– Привет, – первым пошел на контакт Максим. – Привет, – хором поддержали его девочки, а я гордо слушала их произнесенную букву «Р». В ответ мальчишки уткнулись в папины ноги и уцепились покрепче. – Ну что же вы?! – «возмутился» отец с улыбкой. – Девочки не стесняются, а вы что?! Трусливей девчонок?! А ну! Покажите, кто здесь настоящие мужики?! – Мы не музики, мы мачики, – ответил один снеговичок, замотанный в пуховик синего цвета. – И мы маинькие, – вторил ему зеленый снеговичок. – А деачки бощие! Я тихо умилялась и подхихикивала от этой мимишности, но помочь ничем не могла. Еще и от приставучей Лизы отмахивалась, которая что-то вещала мне на заднем плане. – Ну, ребята, давайте поиграем, что ли? – предложил Егор, вставая в полный рост и встречаясь со мной взглядом. Поймал мою улыбку и улыбнулся в ответ. Я прижала палец к губам, показывая, чтобы молчал обо мне, и ткнула пальцем в санки, еще и рукой путь указала до конца двора. Мол, покатай детей, пусть акклиматизируются. Мужчина правильно понял, и уже в следующий момент четверо малышей были усажены в большие санки для двойняшек. Егор утрамбовал их, как кильку в банке, и погнал по снежной равнине. Максим бежал рядом и «помогал» тащить такой груз. Я не стала смотреть дальше – у меня еще полтора торта не закончено. – Маришка, ну не будь такой какой, ответь уже, – встала рядом со мной Лиза и посмотрела в окно, – ничего с твоими спиногрызами не случится. Ответь уже, не мучай. – Что ты хочешь? – вернув свое внимание «подруге», спросила я. – Я не могу испечь на твой праздник торт. У меня заказов перебор – не успеваю. – Ну для подруги могла бы сделать исключение, – обиделась соседка. – Лиза, ты мне не сделала исключение, когда сказала, что нет мест в твоей школе моим детям, что школа для богатых папочек, а не нищих мамочек. Мол, имидж портить не хочешь. Это сейчас я понимаю: хорошо, что ты мне отказала. А тогда мне не с кем было детей оставить. – Отказываешь, значит?! Вот так по-добрососедски помочь никак, да?! – Может, еще и бесплатно? – усмехнулась я. – Извини, Лизонька. Я благотворительностью не занимаюсь, это занятие для богатых папочек, а не для нищих мамочек. – Сучка! – зло прорычала моя «подруга». – Была рада поговорить, – ответила я внешне спокойно, а внутри аж клокотала злость. Главное, не сорваться на детей. И на Егора бы не сорваться. – Придет война… – пообещала мне зловеще соседка, хлопая дверью. – Странные люди… – Я непонимающе покачала головой, возвращаясь к своему антидепрессантному занятию. – Но как же она меня выбесила! Еще некоторое время я усиленно ваяла розочки и другую прелесть из крема, рисуя и творя, но нервное напряжение не отпускало. Только накручивала себя сильнее, мысленно высказывая все, что не сказала этой козе в лицо. Вот и зачем? Зачем это саморазрушение?! Надо разорвать эту нить и перестать ее питать своей энергией, она ж энергетический вампир какой-то. Вон и розочки корявые, и руки дрожат, и кондитерский мешок я не положила – швырнула так, что крем разбрызгало. Да что это со мной такое?! Сначала моих детей спиногрызами называет, потом просит ей торт сделать, хорошо, если б продукты оплатила. А в итоге я еще и сука! Нет, ну какая зараза, а не человек! В агонии своего невысказанного гнева не сразу уловила морозный запах. Но когда моей руки коснулись холодные мужские руки, было уже поздно что-либо понимать. Егор молча отобрал у меня очередной кондитерский девайс и аккуратно положил его на стол, развернул меня к себе и посмотрел в метавшие молнии глаза. Крепко сжал подрагивающие от бешенства руки. Я ничего не могла ему сказать. Гнев бурлил во мне, хотелось догнать Лизу и сказать пару ласковых слов. Но вот эти ледяные пальцы, коснувшиеся моего лица, совсем сбили с толку и без того хаотично метавшиеся мысли. Дрожь пронеслась от кончиков его пальцев по всему моему телу, словно табун мурашек разбежался врассыпную, щекоча и веселясь внутри. Егор еще с пару секунд разглядывал мои губы, но стоило им дрогнуть в попытке что-то сказать, как он накрыл их поцелуем, топя в невыразимой нежности. Ласкал меня, унося на волнах с запахом снега и мороза в мечту. Я не могла не ответить, я хотела ответить. Хотела пожаловаться ему, такому большому, сильному и смелому рыцарю, на несправедливого дракона по имени Лиза, на непослушных троллят, что с самого утра довели меня до трясучки, и на нехватку времени и нервов. А он все слушал и с каждым своим движением губ впитывал мою отчаянную усталость и перенапряжение. Он забирал у меня этот стресс, а отдавал уверенность, что все будет хорошо, что он защитит и поможет. А потом он меня укусил. И такая горячая волна возбуждения прошибла мое тело, что хотелось скинуть со стола свои недоделанные торты и подставиться ему для дальнейшего покусывания во всех возможных местах. Да-да, и вот тут, на шейке, тоже… Боже, нет! Он же мне наставит засосов! – Полегчало? – спросил Егор, горячо дыша мне в губы. – Или повторить? – Дети где? – еле смогла я внятно высказать мучающую меня мысль. – Снеговика лепят. – Тогда повторить! – совершенно четко выговорила я, снимая с него промокшее от растаявшего снега пальто. – Мне нравится твой стресс, он открывает передо мной перспективы, – ухмыльнулся Егор и ворвался в мой рот яростным вихрем, снося выстроенные мною преграды, барьеры, предрассудки, страхи и метания… Знакомство с мамой Я целовал Марину, страстно желая большего. Когда увидел эту маленькую, хрупкую Снегурочку в тихом бешенстве, вымещающую свой гнев на ни чем не повинном торте, думал, не выдержу, зацелую ведь сейчас. Как она была прекрасна! Стоял маленький разгневанный дракончик и фырчал, чуть ли не пар из ноздрей пускал, из рук все не просто валилось, а вылетало с такой силой, что ошметки крема забрызгивали стол и стену, на что Марина еще раздраженнее рычала и трясущимися руками пыталась вывести какую-то надпись. «Нет, хватит смотреть, как она гробит такой прекрасный торт. Надо ее срочно отвлечь», – подумал я и все же поцеловал. И – о чудо! Она сама дала мне зеленый свет! Какой это был поцелуй! Столько страсти и огня! Столько энергии в этом маленьком теле, пытающемся бороться со своими страхами и неуверенностью в жизни. Затуманенный желанием и вожделением трепещущей в моих руках женщины, я не сразу понял, что она начала сопротивляться. – Егор, подожди, – уперлись ручки мне в грудь, переставая обнимать. Но я разогнался. Ощущение ее губ, ее языка моим стало жизненной необходимостью здесь и сейчас, и я силой притянул к себе упирающуюся женщину, накрывая очередным поцелуем. – Егор, нет, – вырывалась она яростно, – остановись, пожалуйста. Хватит. – Марина, – хрипло рычал я, – ты с ума меня сводишь. – Мне работать надо, – дрожала она всем телом. Всем своим прекрасным, горящим желанием телом! – Я не выдержу этой муки, малышка, – признался я и вытащил свои руки из ее домашних брючек, где успел погреть загребущие конечности, сминая аппетитные полупопия. – Если бы ты только знала, как я хочу тебя развернуть сейчас спиной и исследовать эти восхитительные бедра во всех подробностях. Как хочу ворваться в тебя и любить, пока ты не запросишь пощады, Снегурочка, пока твое сердечко не оттает и не примет меня всего… – Я… – сиплый ответ, – я примерно ощущаю как… – О, ты об этом? – криво усмехнулся я и вжал Марину в свое тело, чтобы она лучше прочувствовала мой стояк. – Не бери в голову, детка. Это такая мелочь, мне же ничего не стоит справиться с перевозбуждением. – Злой сарказм сочился из меня не переставая, но что я мог поделать, когда держался на пределе, а разрядки никакой. – Это ж ерунда, что у меня сейчас что-то взорвется. Или яйца, или мозг. Какая разница, что я хочу тебя до одури, но не могу получить. – Егор, мы знакомы сутки, что ты хочешь?! Чтоб я перед первым встречным мужчиной, что оказался ко мне добр, раздвинула ноги? – неловко ответила она и отвела взгляд. – Или ты думаешь, мне легко? Или я не перевозбудилась?! – Да? – серьезно посмотрел я на нее и пустил руки в ход, оглаживая попу и спину, интимно выдохнув вопрос прямо в пухлые губы: – А ты возбудилась? – Более чем, – призналась она и встретила мой взгляд своим суровым. – Но это не значит, что я готова потерять голову прямо здесь и сейчас! – Да, я понимаю, – как-то отчаянно согласился я, – ты права, малышка, прости. Я ничего не требую. Я просто ставлю тебя в известность о своих проблемах с выдержкой. Могу и сорваться, ибо уже на грани. – Мятного чая? – Так лучше уже просто дай пучок мяты пожевать, – усмехнулся я. – Пошли к детям, что-то там подозрительная тишина. Марина побледнела и подскочила к окну. Я поднял свое пальто с пола, перекладывая его на стул, и подошел следом. Встал за спиной женщины, что наклонилась над подоконником в попытке увидеть детей. Я не смог отказать себе в маленькой шалости и прижался к аппетитному заду пахом, заставляя мать семейства вздрогнуть от неожиданности и покоситься на меня укоризненно. Я же сделал самый невинный вид и улыбнулся, кивая за окно, мол, смотри туда, не отвлекайся, а сам вжался до неприличия и навис над ней, вдыхая аромат сладостей, исходящий от женщины. – Кажется, им скучно, – с сомнением произнесла Марина и заерзала попой, то ли желая меня отодвинуть, то ли помочь мне разрядиться прямо в штаны. Пришлось ее припечатать рукой, чтоб не дергалась. Женщина замерла под властным жестом, а я наслаждался ее покорностью. Это заводило еще сильнее. Боги, я не могу с собой совладать! Прямо перед окном были все пятеро детей. Максим лепил снеговика, но по глазам видно его отчаяние. Снег сегодня сухой, не лепится, рассыпается. У парнишки уже глаза на мокром месте. Варя и Аля скорбно смотрели на его попытки, рисуя на снегу какими-то веточками. И где они их только нашли? А вокруг с таким же скорбным видом ходили Артур и Артем, как две души неприкаянные. – Кажется, им очень скучно, – согласился я и обдал горячим дыханием шейку Марины сзади, обнимая за талию. Мои действия никак не вязались со словами, но ничего не мог поделать. Хотел, чтоб она желала меня так же сильно, как и я ее. – Одевайся, Снегурочка, пошли немного погуляем вместе. – Мне надо еще полтора торта закончить, – отказалась она. – Иди займи их на часик, а потом будем все вместе обедать. – А вечером свидание, – даже не спросил, а поставил перед фактом я. – Хорошо, – сдалась Марина. – Сегодня двадцать девятое, могу вечером отдохнуть. Но завтра у меня будет опять аврал. – А на тридцать первое у тебя что? – хриплым голосом задал вопрос в самое ушко и почувствовал, как кожа женщины покрылась мурашками. С талии Марины мои руки заскользили к груди, затвердевшей и налившейся желанием. Да, такая трогательная и возбужденная она нравится мне еще больше. – Тридцать первого я работу не беру обычно, – сорвался ее голос, когда мои руки нашли чувствительные соски, – это день для семьи… Мм-м… – тихий стон. – Егор, я сейчас взорвусь, честное слово! Прекрати! – Вот так сразу? – усмехнулся я. – Я просто заигралась с воздержанием, – призналась она и издала новый стон, стоило мне смять руками ее грудь. – Мм-м, моя сладкая, любишь пожестче? – спросил я и вжался в хорошо зафиксированные моими ногами тылы женщины. Рыча, сжал руками грудь. – Отвечай, Марина! Как ты любишь? Скажи мне, как ты хочешь? Пожестче? Или нежно? Сзади, сверху? А может быть, ты миссионерка? – От каждого моего слова и движения рук она млела и только чаще дышала, не в силах отвечать. Но мне не нужны были слова. Я слушал ее тело, которое просто кипело в моих руках от нереализованной энергии. Она хотела меня. И я ликовал от осознания этого факта. Я быстро развернул женщину от окна и подтолкнул в сторону комнаты, дети поскучают еще три минуты, больше она не выдержит. – Егор, остановись, пожалуйста, – хриплым и до невозможности сексуальным голоском попросила она, пока я грубо выталкивал ее с кухни. – Нет на это сейчас времени, мне работать надо. Дети без присмотра… – Это твои единственные доводы? – прорычал я и развернул Марину к себе лицом. – А… э… презервативы! Нет защиты, – схватилась она за спасительную соломинку, но я больше не слушал эти глупости. Она не сказала, что не хочет. Это главное. – Дети… без присмотра… – жалобный писк и прерывистое дыхание, когда моя рука легла на тонкое горлышко, ограничивая ее движения. – Ничего, я быстро, – кривая улыбка, от которой, я точно знал, у Марины возбужденные мурашки по телу бегут. – Тебе нужно просто немного расслабиться, нельзя сдерживать твою сексуальность, – прошептал я в приоткрытые податливые губы и накрыл их своими. Жесткими и горячими. Скользнул в послушный ротик языком, а свободной рукой пробрался под резинку штанов. Снегурочка в моих руках дернулась, стоило моим пальцам скользнуть по такой влажной плоти. Но от меня так просто не вырвешься, рука на горле держит крепко, не мешая при этом дышать. – Тш-ш-ш… расслабься, малышка, тебе надо… – И снова смял ее губы своими, врываясь в ее ротик языком. Но это еще не все, сладкая… Я весьма настырно раздвинул ножки одним движением широкой кисти, чтобы было удобнее пробираться к заветной точке, и Марина послушно, но, кажется, неосознанно подчинилась, дала моим пальцам волю. А я не медлил, от нежной и пробной ласки истекающей желанием плоти сразу перешел к главному, и мои пальцы заставили хрупкое тело пылать и замирать от глубоких ощущений, а губы перехватили стон. – Ты прекрасна, – прошептал на ушко, лаская свою женщину, прикусывая ее шею. Но не успел я даже разыграться как следует, как поймал рукой ее оргазм, заглушая поцелуями хриплые крики. А она кричала, цепляясь ручками мне в свитер и выгибаясь всем телом. Капец, как это сладко! Дождался, пока малышка насытится и немного придет в себя. Поцеловал аккуратно, боясь спугнуть ее шаткое душевное равновесие. И наконец-то убрал свои бесстыжие руки, отпуская Марину из плена, но все же слегка придерживая. – Понравилось? – улыбнулся, изучая заалевшие щеки. Не выдержал, рассмеялся тихо и обнял свою Снегурочку, даря успокаивающий поцелуй в белокурые волосы, стянутые в тугой пучок. – Ты понимаешь, что рушишь весь мой привычный мир?! – куда-то мне в грудь глухо пробурчала она и прижалась крепче, тяжело вздыхая. – Дети одни на улице, иди к ним. Мне еще работать надо. И тут за нашими спинами послышались голоса детей, перемежающиеся с плачем.