— Черт бы тебя побрал, Росляков! — вслух сказал он. — Так и быть — пусть Оржанский займется Волчановым, пока не всплывет о нем дрянь какая… А уж всплывет — пусть не взыщет — три шкуры спущу! Поди, передай ему мой приказ — не хочу видеть мерзавца! Да ситуацию обрисуй, всю важность с приездом Государя нашего, Императора! А "Петровича" все одно берешь на себя — менять слова не буду. Ступай! — Есть, Алексей Николаевич! — вскочил прапорщик. — Спасибо! — Давай, топай, мать твою… И про себя добавил: "Взвейтесь, соколы, орлами"! С минуту еще, после того как Росляков вышел, Алексей Николаевич вышагивал по комнате. Странное чувство какой-то неясной неудовлетворенности владело им. И что за причина? Оржанский? Навряд ли… Хоть и жесткие слова он выговаривал сотнику, но диктовались они скорее "уставом", нежели реальной виной казака. Хотя барышня сотника раздражала! Не может же, в конце концов, офицер контрразведки слоняться без нужды по злачным местам, заводить сомнительные знакомства и ставить любовные похождения выше службы! Так что поделом ему! А может, причиной неприятной тревоги явилась выходка Рослякова? Так нет же! Хоть и было желание выставить Алешку вон, так ведь трезво все рассудил, подлец, не подкопаешься… Может, Волчанов? Он прошел к столу, нашел в папке Рослякова послужной список капитана. Взглянул на лежавшую сверху фотографическую карточку — несколько устаревшую, ибо на ней был запечатлен офицер с эполетами пехотного поручика на парадной форме. Суровый взгляд из-под тяжелых надбровных дуг, надменная осанка, густые черные усы, скрывающие губы… Листок пальцем отодвинул в сторону карточку и провел глазами по графам послужного списка. Все так и есть — третье Александровское училище; взвод, рота первого батальона восьмидесятого пехотного Кабардинского полка… Первая стрелковая бригада Сводно-стрелкового корпуса, четвертая степень "Святой Анны"… Офицер по поручениям… Дьявол, придраться не к чему — хоть сейчас в Генеральный штаб! Когда же, урод, успел с ворогом связаться? Здесь, в Сарыкамыше? По армянину — так это немецкий шпион. Однако какие здесь, к черту, немцы! Листок запустил пятерню в шевелюру — дела! И это перед приездом Императора "всея Руси"! Как пить дать — спустят завтра три шкуры… Мысли ротмистра прервала возня за дверью. Послышался обеспокоенный голос Рослякова: — Николай Петрович, не ко времени это — не желает никого видеть! Попадете под горячее! И следом — бас Оржанского: — Уйди, Алешка! Либо грудь в крестах, либо голова в кустах! Дверь без стука распахнулась, и в кабинет ввалился сотник. — Алексей Николаевич! Измена не здесь, а в верхах — там искать следует! — с порога набросился Оржанский. — А здесь надобно госпиталь хирургический трясти! Листок обалдело уставился на казака: — Ты что, головой ударился? О чем толкуешь?! — О Государе Императоре! Алешка только что сказывал — сюда едет! Так я вот что скажу! Где Его Величество вернее всего соизволит побывать? Да как обычно — вокзал, казармы, церковь да лазарет! А где он более всего уязвим, если казармы пусты, на вокзале — одни военные, а в церкви — только свита? Да на дорогах и в лазарете — там без народа никуда! Так что, если сволочь Волчанов что и надумал, так это на маршруте либо в лазарете! Оржанский перевел дух. — Вот, значит, как я мыслю, Алексей Николаевич… И того более! Ныне в Сарыкамыше двенадцать госпиталей развернули, а какой самый подходящий для показа Августейшей особе? Хирургический госпиталь Елисаветпольского полка! Все там под последнее слово лекарского дела подвели будто нарочно готовили для Государя! Так что — будьте уверены: если и объявится капитан, то только там! Листок не сразу опомнился от внезапно обрушившегося на него потока несуразицы; а, опомнившись, взвыл: — Какого черта! Нечем заняться? Марш отсюда, да займись капитаном, пока не передумал! Завтра же чтоб знал о нем все — от нижнего белья до последнего разговора! — Да хоть сейчас пропечатаю! — зло выкрикнул сотник. Лицо ротмистра вмиг почернело; он гаркнул так, что на стене покосился портрет государя: — Прочь с глаз, твою мать! Чтоб я тебя не видел, пока сам не вызову! 10. 26 ноября 1914 г. Совещание Из дневника Николая II: "26-го ноября. Среда. Встал чудным солнечным утром. Оба хребта гор видны были отчетливо справа и слева. Утром вошел в поезд ген. Мышлаевский, кот. я принял. В 11 час. прибыл в Тифлис. Граф Вор(онцов) был нездоров и потому графиня встретила на станции с придворными дамами. Почетный караул от Тифлисского воен. уч. и начальство. Поехал с Бенкендорфом в моторе; в одной черкеске было тепло. Народа на улицах была масса. Конвой Наместника сопровождал впереди и сзади. Посетил древний Сионский собор, Ванский армянский собор и Суннитскую и Шиитскую мечети. Там пришлось подыматься и спускаться по крутым узким извилистым улицам старого живописного Тифлиса. Порядок большой. Приехал во дворец после часа. Побывал у графа и позавтракал с графиней, Бенкендорфом, Воейк(овым), Дм(итрием) и Павлом Шереметьевыми. Днем посетил три лазарета с ранеными: армянского благотворительного общ., купеческого общ. и судебного ведомства. Вернулся во дворец около 6 час. Писал телеграммы. Обедал в том же составе. Около 10 час. вошли с улицы грузины с инструментами и проплясали несколько танцев; один из них принес корзину фрукт.". Совещание, как и предупреждал Драценко, началось в десять часов утра. Сначала, трудно было понять, по чьей инициативе оно было созвано — проходило совещание в канцелярии штаба, но сам Воробанов, после команды "Господа офицеры!", скромно разместился по правую руку прошедшего к торцу стола начальника штаба 1-го Кавказского армейского корпуса генерал-майора Верховского. Рядом Воробанов кивком усадил подполковника Лавренюка и его, ротмистра Листка. Напротив, шаркая стульями, расселись — слева направо — неизвестный Алексею Николаевичу жандармский подполковник в полевой форме с серебряными аксельбантами, затем Драценко с Авиловым и жандармский штаб-ротмистр, которого Листок также видел впервые. И по тому, что во главе стола оказался генерал Верховский, и что именно он объявил о начале совещания — выходило, что все исходит от ставки Кавказского фронта. С Верховским Алексей Николаевич встречался только раз — при назначении на должность. Среднего роста, подтянутый, несколько суховатый — при докладе слушал его как-то рассеянно, не глядя на него, и, помнится, почти ничего не сказал — только глуховато произнес пару общих, ничего не значащих напутственных фраз под самый конец беседы. Правда, весьма тепло. Но, вероятно, немногословность вообще была характерной чертой генерала, ибо и на сей раз Сергей Иванович был предельно краток. Спокойно и скудно он сообщил следующее: — Господа! Его Императорское Величество совершают рабочую поездку по югу России и Кавказу. Командир первого Кавказского корпуса генерал от инфантерии Берхман выразил через штаб Кавказской армии надежду на Высочайшее посещение передовых позиций вверенных ему войск. Так что со дня на день ожидается прибытие Государя в Сарыкамыш и, вероятно, в Меджингерт — в штаб Сарыкамышского отряда. Посему требуется тщательнейшим образом подготовиться к встрече Августейшей особы. С этой целью, по инициативе помощника главнокомандующего Кавказской отдельной армии по военной части генерала от инфантерии Мышлаевского и шефа Отдельного корпуса жандармов генерал-майора Джунковского, сопровождавшего Его Императорское Величество, данное совещание и собрано. После данного минутного вступления генерал помолчал и внезапно объявил, что слово предоставляется прибывшему в Сарыкамыш по приказу командира Отдельного корпуса жандармов штаб-офицеру для особых поручений Главного штаба ОКЖ подполковнику Астафьеву. Сидящий напротив Воробанова щеголеватый жандарм с аксельбантами слегка склонил голову и начал было подниматься, но генерал устало предупредил его взмахом руки: — Сидя, Аристарх Владимирович… Не до официальностей! Подполковник сел и, оглядев строгим взглядом уставившихся на него военных, произнес отчего-то почти трагически: — Ваши Превосходительства, господа офицеры! Сегодня, ноября двадцать шестого дня, Божьей Милостию Император Всероссийский Николай второй прибывают специальным поездом в Тифлис. Не могу с точностию утверждать, сколько времени пребудет Государь в ставке главнокомандующего Кавказской отдельной армии, предположительно, три-четыре дня. Однако имею поручение подтвердить ранее разосланное в штаб армии и военную администрацию гарнизона уведомление о твердом решении Его Величества проследовать далее в Сарыкамыш для награждения отличившихся в последних боях нижних чинов и Высочайшего посещения раненых в одном из госпиталей гарнизона. Далее жандарм уже обращался к Верховскому: — Ваше Превосходительство! Имею также поручение довести до сведения командования Сарыкамышского отряда следующее. Накануне приезда Государя Императора в Сарыкамыш товарищ министра внутренних дел и шеф Отдельного жандармского корпуса генерал-майор Джунковский намерен лично выехать в Меджингерт к командиру первого Кавказского корпуса генералу Берхману для уяснения возможности встречи Его Величества с подчиненными ему войсками. О результатах поездки Государю будет доложено, и при благоприятных обстоятельствах выезд Императора на передовую планируется в тот же день… Верховский кивнул: — Я доложу Георгию Эдуардовичу! Подполковник продолжил. — Теперь о Сарыкамыше. Командованием Кавказской отдельной армии предложен следующий план пребывания Его Величества в гарнизоне. Первое — прибытие государя на вокзал Сарыкамыша, представление командования гарнизона и вручение лично Императором наград наиболее отличившимся нижним чинам. Второе — следование на моторе по главной улице до полковой церкви Михаила Архангела и короткий молебен во здравие русского воинства. Третье — посещение Его Величеством бывшего Елисаветпольского, ныне хирургического госпиталя и встреча с ранеными. Алексей Николаевич при этих словах мысленно ухмыльнулся: "Чертов сотник! Как в воду глядел, сукин сын… Вокзал, церковь — это понятно, они здесь одни и есть; а вот как про госпиталь догадался, когда в Сарыкамыше их теперь больше десятка!" — В связи с вышесказанным, — продолжал тем временем подполковник, — перед всеми нами стоят две серьезнейшие задачи: обеспечение общественного порядка по маршруту следования Его Императорского Величества и безопасности монаршей особы в местах их пребывания — как от доморощенных террористов-революционеров, так и посягательств врагов-иноземцев. Касаемо первого — общественного порядка — соответствующие указания, насколько мне известно, военной администрации Сарыкамыша уже даны. Более подробные инструкции, я думаю, доведет присутствующий здесь представитель штаба Кавказской отдельной армии генерального штаба подполковник Драценко. Оба офицера почтительно кивнули друг другу, и жандарм, повернувшись в сторону Воробанова, сказал: — Ваше Превосходительство, все объекты посещения и подъезды к ним к часу приезда Государя от посторонних лиц должны быть освобождены! Воробанов, слегка склонив голову к плечу Лавренюка, негромко произнес: — Пометьте! Подполковник что-то чиркнул в тетрадке и, вдруг отложив карандаш, потянулся к стоявшему перед ним графину с водой. "Э, Павел Эдуардович, уж не запой ли у вас? — злорадно усмехнулся про себя Листок. — Второй раз вижу, и всякий раз вы тянетесь к водице… А это что за фортель?" Листок с удивлением наблюдал, как подполковник, вслед за графином, потянулся за стаканом: что-то тихо звякнуло, точно металлом по стеклу, и Лавренюк, заглянув в стакан, словно передумав, медленно отодвинул на средину стола — и стакан, и графин. "Вспомнил армянина, что ли?" — подумал ротмистр, но его мысли прервал голос жандарма, который, недовольно глядя на манипуляции Лавренюка, намеренно повысил тон: — …Что же касается служащих вокзала, госпиталя и служителей полковой церкви — все они должны пройти немедленную проверку на благонадежность. И в связи с важностью и срочностью этого дела, со мной прибыла команда розыскной части Тифлисского губернского жандармского управления из четырех человек, под началом офицера резерва штабс-ротмистра Пестрюкова. Подполковник искоса взглянул на сидящего слева от Авилова коренастого жандарма — тот, привстав, чуть склонил голову и, не произнеся ни слова, сел. — Люди Вениамина Федоровича уже приступили к исполнению обязанностей, — вновь повернувшись к Воробанову, объявил подполковник. — И смею просить, Ваше Превосходительство, дать незамедлительные указания соответствующим должностным лицам всячески содействовать их работе! Комендант, несколько ошарашенный начальствующим тоном жандарма, медленно кивнул и скосил глаз на Лавренюка, тут же принявшегося что-то записывать. Астафьев некоторое время глядел них, и в наступившей тишине вдруг стало казаться, что за этим тяжелым молчанием последует нечто совсем уж ужасное. Но жандарм медленно повернул голову в сторону председательствующего и неожиданно спокойно произнес: — Сергей Иванович… Прежде чем закончить, хотел бы предоставить слово начальнику разведывательного отделения штаба Кавказской армии подполковнику Драценко. Он уполномочен лично передать инструкции командования по организации встречи Его Величества в Сарыкамыше. При необходимости я, с вашего дозволения, позволю кое-что дополнить по линии контрразведки… Листок заерзал на стуле — кажется, начинается по его душу, и, судя по физиономии Верховского, генерал, похоже, об агенте еще ничего не знал, а, значит, буря пронесется над головой седьмым валом, прямо здесь и сейчас… Генерал пожал плечами: — Что ж, если настаиваете, я не возражаю… Прошу вас, Даниил Павлович!