Листок резко взглянул на штабс-капитана. — Спрошу, Виктор Николаевич! Только думаю теперь, он не шпион и не убийца… — Вот как? — сделал изумленное лицо Авилов. Драч заерзал на табурете. — Вы же минуту назад утверждали обратное, Алексей Николаевич… — А теперь убежден, что не шпион и не убийца! Шпион, решившийся после убийства оставаться в Сарыкамыше, не рискнул бы позабыть всем известный нож в боку жертвы. Кто-то хотел, чтобы подозрение пало именно на адъютанта… — А как же жест Поплавского, который вы расценили как указание на аксельбанты Сивцова? Авилов внимательно смотрел на ротмистра. — Жизнь покажет, на что указывал Поплавский! — резко ответил Листок, отвернулся и, пройдя к выходу, рывком отворил дверь. — Яшка! — крикнул он, шагнув в коридор. — Я, Вашсокбродь! — раздалось из-за одной из дверей. — Едем в штаб! — Сию минуту, Алексей Николаевич! Ротмистр приблизился к двери Оржанского. — Алешка! — негромко позвал он. — Я, Алексей Николаевич… — Как сотник? — Спит. — Как проспится — вези в лазарет паршивца! — На чем? — На чем хочешь, дубина! * * * Сивцов принял их приветливо. Встал, улыбаясь поздоровался, предложил снять шинели. Листок, прежде чем пройти к вешалке, непроизвольно высмотрел его правую руку — на безымянном пальце по-прежнему поблескивало серебром кольцо "прекрасной дамы". — Его Превосходительство ожидает вас… — любезно сообщил Сивцов. — Сейчас же доложу! Авилов остановил его: — Владимир Александрович, по какому все же делу мы вызваны? Что-то из ряда вон срочное? Улыбка слетела с лица адъютанта. — Боюсь, что так, господа… Однако и у вас, я полагаю, есть для Его Превосходительства новости, иначе, господин штабс-капитан, вы бы не звонили. Не так ли? Контрразведчики переглянулись. — Да, Владимир Александрович, вы правы, у нас есть новости, — вместо Авилова ответил ротмистр Листок. Он вытащил из внутреннего кармана шинели сверток и приблизился к адъютанту. — Сегодня утром вот эта вещица была найдена в боку одного зарезанного доктора… Глядя прямо в глаза Сивцова, ротмистр развернул сверток: — Владимир Александрович, вам знаком этот нож? Взгляд адъютанта скользнул на руку Листка; он изумленно прошептал: — Черт возьми, ротмистр! Это же мой персидский кинжал! Он поднял глаза. — Но как он оказался у вас? Ах, да, понимаю… Боже! Вы даже не представляете, как он мне дорог! Это же настоящий военный трофей — снят в одиннадцатом году с убитого мной турецкого офицера в переделке под Тавризом. Я тогда был при Воробанове, командовавшем в ту пору русскими войсками при втором вводе войск в Персию. Сивцов потянулся было к ножу, но ротмистр отстранил руку. — Пока это должно оставаться у нас, Владимир Александрович. Простите, отдать не могу! Адъютант раздосадованно кивнул: — Понимаю, Алексей Николаевич… Не мог предположить, что им мог воспользоваться убийца. Вы, верно, сейчас подозреваете меня? — Скажите, а когда он у вас пропал? — вместо ответа спросил Авилов. — Три дня назад, наверное… — И где вы могли его потерять? Сивцов растерянно посмотрел на офицеров. — Ума не приложу, господа! Обычно хранил его здесь, в столе. Многие знали, многим показывал… Дохвастался, получается! А при каких обстоятельствах… Он не договорил — Авилов его оборвал: — Об этом мы и пришли доложить Его Превосходительству! Сивцов вновь оглядел контрразведчиков и угрюмо качнул головой: — Что ж, понимаю… Сейчас испрошу разрешения… Лицо Воробанова было чернее тучи. За стол не пригласил. Долго молчал, глядя на них невидящими глазами, и наконец мрачно произнес: — Господин штабс-капитан, что за дрянная катавасия произошла сегодня ночью? Только коротко! Авилов докладывал минут пять. Доложил и о единственной версии Листка по случившейся трагедии, и о персидском ноже Сивцова… В подтверждение его слов Листок шагнул вперед и положил перед генералом сверток. Реакция была ошеломляющая: Воробанов позеленел, надулся и вдруг гаркнул, точно выплюнул кость: — Уберите свой вонючий сверток и засуньте себе в…! Нож полетел на край стола — Листок едва поймал его и вдруг ощутил, что щеки его вспыхнули, точно от полученной пощечины, а в горле застряло матерное слово, рвущееся на волю. Но он сдержал себя — молча обернул нож платком и сделал шаг назад. Воробанов, пыша гневом, уставился в окно. — Только что звонили пограничники — утром, у дороги на Меджингерт, были обнаружены турецкие разъезды. К ним, на бешеной скорости, неслась двуколка. Завязалась перестрелка, в которой один из пограничников был убит… Как оказалось — из "люггера"! — "Люггера"? — почти одновременно вырвалось у контрразведчиков. Воробанов мгновенно перевел взгляд на них: — Да, господа, из вашего "Люггера"! Сам стрелявший тяжело ранен, в бессознательном состоянии доставлен на вокзал и срочно отправлен с докторами в Тифлис. И вдруг сбавив тон, Воробанов произнес: — Надеюсь, ему не дадут умереть… — Кто? — сквозь зубы процедил Листок. Глаза генерала вновь вспыхнули: — Можете себя поздравить — это ваша сестра милосердия Наталья Берт! Алексей Николаевич покачнулся. — Она была… одна?