я уловил запах костра. — Может быть, и запах жареного мяса? — Нет. Я унюхал только дым. Костер был выше того места по склону, где я должен был поворачивать. — Тогда пошли проверим! Мы пошли, крадучись, под деревьями, зорко вглядываясь вперед, чтобы первыми заметить внезапно появившегося человека. Там, где юный мимбренхо вынужден был повернуть назад, он остановился, глубоко вдохнул и вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул ему и прошел дальше; да, в воздухе ощущался запах дыма, и чем дальше мы продвигались, тем сильнее становился этот запах. Через какое-то время мальчик остановился, придержал меня и спросил шепотом: — А не могут ли это быть белые? — Вряд ли. — Но так пахнет «хаба»[60]. — Индейцы также употребляют ее в пищу. Пошли дальше! Вскоре и я определил запах варящейся фасоли, любимого блюда мексиканцев, но ее охотно едят и мексиканские индейцы. Но невозможно было поверить, что кто-то надумал варить фасоль в лесу. Фасоль как пища в боевом походе индейцев! Да ведь для нее нужны котел, горшки и другая посуда, а это служило верным доказательством того, что в данном набеге участвовали не одни индейцы. Мы подошли так близко, что различали теперь не только запах дыма, но и увидели то, что предполагали найти. Собственно говоря, мы узнали даже больше, чем собирались узнать. Я предполагал встретить расположившуюся в лесу группу индейцев; здесь же находился настоящий хорошо оборудованный лагерь с палатками и прочими удобствами, к которым краснокожие прибегают только тогда, когда чувствуют себя в полной безопасности. Мы насчитали около двадцати палаток; все были сделаны из прочной, грубой холстины, хотя и порванной, но старательно заштопанной. Посредине расположилась палатка вождя, выделявшаяся украшением из трех орлиных перьев. Перед нею были разведены шесть кострищ, над которыми висели железные котлы; в них-то и варилась фасоль. Большая низкая палатка, поставленная несколько в стороне, видно, служила кладовой. Краснокожие либо находились у себя в палатках, либо лежали перед ними, или сидели небольшими группами. Некоторые находились возле котлов, перемешивая варево, чтобы оно не подгорело. — Вон, — прошептал мальчик, — вон они, во второй долине, точно так, как предполагал Олд Шеттерхэнд. Мне надо их пересчитать? — Нет, это же невозможно, потому что многие сейчас находятся в палатках. Но лошадей сосчитай! Они, наверно, пасутся вверху по склону, потому что внизу, в направлении главной долины, мы их не видели. — Мне можно идти? — Да, но будь осторожен! Я послал его одного, потому что ему доставило огромное удовольствие самостоятельное передвижение, а еще больше — доверие, каким пользуется только опытный воин. Когда через некоторое время он вернулся, то сжал и разжал руки, показывая мне числом пальцев сосчитанных им лошадей, а потом сказал: — Я видел пять и пять раз по десять лошадей, а потом — еще три. Ни один настоящий индеец не умеет считать до сотни так, как мы. У многих племен десять — самое большое число, а у некоторых — даже пять; отсюда и запутанный способ счета мальчишки-мимбренхо. Он насчитал сто три лошади. Так как некоторые из них были вьючными, то можно, значит, было остановиться круглым счетом на девяноста индейцах. Скво при них не было; в лагере собрались только воины и вооружены они были, как казалось, ружьями. Несмотря на такое значительное количество людей, в лагере было необыкновенно спокойно; конечно, индейцы чувствовали себя в безопасности, тем не менее необходимыми предосторожностями они не пренебрегали. Теперь я увидел, как один из суетившихся у котлов мужчин вошел в палатку вождя. Видимо, он доложил, что еда готова, потому что сразу же вышел наружу, хлопнул несколько раз в ладоши и громко закричал: — Мишьям, на… выходите, еда готова! Находившиеся в палатках индейцы стали появляться с мисками, другие же поспешили в палатки за своей посудой; все торопились к кострам, чтобы наполнить миски. Только двое не сделали этого. Они чувствовали себя слишком важными особами, чтобы принять участие в общей еде. Это были Большой Рот и какой-то белый, вышедшие из палатки вождя и теперь стоявшие перед нею, наблюдая за разворачивавшейся перед их глазами сценой. Кто был этот белый, я не мог пока рассмотреть, потому что он стоял спиной ко мне; позднее, когда он повернулся, я узнал в нем… молодого Уэллера, бывшего корабельного стюарда. Значит, мои предположения в целом подтвердились, и теперь вопрос состоял только в том, где же находился его отец. Во всяком случае — не здесь, не в лагере, иначе он вышел бы вместе с сыном. Трапеза у этих девяти десятков человек заняла не больше трех минут, потом люди опять стали бездельничать. Мы еще долго наблюдали за лагерем и не приметили ни одного признака, что сегодня что-то намечается. Позднее вождь с Уэллером снова вышли из палатки. Бледнолицый дал знак, и к нему подвели лошадь. Он, видимо, собрался куда-то ехать. — Пошли! — шепнул я мимбренхо. — Нам пора. — Куда мы поедем? — Точно я еще не знаю, но, может быть, к асиенде. Старым путем мы вернулись назад и, еще не добравшись доверху, увидели, как Уэллер поскакал в долину. Он был один. Мы шли ускоренным шагом к оставленным лошадям. Мы вывели их на открытое место, сели в седла и поехали назад к устью боковой долины, где остановились за скалой, чтобы осмотреться. Если Уэллер повернет по главной долине вниз, то ему придется проехать мимо нас; если же он не проедет, значит, он поскакал вверх, к асиенде. Он не проехал, хотя мы ждали его с четверть часа, и тогда я решил тоже податься вверх, по его следам. У меня в голове крутились разные предположения. Прежде всего я спрашивал себя, покажется ли он на асиенде или будет скрываться. Последнее казалось мне более правдоподобным, так как он, безусловно, был послом между вождем и мормоном. Если это верно, то он встретится с Мелтоном в каком-нибудь уединенном месте. Знай я это место, было бы можно подслушать их и, может быть, выведать весь план. Но места встречи я не знал. А можно ли было догадаться о нем? Да, но действовать надо было быстро. Итак, мы покинули устье первого бокового ущелья и быстро поскакали вверх по главной долине, миновали второе боковое ущелье и проследовали дальше. Я был убежден, что молодой Уэллер перед нами, но должен был удостовериться, не заблуждаюсь ли я. При этом надо было быть осторожным, а это значит, увидеть его, но не дать обнаружить себя.