Следы также ничего путного не дали. Во-первых, не переставая шел снег, а, ко всему прочему, все трое — Росляков, Яшка и Оржанский — так накопытили весь двор, что понять, где чьи следы, уже не представлялось возможным. Однако, как показали свидетели, на улице, параллельной Армянской, долгое время стояла неизвестная двуколка. Потом мчащейся во весь опор в сторону окраины Сары-камыша она была замечена складским охранником, примерно в то время, когда Росляков подъезжал к Складской улице. Так что трудно было не предположить, что это была двуколка Петросяна — извозчика с лабаза Каракаева, — увозившая, возможно, Наталью Берт. И если тело извозчика нашли на дамбе, с которой дорога раздваивалась и вела одна налево — к вокзалу, другая прямо — на Меджингерт, то вывод напрашивался сам собой: либо это был побег, либо сестру милосердия насильно увозили за линию фронта. Уже в "конторе" весь этот калейдоскоп фактов сложился в единственную версию, предложенную в то утро ротмистром Листком. С нею — с некоторыми сомнениями и оговорками — согласились и Авилов, и Драч. Она сводилась к следующему. По мнению ротмистра, после гибели Волчанова и Дидлова, особенно после расспросов контрразведчиков о сестре милосердия, перед "агентом с "Анной"" должна была встать дилемма: либо скорректировать план устранения Государя, в котором главная роль отводилась погибшему санитару госпиталя, либо бежать. Последнее, по всей видимости, оказалось для него предпочтительней. Но если Берт была как-то включена в шпионскую операцию, о чем, кстати, свидетельствовала ее предполагаемая причастность к убийству Волчанова, то он в любом случае должен был позаботиться, чтобы исчезла и она: попадись сестра милосердия контрразведке — был бы разоблачен и он! — Значит, следует ожидать еще один труп — если она уже не входила в его дальнейшие планы, либо у нас под носом произошел двойной побег, если она ему нужна для чего-то еще. Последнее наиболее вероятно, — заключил Листок, внимательно вглядываясь в лица сидящих перед ним Авилова, Драча и Рослякова. — А теперь о том, что, возможно, произошло… Судя по дерзости, с какой были совершены последние убийства, с побегом агент явно торопился. Трудно сказать, предупредил ли он Берт о встрече, только поджидал ее у госпиталя — скрытно, в темноте, возможно, планируя увести ее сразу после дежурства. Однако плану помешал доктор Поплавский, возымевший желание проводить коллегу до квартиры. Его короткий разговор доктора с Яшкой, "человеком ротмистра Листка", — в том виде, как поведал нам Росляков, а затем появление у двуколки "Петровича" раскрыли ему все: за Берт следят, и если послан целый экипаж, то предполагается поимка его самого. Все! Пути отрезаны! Надо действовать! Решение приходит само собой: устранить тех, кто мешает встретиться с Берт — следовавшего по ее пятам филера и навязчивого провожатого, неразумно зашедшего даже во двор ее половины дома. Избавившись от них, он сажает сообщницу в поджидавшую повозку подкупленного извозчика, задворками выезжает на дамбу, где избавляется от Петросяна, как от нежелательного теперь свидетеля, и стремглав мчит к границе! Когда Листок замолчал, наступила тишина. Авилов заходил в задумчивости по кабинету. Драч, достав платок, стал промокать им вдруг вспотевшую лысину, и только Росляков, не моргая, смотрел на ротмистра сквозь круглые окуляры очков. — Значит, необходимо их немедленно задержать… — тихо произнес он. Авилов остановился, посмотрел на прапорщика и неожиданно прошел к аппарату. — Соедините с "Изумрудом пятьдесят"! — быстро проговорил он в трубку. — Что? Хорошо. Как выйдет на связь, перезвоните сюда, на "тридцать два"… Штабс-капитан положил трубку. — Предупредим пограничников… — произнес он. — Не помешает, если мы даже ошибаемся. К сожалению, мы не знаем наверняка, были ли на двуколке пристреленного извозчика наши беглецы. Быть может, они вовсе не выезжали из Сарыкамыша… — Это можно проверить, — негромко возразил Листок. Все посмотрели на ротмистра. — Достаточно установить, кто из офицеров гарнизона исчез. Обзвонить штаб, ополчение, пограничников… К тому же у нас есть вот это… Листок указал глазами на лежащий на столе нож. — Этим зарезали двух человек… Возможно, кто-то узнает его. И тут произошло нечто безобразное: дверь в комнату с шумом растворилась, и на пороге, с перекошенным лицом, предстал голый по пояс Оржанский. Он все еще был пьян. Все обомлели. Сотник мотнул со стороны в сторону головой и вдруг взревел: — Наталью зарезали? Кто!! Взгляд его внезапно упал на стол. Шатаясь, он прошлепал босыми ногами меж изумленных офицеров, схватил нож и вдруг, Воткнув его в стол, возопил в потолок: — Я убью тебя, Сивцов! Одним рывком он выдернул нож, резко повернувшись, саданул воздух клинком и ринулся было к выходу, но тут на его руке повис Драч: — С ума сошел сотник! Брось нож! Пуля в плечо попала да в башке застряла, что ли? К Оржанскому подскочили Авилов и Листок. — Он пьян в доску! Заберите у него нож, пока держим! — прокричал Листок штабс-ротмистру. Драч вывернул руку сотнику, и нож упал на пол. — Алешка! Открывай его комнату, надо запереть! Останешься с ним! — Дураки! — заорал Оржанский. — Это адъютант! Сивцов! Нож его, он сам хвастал им за картами — с Волчановым играли! Зарезал Наташку, сволочь!! С трудом упирающегося и орущего сотника втолкнули в дверь его рабочей комнаты, и Росляков заперся с ним изнутри. Оттуда стала доноситься площадная брань и уговоры прапорщика. Уже вернувшись в кабинет Листка, штабс-ротмистр, поправляя гимнастерку, выругался: — Черт знает что, господин ротмистр! Что это было? Авилов плюхнулся на табурет и сердито глянул на Листка: — Завтра же чтобы в контрразведке его не было, Алексей Николаевич! Листок, наклонившись, поднял с пола нож. — Завтра-то его не будет, только о чем это сотник орал? Это что же — нож Сивцова? Все трое переглянулись. В это время на столе застрекотал аппарат. Авилов, встрепенувшись, поднялся и прошел к столу. — Да, слушаю!.. А, Иван Петрович? Штабс-капитан Авилов, начальник контрразведывательного отделения штаба армии! У нас к вам просьба… Да, срочно! Есть подозрение, что сегодня утром в сторону Меджингерта проследовала двуколка с двумя подозреваемыми в тройном убийстве — мужчина и женщина. Да… Понимаю, что время упущено… Так… Быть может, ваши люди видели кого или, может, задержали… Да, благодарю! Звоните сюда, на "тридцать два"… Еще раз спасибо! Авилов положил трубку на аппарат: — По дороге на Меджингерт замечены курдские и турецкие разъезды. Туда посланы пограничные наряды. Возможно, что и прояснится… Ротмистр Листок отреагировал на это известие более чем странно — вдруг со всего маха хлопнул себя по лбу: — Господа! Какая же я балда! Конечно же, Сивцов! "Святая Анна", кольцо, теперь кинжал и это… Листок быстро провел правой рукой от погона до груди. — Чего — "это"? — не понял Драч. — Ну это! — Ротмистр вновь чиркнул пальцем от плеча до середины груди. — Ну же! Росляков же показал, что умирающий Поплавский на вопрос, кто его убил, лишь провел рукой от плеча до груди! — Что за шарады, Алексей Николаевич? — нетерпеливо воскликнул Авилов. — Что вы хотите этим сказать? — Да этим жестом Поплавский показал на аксельбант! Аксельбант адъютанта Сивцова! — Черт бы вас побрал, Алексей Николаевич! Дался вам этот Сивцов… Жест Поплавского мог означать что угодно, хотя бы простую агонию! — Говорю вам — это Сивцов! — упрямо повторил Листок. — Прекратите нести чепуху! — возмутился в ответ Авилов. — Хватит, господа! — прикрикнул на обоих Драч. — Есть простой способ разрешить ваш спор. Если сбежавшим шпионом является адъютант Сивцов, то его не должно быть в штабе! Просто позвоните, и все встанет на свои места. Как будто вам необходимо к Воробанову. Все одно ведь генералу придется докладывать! Авилов и Листок быстро переглянулись; рука штабс-капитана вновь потянулась к аппарату… В "конторе" воцарилась тишина, в которой вызов Авилова прозвучал особенно громко: — Мне "двенадцатого"! Листок и Драч напрягли слух, пытаясь уловить хоть что-то, из чего можно было бы понять, кто говорит… И штабс-капитану ответили. Контрразведчик даже побледнел, когда в трубке проговорили: — Приемная Его Превосходительства генерала Воробанова! Это был голос штабс-капитана Сивцова! Авилов отчего-то не ответил сразу. Адъютанту пришлось повторить: — Я слушаю вас — приемная Воробанова. Голос Виктора Николаевича казался растерянным, когда он спросил: — Штабс-капитан… Сивцов? — Штабс-капитан Сивцов, — подтвердили в трубке. — Адъютант Его Превосходительства… С кем имею честь говорить? — Штабс-капитан Авилов… — Вот и отлично, Виктор Николаевич! Только что Николай Николаевич просил разыскать вас. Просит вместе с ротмистром Листком как можно скорее прибыть к нему. Авилов откашлялся. — Не в курсе, по какому поводу? — Не по телефону, Виктор Николаевич! Генерал все объяснит сам. Ждем, господин штабс-капитан! В трубке запищали короткие гудки. Авилов, не глядя на аппарат, опустил трубку. — Воробанов вызывает… Обоих… Сивцов на месте… В глазах контрразведчика сверкнули злые искры: — Теперь, Алексей Николаевич, у вас будет-таки возможность спросить, не шпион ли он и не его ли ножом зарезали вашего человека!