Росляков удивленно посмотрел на вошедшего следом сотника и мотнул головой в сторону кабинета — что это с ним? Оржанский только скривил рожу и отмахнулся — отстань, не до тебя! Оттолкнул плечом и откинув, точно черные крылья, полы бурки, также хлопнул дверью своей комнаты, оставив того в полном недоумении. "Петрович" постучался, когда жандарм накидывал шинель на вешалку. — Входи! Филер бесшумно вошел — невысокого роста, в темном пиджаке, в валенках, обутых в калоши. Лицо худощавое, ничем не примечательное, на голове короткая прическа с глубокими залысинами, карие, живые глазки-пуговки… — Здравствуйте, Алексей Николаевич, — мягко поздоровался он, улыбнувшись. Листок прошел за стол. — Садись! "Петрович" подобрал стул и подсел к столу. — По капитану, как я полагаю, у тебя ничего… — не то предположил, не то спросил ротмистр. Филер все с той же елейной улыбкой утвердительно кивнул. — Сегодня ничего, Алексей Николаевич… Его уже не было, когда я добрался до штаба — изчезли-с! Слишком поздно сообщили, господин ротмистр. О том я рапортичку уже передал прапорщику. А к поручику Зайкову, как я понимаю, поехали сотник сами. Так что с пограничником начну работать с завтрашнего утра… — Так… — Ротмистр, вдруг замолчав, посмотрел в бегающие глазки филера. — Я слушаю вас, Алексей Николаевич. — Вот что теперь… С поручика я наблюдение снимаю. Волчанов же исчез, и им сейчас занимаются другие. Так что с этой минуты у тебя другой объект — некая Наталья Ивановна, сестра милосердия Елисаветпольского госпиталя. О внешности, особых приметах, адресе проживания и иных подробностях допытаешься у… — Листок запнулся. — В общем, справишься сейчас же у сотника Оржанского. Главное для тебя — установить, не скрывает ли она, часом, капитана Волчанова — у себя ли, в другом ли месте, да и вообще, чем занимается вне госпиталя… Понятно ли тебе? — Понятно! — И еще. Связь отныне будешь держать с Росляковым. Оржанского я отстраняю! Улыбка мигом слетела с лица филера. — Вот как? И надолго? — Там видно будет, — уклонился от ответа ротмистр. — А позвольте полюбопытствовать — за что? — Все, "Петрович", иди! И скажи, чтоб зашел Росляков. Иди уж! Филер встал. — До свидания, Алексей Николаевич! — Будь здоров! Вошел Росляков и, молча пройдя к столу, протянул ротмистру папку. — Только что получил — послужные списки и аттестации на капитана Волчанова и поручика пограничной стражи Зайкова. — Росляков, не испрашивая разрешения, сел на табурет, на котором сидел "Петрович". — Характеристики, Алексей Николаевич, на обоих более чем отменные. У поручика не меньше двадцати задержаний, сам из донских казаков — хутор Терновский Верхне-Донского округа Еланского юрта. В Отдельный корпус пограничной стражи набран в девятом году — в двадцать шестую пограничную Карскую бригаду шестого пограничного округа. Командует пограничным отрядом… — Ладно, с ним все понятно, — небрежно остановил его Листок. — Где бумаги-то на него достал? Быстро что-то. Прапорщик улыбнулся. — Личные связи, Алексей Николаевич. Только что последним поездом доставили из Карса. — Личные — это хорошо… Но о нем после — лучше в двух словах об капитане… Росляков, прежде чем ответить, склонился вперед, словно выдавливая из себя слова: — Аттестация примерная, Алексей Николаевич — храбр, честен, отличный командир, авторитет в офицерской среде… Закончил третье Александровское училище, выпущен в восьмидесятый пехотный Кабардинский полк. В пятом году по личному рапорту отбыл на Восток, в сводно-стрелковый корпус Куткевича, в первую стрелковую бригаду. Там, в войне с японцами, отмечен орденом "Святой Анны" четвертой степени, оружием "За храбрость"… Ушел в отставку по ранению. В августе призвался из запаса… — Немецкий шпион он, твой капитан Волчанов! — не дав договорить, прошипел в сердцах ротмистр. — После убийства армянина — исчез прямо с дежурства, а на квартире его затем обнаружили около десяти тысяч рублей, кучей сброшенных в чемодан; да ампулы с ядом в портсигаре. Так-то! Росляков медленно поправил пальцем очки. — Что-то здесь не клеится, Алексей Николаевич… — Клеится, не клеится, однако службу оставил, сбежал! Сейчас все ищут кому не лень! На несколько минут воцарилась тишина. Росляков испытующе смотрел на начальника, а тот, о чем-то напряженно размышляя, — в раскрытую папку с послужными списками и аттестациями. Наконец, Листок поднял глаза. — В общем, так, прапорщик Росляков… На днях ожидается приезд в Сарыкамыш Государя Императора Николая второго… — Самого… царя? — изумился Алексей. — Именно так… Не исключено, что появление агента, о котором сообщил армянин, связано с этим прибытием. Если верно, что немцы считают победу Энвер-паши обеспеченной действиями шпиона, то это может означать только одно — теракт на Августейшую особу! Так-то, Алеша! Хорошо, если подлеца Волчанова сумеют до того схватить, а если нет? Если он не сбежал с города, а затаился здесь, в Сарыкамыше? Если им замышлен коварный план, о котором мы ничего не знаем? Ведь шпион только изобличен, но не обезврежен! Листок многозначительно посмотрел на прапорщика. — Необходимо немедленно выявить все связи, все сношения Волчанова в Сарыкамыше, установить, у кого и где мерзавец может скрываться! Это во-первых. Во-вторых, во что бы то ни стало понять, где змея может укусить. К сожалению, планов Императора мы не знаем; что-то, вероятно, прояснится на завтрашнем совещании у Воробанова. Я там буду и выясню, ты же с утра займись окружением капитана — всех до единого, язви их в душу! Этим уже занимаются наши начальники, но местной контрразведке это, пожалуй, сподручней. И один из его окружения уже известен — сотник Оржанский. С ним я разберусь сам… — Оржанский?! Глаза Рослякова, и без того увеличенные очками, расширись до размеров линз. — Он самый, черт бы его побрал! Этот ловелас, служа в контрразведке, не только оказался картежным товарищем изменника, но еще и бабу с ним делил! — Наталью Ивановну?! — воскликнул Росляков. — Что вы такое говорите, Алексей Николаевич? Она-то здесь при чем? Пришла очередь измениться в лице Листку. — Ты, что же… знаешь ее? — спросил он. — Был представлен… — Росляков запнулся. — Господин ротмистр, Алексей Николаевич! Уверяю вас, это красивая, прекрасно воспитанная барышня, почтенного дворянского рода… Наконец, патриотка! Не раздумывая бросила университет в Москве, закончила ускоренные курсы сестер милосердия и… — Откуда ты знаешь, Росляков? С ее слов? — недовольно перебил Листок. — По бумагам… Да хотя бы с ее! Надо видеть ее, Алексей Николаевич! При ней… при ней даже сотник преобразился. А вы такое — "бабу делил"! Простите, господин ротмистр, но мне кажется, это вы излишне поспешно… И с Оржанским, и с Натальей Ивановной! — Хватит! — Жандарм грохнул кулаком по столу. — Эта прекрасно воспитанная дама уже с месяц, втайне от нашего дурачка, встречалась с Волчановым! — Он вскочил. — Слушайте приказ, прапорщик Росляков! Росляков медленно поднялся. — Во-первых, с этой минуты вы исполняете должность сотника Оржанского. Связь с "Петровичем" также возлагаю на вас. В связи с новыми открывшимися обстоятельствами ему дана команда: слежку за поручиком Зайковым и капитаном Волчановым прекратить и взять под наблюдение сестру милосердия… черт, как ее там? — Берт, Наталья Ивановна… — через губу произнес Росляков. — …Сестру милосердия Наталью Ивановну Берт, с целью установления факта сокрытия подозреваемого в шпионаже капитана Волчанова. Во-вторых, немедленно приступить к выявлению всех явных и неявных связей изменника. На каждого, подпавшего под подозрение собрать необходимые материалы, в том числе и на вышеупомянутую сестру милосердия — слишком со многими эта дама знакома! И на все про все вам двое суток! Ясно? — Ясно… — пробурчал Росляков. Листок плюхнулся на стул. Опустился на табурет и прапорщик, помолчав, обиженно выдавил: — Приказ выполнить в полном объеме не могу… — Что такое? — сверкнул очами Листок. — Я всего в чине прапорщика, могу допрашивать лишь нижние чины и мне равные! Штаб-офицеры со мной разговаривать не станут, не говоря уже, какие последствия это может возыметь, — офицерское мнение будет явно возмущено действиями нашей "конторы", коей предписано, как известно, работать скрытно… На этот раз Алексей Николаевич молчал долго. Росляков был прав — "Инструкция начальника контрразведывательных отделений" от 8 июня 1911 года требовала принимать все меры по сокрытию участия секретных агентов в работе контрразведки. — И что предлагаешь? — спросил он, точно и не было только что вспышки негодования. — Алексей Николаевич, капитан Волчанов еще только подозреваемый. В отношении его, согласитесь, еще ничего не доказано. Если у него и нашли ампулы с ядом, то это еще не объясняет, как он мог убрать перебежчика в помещении, в котором не был… А значит, и вина сотника Оржанского еще под вопросом! Карты и дама сердца — это еще не повод лишать его должности… — Что-то я не пойму, куда клонишь… — поморщился ротмистр. — Да к тому, Алексей Николаевич, что без сотника мы не сможем в два дня установить окружение и связи Волчанова! А Оржанский может — он в том окружении как рыба в воде, — всех знает и с каждым поговорить может. Листок изумленно посмотрел на прапорщика; поднялся, в задумчивости походил по комнате. "И опять прав, сукин сын! Других людей нет… А сотник действительно всю компанию знает. А кого не знает, так в два счета прояснит! А Рослякова кидать — все делопроизводство завалить… Эх, чертов сотник! Все с ним не слава богу! Ладно, рискнем… Расследование никуда не уйдет, да и какой с Оржанского пособник — баламут, да и только!"