Отсидевшись с пару минут и совладав наконец-таки со своими непонятными чувствами, я взялась за работу. Надо накормить детей. Да и скоро уже должны заказчики явиться, чтоб забрать свои торты, коробки с которыми занимали практически весь обеденный стол. И стоило мне только вспомнить о заказчиках, как тут же заиграл мой мобильный. Ответив, что сейчас вынесу заказ, я поспешила сунуть ноги в сапоги и накинуть на себя теплый халат, направляясь к дверям. – Ты куда это собралась в таком виде? – удивленно посмотрел на меня Егор, выглядывая из комнаты. – Марина, там мороз! – Ничего, я на пару минуток – не замерзну. И не став слушать гневную отповедь липового Деда Мороза, скрылась за дверью. Заказы разобрали в течение часа, освободив мне на кухне место для маневра. Да и не было еще такого, чтоб кто-то отказался или забыл забрать свой заказ. А все почему? Потому что я хитрая. Беру стопроцентную предоплату на карточку. А если уже оплатил, то, собственно, почему не забирать?! Периодически выбегая на улицу, вынося огромные коробки со сладким содержимым, я успела еще и ужин приготовить. Поэтому к тому времени, как в кухню вбежали счастливые дети с криками: «Мама, мама, пошли смотреть, мы закончили!» – на обеденном столе уже дымились горячими ароматными парами жаркое и свежие сырные булочки с чесноком. Зашла в комнату, ведомая за руки детьми, чтобы увидеть довольного Егора, открывающего коробки с игрушками и еще какие-то пакеты и коробки, которых раньше в нашем доме не было. – Принимай работу, Снегурочка, – улыбнулся мне античный небожитель, кивая на раскинувшую свои ветки пышную красавицу, загромоздившую собой почти треть комнаты. Мужчина успел даже светодиодную гирлянду нацепить на дерево. Причем совершенно не знакомую мне гирлянду – у нас не было такой. – Откуда это все?! – заглянула я в коробки и ошарашенно округлила глаза. Там лежали елочные украшения необыкновенной красоты, каждая из игрушек словно была ручной работы и представляла собой именно игрушку, а не обычный шар. Мишки, зайки, домики, часики с кукушкой, оленята, Санта Клаусы и Снегурочки, звездочки, сердечки, лебеди, бабки Ежки, лешие, принцессы с рождественскими веночками и Щелкунчики на деревянных лошадках. Сказочные зверята и персонажи… Ни одной не повторилось. Такой красоты я никогда не видела. В отчаянии посмотрела на мужчину: – Егор, с твоей стороны это очень неправильно, нельзя делать такие подарки еле знакомым людям. – А я и не делал, – усмехнулся он и достал из коробки крупного ангела для верхушки, – это все Дед Мороз, он передал игрушки для маленьких и послушных принцесс. Да, девочки? Вы послушные? – посмотрел ласково на счастливо заглядывающих в коробки Варю и Алю. Те согласно закивали, сверкая восхищенными глазками и не переставая улыбаться. А мне протянул ангела и почти интимно прошептал: – Не смог пройти мимо такого прекрасного создания. Я посмотрела на белокурую куклу с большими карими глазами, пышными лебяжьими крыльями и в серебристой тоге. – Мама, а этот ангел похож на тебя, – оторвался от разбора игрушек Максим, чтобы озвучить и так очевидную вещь. Я зарделась, словно девственница на выданье, и протянула игрушку обратно Егору. – Я не достану, чтоб его прицепить. Рыцарь с сомнением осмотрел разлапистого колючего дракона и тяжело вздохнул, понимая, что и он не достанет просто так, но, блин, назвался рыцарем… Словом, пошел в кухню за табуретом, и уже с этого импровизированного коня победить дракона оказалось проще. Ангел гордо раскинул крылья, восседая на самой голове хвойного чудовища, и смотрел на меня обвиняющим взглядом, словно спрашивая: «И чего ты ерепенишься, Марина?» Я закусила губу, чтобы не ляпнуть чего лишнего, и на спустившегося с табурета Егора смотрела почти адекватным взглядом. – Спасибо, – еле выдавила из себя, – очень красиво. – Я рад, что тебе понравилось, – мне подарили мягкую улыбку и лукавый взгляд, – но «спасибом» сыт не будешь, а я чувствую просто умопомрачительные ароматы из кухни. – Пойдем ужинать, – улыбнулась я в ответ на такой тонкий намек и чихнула. – О, – ворчливо возмутился Егор, – добегалась по снегу раздетая?! Только простуды не хватало перед праздниками! И так румянец нездоровый на лице все время, температуры хоть нет? – Мне на лоб легла широкая ладонь, проверяя температуру, но, не поверив своим ощущениям, Егор решил проверить тот же параметр и губами, прямо как я детей, когда они болеют. Невинный, казалось бы, жест, а меня действительно в жар бросило. – Егор, пошли ужинать, и перестань себя вести так, словно мы десять лет женаты. – А почему нет? Что плохого, если о тебе позаботится мужчина? Я скосила глаза на детей, что нас практически не замечали, развешивая по сосне игрушки, принесенные гостем. Перевела дыхание: даже Максимка утратил свою бдительность и вовсю развлекался, перевешивая фигурки понадежнее после сестер. – Потому что ты исчезнешь, а мне потом мучиться. Еще и детей к себе привязываешь, а о том, что мне им придется говорить, ты подумал?! Дети, маршем в кухню, ужин стынет! – Но ма-а-ам, – заканючили принцессы. – Маршем! – строго посмотрела, повышая голос. – Не кричи на детей, – шепнул мне Егор и отстранился. – Девочки, Дед Мороз все видит! Варя и Аля тяжело вздохнули и отложили игрушки обратно в коробку, скорбно взглянули на такого непримиримого Деда Мороза и поплелись в кухню. Максима подгонять не нужно было. Он, как истинный оруженосец рыцаря, участвовал в сражении с драконом и устал, и проголодался не меньше. – Стрекозюли, руки не помыли! – скорректировал движение сестер Максимка. Ну надо же быть таким ответственным в свои восемь лет, не перестаю ему удивляться. – Пойдем, – разворачиваясь, бросила я мужчине, но стоило детям скрыться в кухне, а нам услышать шум воды в кране, как Егора словно подменили. И вместо уютного папочки на час рядом со мной оказался бог искушения и разврата. Меня поймали одной рукой за руку, другой за талию и впечатали в мощное рельефное тело. Мне отстраненно подумалось, что с такими физическими данными он, наверное, не просто возит какого-то «богатого дядю», но и охраняет его. При таком раскладе у него должно быть оружие, но где он может это самое оружие спрятать, одетый в джинсы и свитер, представить не могла. – Чего ты испугалась? – верно истолковав мои мысли, спросил он, явно не ожидая моего переполошенного ступора на свои объятия. – Марина, а если я не хочу исчезать? Ты бы приняла меня в семью? – Тебе что, своих проблем мало? Зачем тебе чужая семья, чужие дети? – Разве дети – это плохо? – не понял он моего протеста. – Скажи, будь у меня дети, ты бы не приняла их? – Это другое, – отвела я глаза в сторону. – Мы, женщины, по-другому устроены, для нас дети – жизнь. А для вас, мужчин, сплошная обуза. А чужие дети – вообще груз неподъемный. Да и свои вам не всегда нужны… – Так, я чувствую, что историю отца твоих детей я знать не хочу, чтобы не воспылать к нему ненавистью. – Да какое тебе до нас дело?! – возмущенно фыркнула я. Но закончить возмущение мне не позволили суровые губы, закрывшие мне рот, и скользнувшие по спине руки. Этот поцелуй был не таким. Коротким, но злым. Словно Егор наказать меня хотел. Ворвался в мой рот яростно и жестко, будто говорил: «Молчи, женщина, не буди в своем рыцаре дракона!» – Вот такое дело, Марина… – часто задышал он, упершись мне в лоб своим лбом, прижал меня крепче, давая прочувствовать всю твердость своих намерений, напряженно замершую где-то в районе мужского паха. – Егор, прекрати непотребства, тут дети, – шепотом затребовала я, опасливо оглядываясь на дверь в кухню, откуда доносились звон тарелок и шум голосов. Очевидно, руки уже помыли. – Только их присутствие и останавливает меня, Марина. – Он приласкал мне жесткой рукой волосы на голове, пригладил их, и я с позором осознала, что даже не причесалась после сна. Так и хожу тут уставшей, разобранной лахудрой. И к клиентам такая выходила. Ужас. Но позор мой был не полон еще. А вот когда рука Егора спустилась с моей головы на лицо, а потом и на грудь, игриво беря меня за встопорщенный сосок… вот тут-то я и пропала, сгорая от стыда, осознав, что белье-то я и не надела под майку, это – раз. И мое возбуждение видно невооруженным глазом, это – два. – Пойдем, – гулко сглотнув, попросил Егор, утягивая меня в кухню. – Если мне сейчас не светит полакомиться тобой, то накорми хотя бы мой желудок. И я в панике разогнала свои смутные чувства, разлившиеся по всему телу. Нельзя показываться детям в таком нервном состоянии. Надо брать себя в руки. Поцелуи и признания Марина была непередаваемо прекрасна в этом домашнем и растрепанном виде. Когда увидел ее в дверном проеме только проснувшуюся, был сражен наповал. Такая теплая, уютная и такая взъерошенная. Первым желанием было обнять покрепче, зарыться лицом в ее волосы и вдыхать аромат женщины, наслаждаясь каждым вдохом и каждым прикосновением. Но по закону мирового свинства в ближайшее время мне светят объятия лишь колючего чудовища, норовящего завалить меня под своим весом. Не уверен в своих ментальных способностях внушения, но, кажется, мое отчаянное желание обладать стоящей передо мной женщиной транслировалось во всеуслышание. Иначе как объяснить, что ее щеки раскраснелись, дыхание прерывистое, словно возмущенное, а под розовой майкой призывно топорщатся соски, явно не обремененные никаким бельем. М-да, меня она явно не ждала увидеть, иначе бы хоть оделась. Не знай я, что Марина сейчас спала в гордом одиночестве, решил бы, что сексом занималась, такой у нее был вид. И смущенный, и возмущенный моим вторжением, и растерянный от увиденной картины моего неравного боя с хвойным монстром, и снова смущенный до алеющих пятен на скулах. Что происходит в голове этого чудного, хрупкого создания, раз она за секунды меняет окрас лица от пунцового до багрового? Каюсь, не удержался и все же обнял ее, поймав, пробегающую мимо. Как и мечтал минуту назад, втянул ее запах, ощущая… боже, да она пахнет сексом! Желанием и сексом! Я с ума сойду, если не смогу получить эту Снегурочку! Нехотя отпустил и переключил свое внимание на оживившую сосну. Вот ей богу, это чудовище не просто живое, а одушевленное, и его душа явно против меня во всех аспектах. Пришлось уйти с головой в работу, пока Максима не погребло под хвойной толщей. И следующий час, показавшийся мне вечностью, мы на пару с моим потенциальным пасынком сражались, пыхтели, кряхтели, потели и вообще непонятно, что и как делали, но установили-таки дерево в ведро с песком и даже подвязали ствол к вбитым в стену гвоздям, потому что я опасался, что вся эта красота может рухнуть. И чтобы обезопасить детей и их впечатления от праздника, постарался максимально качественно сделать работу. Благодарная улыбка Марины была мне наградой, а ее растерянность от подарков грела душу – угодил, особенно ангелом. И несмотря на все мои старания, доверия как мужчина я у нее не вызывал. Разозлился. Моя злость была адресована идиоту, что когда-то разбил хрупкое сердечко этой Снегурочки, из-за чего она утратила веру и в людей в целом, и в мужчин в частности. Зло распирало меня изнутри, переплетаясь с возбуждением от близости желанной, но пока недоступной женщины. Еле дотерпев, чтоб дети оставили нас наедине, сразу сорвался с катушек, наказывая Марину за ее недоверие, за ее красоту и недосягаемость, за то, что пытается меня отвадить, за то, что боится меня, боится ко мне привязаться. Всю свою злость и негодование я вкладывал сейчас в этот жесткий, почти жестокий поцелуй, пробивающий плотину ее страхов, сносивший преграды и крушащий ее старые обиды на бывшего мудака. Хватит ей держать обиду на прошлое, пусть наслаждается настоящим, а я постараюсь обеспечить ей счастливое будущее. Все это я пытался сказать, проникая в такой желанный ротик своим языком, глубоко, яростно, жестоко. И несмотря на мою пусть краткую, но грубость, я чувствовал, как Марина сдается под моим натиском, отдаваясь мне полностью и отвечая не менее зло и яростно, рассказывая о своих страхах, обидах и предрассудках… Это был не просто поцелуй. Это был диалог или даже спор, почти скандал. Если бы движения наших губ и языков можно было облечь в слова, то, наверное, мы кричали друг на друга. Но такой способ выяснения отношений мне кажется куда более приятным и продуктивным. Вот так высказали друг другу свои мысли, не произнеся не слова, накрыли друг друга эмоциями и, отдышавшись, пошли ужинать. Если бы мне не надо было возвращаться домой, забирать детей от бабушки, я уже сегодня остался бы с ней. Да, она была бы против, но с ее возражениями я уже знаю, как бороться. Но пустое. Мне все равно надо ехать. Ведь меня ждут еще и мои дети. А план охмурения их потенциальной мамочки я отложу до завтра. Ужин прошел в приятной, семейной можно сказать, атмосфере. По утверждению Марины, дети еще никогда так тихо, мирно, быстро, без споров и переворачивания еды не ели. Но сейчас у них был стимул. Быстрее съели – быстрее побежали наряжать елку волшебными игрушками. – Ты положительно влияешь на поведение моих принцесс, – тихо произнесла Марина вслед убегающим детям. – Дед Мороз же… – пожал я плечами, вызывая у нее улыбку. Поймал эту улыбку взглядом и не хотел отпускать, но женщина заметила мой взгляд и смутилась. Опять давай возводить стену, руша все мои надежды. Нет уж. Не хочешь делать поспешных шагов? Пусть. Но и назад шагать не дам! Я подхватил ладошку своей Снегурочки и сжал, пытаясь ей объяснить свои чувства. Между нами был обеденный стол, заставленный посудой, а из комнаты доносились счастливые голоса детей. А сейчас так не хватает уединенной комнатки с кроватью, чтобы уже решить этот вопрос между нами. Мы хотим друг друга. И оба это осознаем. Так чего она закрывается? Если притяжение между нами нарастает с каждым прикосновением. – Марина, ты мне очень понравилась, – наконец-то решился я разорвать между нами тишину. – А я думала, ты меня пожалел, бредущую под снегом с деревом на горбу. – Она попыталась освободить свою руку из моего плена. – Конечно пожалел, – нахмурился я, – жалко, когда такое сокровище пропадает. – Я не пропадаю, – насупилась красавица. – Пропадаешь, – горько усмехнулся я. – Женщина без мужчины всегда пропадает. А такая вот нежная и хрупкая… Ты нуждаешься в заботе и защите… – Ничего подобного! – искренне возмутилась мать-одиночка. – Я взрослая, самостоятельная женщина, счастливая мама прекрасных детей, сама зарабатываю на жизнь и не нуждаюсь ни в чьей жалости, защите или покровительстве! Марина часто задышала, закончив свою гневную речь. А я смотрел на нее и восхищался. И блеском прекрасных карих глаз, на дне которых словно разлитое вино. И движениями пухлых губ в форме сердечка. И румянцем на нежных щеках. Не выдержал. Поднялся из-за стола и заставил подняться ее. Сжал крепко, зарываясь в белокурые локоны лицом и глубоко вдыхая сладкий аромат гордой и независимой женщины. – Конечно, Марина, – согласился я со всем ею вышесказанным. – Ты ни в чем не нуждаешься. Я понял, Снегурочка. Но ты достойна, чтобы тебя любили, чтоб оберегали и носили на руках… – Егор, ты свалился как снег на голову, я не знаю, чего ты хочешь и зачем ко мне прицепился. Но боюсь, мне нечего тебе предложить. – Ее голос звучал надтреснуто, словно на грани слез, словно она не хочет говорить этих слов, но должна. – Я прошу тебя, уходи сейчас, пока дети к тебе не привыкли. – Я хочу тебя, Марина, – признался я и отстранил от себя хрупкое тельце. – Мы знакомы меньше двенадцати часов, а твой образ сводит меня с ума, не выходя из моей головы. Я не могу не думать о тебе. Не могу уйти. Я хочу быть с тобой. Хочешь, буду рыцарем, хочешь – драконом или скоморохом. Только позволь быть твоим… – Думаю, – перевела дыхание моя мечта и выдала очередной неуклюжий перл, – твое наваждение пройдет, стоит нам переспать. – Малышка, – усмехнулся я и погладил прекрасное лицо костяшками пальцев, – не надейся даже. Переспать нам не грозит. Я буду любить тебя, крошка… – Моя рука властно привлекла голову женщины ближе к моему лицу. – Со всей страстью, на которую способен изголодавшийся по любви мужчина, я буду трахать тебя со всей яростью, которую ты будишь во мне своими отказами. – Мое дыхание опалило желанные губы, из которых вырвался судорожный вздох. – Я буду топить тебя в нежности, Снегурочка, – прикусил я такую сладкую губку и вторгся в рот, словно имел на это право. И Марина не сопротивлялась. Пустила меня, позволяя брать ее ротик приступом так, как мне того хотелось. О, если бы она знала, чего и как мне хотелось. Но не здесь же и не так. Разорвал мучительный поцелуй, что нешуточно так сказался на моем душевном равновесии и на эрекции тоже сказался. Оба дышали, как загнанные звери, поглядывая в сторону комнаты, из которой доносился шум. Бесполезные попытки восстановить дыхание результата почти не дали. – Может быть, кофе? – неуверенно прозвучал хриплый голосок Марины. – Лучше чая с мятой! Мне надо много мяты! – признался я, и мы оба опустили взгляд мне на ширинку, где недвусмысленно оттопыривалось мое желание, пытаясь прорвать джинсы.