Ну и что тогда принести в знак симпатии? Я представил увядающие к утру розы, осыпавшиеся траурными лепестками, и отмел идею цветов. Подумал еще немного и понял, чего не заметил в этой маленькой семейке. Излишеств. У них не было излишеств. Было то, что необходимо для детей, но ничего лишнего. Идея пришла спонтанная, но кажется, это самый оптимальный вариант. Я заехал в ближайший крупный супермаркет. Сейчас тут буйство новогодних красок, запахов и антуража. Целые залы отведены под украшения для главного праздника года. Я потратил добрый час, выбирая самые необычные игрушки для хвойной, которую мне еще предстоит устанавливать. Покупая игрушки и украшения, сразу брал два комплекта, чтобы украсить елку и своим сорванцам. Вымазался весь в блестках и сверкал сам, как мишура. О! Точно! Добавил переливающуюся радужным серебром пышную мишуру. Столько, чтоб дети могли обмотаться ей с ног до головы и еще на дерево осталось, добавил гирлянд, ангела с огромными карими глазами для верхушки и так еще… по мелочи… Что видел новогоднее и необычное, то и брал. Надеюсь, Марина не выкинет меня вместе со всем этим новогодним разнообразием прочь. Что гордая, это я уже понял. Я тяжело вздохнул, понимая, что так сразу, с наскока эту цитадель не возьмешь. Просто так оплот нравственности не падет в мои объятия. Ну ничего. Будем пытаться. Сегодня дети были у бабушки, поэтому я могу вечер уделить своим планам. А точнее – плану по завоеванию одного сердечка строптивого, но нежного, трепетного и любящего, если его отогреть от живущих внутри обид, страхов и предрассудков. Заезжать во двор не стал, припарковавшись с улицы. Проезд завалило и, судя по всему, чистить двор никто не собирается, пока сам не растает снег. Только тонкие дорожки протоптаны от ворот к крылечкам парадных. У нужного мне крыльца возилась знакомая фигурка, переваливаясь в сугробах и пытаясь аккуратно занести громоздкие коробки в дом. – Привет, – застыл я рядом с Максимом, не зная, как на меня отреагирует малец. Все же он кажется таким взрослым по сравнению с моими. Но взглянуть глубже – и видно маленького испуганного мальчишку не старше десяти лет, а может, и меньше. Он боится за маму. Не доверяет чужому. А возможно, даже ревнует, но сам этого еще не осознает. Ведь он был ее единственным мужчиной, единственным рыцарем. А тут вдруг нарисовался какой-то Дед Мороз и давай клинья подбивать к его матери. – Привет, – нерешительно все же ответил парнишка после заминки и попытался взять коробку в половину своего роста. – А мама сейчас очень занята… – Интересно, – напрягся я. – И чем же мама занята? На покрасневшем от мороза лице отобразилась внутренняя борьба, но, подумав, Максим сдал мать с потрохами. – Спит она, устала, – признался он со вздохом. Я облегченно перевел дыхание, хоть и не мог понять, что же надо было делать, чтоб к шести вечера свалиться от усталости в сон. – А тут чего делаешь? – А я игрушки елочные из подвала тащу, – указал кивком головы на две большие коробки, лежащие в сугробе. – Мама, правда, просила не ходить без нее в подвал. Но уже хочется елку поставить. – А давай я тебе помогу, – предложил я, – мама проснется, а елка уже стоит, и ей помощь, и вам быстрее радость будет. Я все равно к вам в гости шел, так чего мне без дела сидеть, пока мама спит?! Малец задумался ненадолго, явив мне очередную внутреннюю борьбу. Но сдавшись, принял решение в мою пользу. – Только так, чтоб маму не разбудить. Ей отдохнуть надо. – Договорились, – улыбнулся я такой заботе. – Открывай парадную, а я подам коробки из сугроба. Подвал-то хоть закрыл? – С трудом, пришлось сначала снег там разгребать. И мы споро взялись за дело, преодолев снежные заслоны, доставили игрушки для огромной сосны в дом. Девочки встретили меня счастливыми криками и обнимашками, на что Максим тут же возмутился как старший брат и оттащил их от меня с бурчанием. – Прекратите, стрекозюли! Маму разбудите, и вообще… нельзя к чужим дядям лезть! И тут я понял, что ревность парня приходится не только на мать, но и на сестер. Кажется, какой-то девочке «повезет» с таким ревнивым рыцарем. Хоть он еще не понимает, что это за чувства в нем разыгрались. Надо срочно мне внедряться в круг его доверия, пока меня не изжили, как опасный элемент для его маленькой семейной идиллии. – Ну что, давай елку ставить?! – скинул я на вешалку пальто, разулся и присмотрелся к стоящей в углу сосне. – Максим, а почему на дереве веревки перерезаны? Дети, все трое, виновато потупились. Но как самый старший, и очевидно, зачинщик, отвечал парень. – Мы просто очень хотели увидеть, какая она пышная. Вот и разрезали веревку, пока мама спит. А потом обратно скрутить не смогли. Я с тоской посмотрел на пышную красавицу и внутренне содрогнулся от ожидающего меня ужаса. Ставить елку нетрудно в принципе. Но если она бьет тебя несвязанными лапами по морде, колется и впивается иголками во все тело, пока ты ее пытаешься как-то зафиксировать в ведре… Приятного мало. А удобства вообще никакого. Посмотрел на перерезанную в нескольких местах веревку и убедился, что обратно это колючее чудовище не скручу. Вздохнул и пошел геройствовать. Назвался рыцарем – иди убей дракона! В условиях наших реалий – установи чудовищное дерево трех метров в высоту и двух метров в диаметре. Ну, Марина, ты мне за эту сосну должна будешь, как земля колхозу! Гадом буду, но тебя сегодня снова хотя бы поцелую. Вспомнил мягкие, податливые губы женщины, и работать стало не в пример легче. Тем более что помощник у меня был отличный. Старались не шуметь. Хотя потолки не позволили установить елку во весь рост, и пришлось ее укоротить на полметра, отпилив. Дети сначала расстроились, что «самые красивые ветки» отпиливаю. Но потом решили сделать из них композицию в вазе, которую сейчас девочки с упоением украшали мишурой, пока мы с Максимом продолжали воевать с чертовым деревом. За работой как-то и не заметили, что мама уже проснулась, стоит и смотрит на нас во все глаза. Сонные такие… прекрасные глаза. Ошарашенные. Дыхание у нее странно учащенное, словно она не спала, а сексом занималась. На скулах румянец, а во взгляде вопрос с упреком и с возмущением одновременно. Нежданчик спросонья Я отвлеклась на работу. Поцелуй поцелуем, но заказы выполнять надо. А сейчас перед праздником этих заказов как раз завались. Сегодня двадцать восьмое декабря, и за последнюю неделю я заработала больше, чем за последние два месяца, снабжая десятки детских праздников, утренников и взрослых корпоративов своими тортами, которые и кушать-то жалко. Да, я свободный художник – кондитер. И сейчас такое время, что мне приходится работать на износ. Неизвестно, как там потом придется с заработком. Стоило уйти Егору, как я, позволив себе немного прийти в чувство, принялась за работу, между делом иногда уделяя время кормежке детворы и периодическим дисциплинарным вмешательствам в их игры. В остальном же… окопалась на кухне, творя, творя и снова вытворяя. Устала, как загнанная лошадь. А потому вот сейчас я отдохну часок и опять пойду работать. Да, работаю я, как электровеник какой-то. Без тормозов, без границ и без ощущения меры. Мне сегодня еще всю ночь ваять вкусняшки. – Максимка, присмотри за сестрами, мне очень надо поспать. К тортам не лазить, это чужие, – попросила я сына, скрываясь в своей спальне и падая прямо в одежде на кровать. Дверь я, конечно же, не закрыла, чтоб слышать, вдруг кто заплачет, упадет, или что-то случится. Провалявшись в позе утопленника минут десять, поняла, что мозг спать не собирается. Тело устало, глаза вываливаются, руки как оторванные, а ноги как отбитые. А мозг ничего так, бодрячком… «Пожалуйста, мозг, спи!» – мысленно взмолилась я. Но он лишь весело подмигнул мне, подкидывая очередные размышления на не самые адекватные темы. Например, перед моим внутренним зрением постоянно стоял образ самоуверенного шатена с лукавыми искрами в зеленоватых глазах, ироничной улыбкой и просто греховно-прекрасными ямочками на крупном лице. Мой личный психологический кошмар в роли мужчины с обликом античного бога никак не собирался оставить в покое мое сознание. Даже парочка ударов головой о подушку не помогла. «Уходи, – простонала я мысленно, – мне очень надо поспать! Ну прям очень-очень! Не трогай меня хоть во сне своим этим раздевающим взглядом!» Но Егор не слушал меня ни тогда, ни сейчас. Как назло, мозг играл на его стороне, подкидывая мне воспоминания нашего поцелуя. Да, нашего. Потому что я могу сколько угодно себя убеждать, что мои губы взяли силой, но врать нет смысла – я ответила на поцелуй. Причем ответила с такой страстью, о наличии которой даже не подозревала в себе. Если уж быть совсем откровенной, то я вообще себя фригидной считала. Да, я родила троих детей, не от сквозняка же из форточки забеременела?! Но это не значит, что те контакты, что у меня были с мужчинами, приносили мне то самое удовольствие, от которого сходят с ума нимфоманки. Нет, секс в моем случае – это что-то почти спортивное, а не вот такое вот обжигающее, каким был поцелуй с Егором. «Интересно, он даст мне спокойно жить дальше? Наверняка я больше не увижу его», – даже с какой-то грустью подумалось мне. А ведь я уже давно одна. То есть совсем одна. Меня даже из роддома было некому забрать, когда родились дочки. Валик слинял быстрее, чем я получила положительный ответ на тест. Думаю, узнай он, что счастье ему светило двойное, бежал бы еще быстрее. Ну да бог с ним. Я ни о чем не жалею. Ведь мои принцессы – самое большое счастье, что могло случиться в моей жизни. Да и Максиму он не был отцом в полной мере. И хотя сын тянулся к нему, Валик практически абстрагировался от участия в его воспитании. Часто пропадал из дома. Даже на недели или месяцы. А потом являлся как ни в чем не бывало, прося прощение. И я опять прощала. А как не простить? Все же у нас общий ребенок, который был, по сути, только моим. И вот очередное исчезновение… И уже с концами, я надеюсь. Потому что больше этих качелей я не вынесу. А может быть, где сгинул уже? Рисковый был человек. Не удивлюсь, если узнаю, что его подрезали в темном переулке. И не пожалею, чего уж лукавить… Мысли плавно перетекли обратно к Егору, и голливудская улыбка нового знакомого прочно вытеснила собой образ бывшего даже не мужа, а так… не знаю, как назвать его. Да, хочется поверить этой улыбке и этим его словам, и взглядам. Хочется забыться хоть на краткий миг и отдаться на растерзание наглых губ, сильных рук. Мозг сразу послал телу сигнал, напоминая, какими горячими казались ладони мужчины, удерживающие меня за талию. Попыталась стряхнуть наваждение и пару раз моргнула, чтобы даже не начинать себя мучить этими мыслями. «Четыре года девчонкам моим, боже, да у меня не было секса почти пять лет», – ужаснулась я своим подсчетам. А ведь даже не хотелось ничего такого. Только дети, дети, дети… И вдруг нате вам, как гром среди ясного неба явился этот рыцарь и давай искушать мою не подготовленную к таким поцелуям психику. Зажмурилась, пытаясь выдавить из головы это воспоминание, но только зря старалась, его даже вытрясти не получается. Да ладно, ну что такого может страшного сделать одно маленькое счастливое воспоминание о крышесносном поцелуе? Можно ведь и помечтать? Интересно, если он так целует, то какой же он в постели? Хотя мне-то что? Во-первых, фригидная и толком не чувствую кайфа, только механическое воздействие, а во-вторых, и не светит мне это узнать. «Да, но помечтать-то можно», – уперто подкинул мысль мозг. «Помечтать можно», – согласилась я и прикрыла глаза, отдаваясь во власть грез. Может быть, он нежный любовник? А может быть, жесткий? В сознании всплыли картинки одна другой горячее, и я с ужасом осознала, что возбуждаюсь от этих мыслей. Стало очень стыдно. Перед собой, перед детьми, да даже перед Егором стыдно, что представляю его руки на своих бедрах, его язык у себя во рту, и от этого между ног разгорается непонятное чувство голода, нарастает пульсация от прилива крови не к тому месту, каким думаешь. Невольно вспомнились рассказы «подруг» об их экспериментах в сексе. Да, я на такие подвиги никогда не решалась. А они еще мне советы давали. Мол, изучи свое тело, Марина, это нормально, будешь знать, что тебе нравится. Это не ты фригидная, это твой Валик дурак, не подобрал нужный ключик к твоему возбуждению. От этих мыслей стало еще стыднее. Из гостиной доносились звуки мультиков и отголоски детских игр. Я прокралась тише мыши к дверям и посмотрела на детей. Максима не увидела, а девочки самозабвенно причесывали кукол и смеялись, придумывая истории своих маленьких принцесс. Я беззвучно закрыла дверь, чтоб не дай боги мои крошки не застали мать за странными непотребными экспериментами. И вернулась в кровать. Скинула с себя одежду и голышом зарылась в остывшие без меня простыни. По телу побежали мурашки от необычного ощущения. В голове все еще не прояснилось, там прочно засел образ нахального рыцаря, и, кажется, единственный способ выгнать его оттуда – это получить уже разрядку телу. Да, он завел меня, зажег и ушел. А разбуженный вулкан внутри меня требовал взрыва, о котором я сама еще только догадываюсь. Закрыла глаза и облизала губы, вспоминая вкус его поцелуя, чувствуя вернувшееся между ног желание. Но вот взять и удовлетворить себя самой… честно говоря, страшно даже пробовать. Но и остановить начавшееся безумство уже не могла. Как бы Егор меня трогал, позволь я ему? Я коснулась своих влажных губ пальцами и прикусила слегка, представляя себе, что это не мои, а его пальцы рисуют по моим губам, проникая в рот, играя с языком. Так медленно и аккуратно… изучая… Странные, колючие, словно искрящиеся электрическими разрядами мурашки пробежали по телу. В набухшие соски стрельнуло током, требуя унять почти болезненное желание прикосновений. Второй рукой боязливо прикоснулась к соску и чуть не застонала от удовольствия. Усилием воли заставила себя молчать, закусив губу, и жестче сжала сосок. Тело скрутило от сладкого спазма, я поджала ноги и свернулась почти калачиком, пытаясь унять пожар, разгоревшийся между ног. Сама не понимая, как решилась, спустила руку вниз и погладила себя. Бедра сами по себе двинулись навстречу руке, требуя ласки. А передо мной все его глаза, и на губах чувствую его губы. Осторожное движение – и мои пальчики уже нырнули под трусики, проникая в самое непозволительное для них место. Ох, вот это я возбудилась! А перед мысленным взором его нахальный взгляд… И это воспоминание его дыхания на моих губах… О боги, что я творю?! А я творю! И почти плачу от блаженства, чувствуя в себе скольжение. Но мне мало – оставляю нежность далеко за порогом этой комнаты, потому что сейчас мне хочется ярости. И я почти кричу, затыкая себе рот подушкой, когда меня накрывает волна блаженства и стыда одновременно. Лежу тихонько, часто дыша, и горю лицом. Как я могла поддаться этому искушению? Я же мать! Всхлипнула, желая смыть свое грехопадение слезами, заодно и оплакать свою женскую несостоятельность в отношениях. Но вдруг моего слуха коснулись отголоски разговора. И это был точно не детский голос. Распереживалась и мигом соскочила с кровати, поспешив к дверям. Прислушалась, узнав голос Егора. Стыд захлестнул новой волной: боже, а если он слышал, что я тут делала? Я судорожно заходила по комнате из угла в угол. Потом заметила, что как бы в одних только трусиках тут разгуливаю, и накинула на себя футболку и домашние спортивные штаны. Натянула носочки. Вроде выгляжу прилично. Можно выйти и спросить, чего пришел. Но я все медлила и медлила. Попытки восстановить дыхание ни к чему не привели. А ладно, пусть думает, что это я в гневе задыхаюсь из-за его визита. Не написано же у меня на лице, что я только что сама себя до первого в жизни оргазма довела?! Открыла двери, ведущие из спальни в гостиную, и замерла, рассматривая мужчину, что на пару с Максимом пытался установить дерево в ведро. Меня никто не видел. Девочки развлекались, украшая сосновые ветки, воткнутые в большую деревянную вазу. Максим безуспешно пытался удержать ровно ствол дерева, пока Егор, ползающий где-то под сосной, подсыпал в ведро песок. Если бы я не знала, что в доме чужой человек, решила бы, что эта большая дружная семья передо мной. Отец с детьми устанавливают елку, пока мать непотребствами занята. Почувствовала, что щеки заалели с прежней силой. Клянусь, больше ничем подобным никогда не буду заниматься! Нет уж, хватит мне стрессов. Обойдусь без оргазмов, сжигающих душу дотла своим сладким позором. Егор выполз из-под дерева и попытался его выровнять, когда вдруг зацепился взглядом за меня, стоящую тут в растерянных чувствах от увиденной картины. Вот и что мне ему сказать? – Я же говорил, что помогу поставить это чудовище?! – как-то почти виновато произнес он, оглядывая мой растрепанный вид, блестящие глаза и нездоровый румянец. – Выспалась? Я утвердительно кивнула, потом отрицательно помотала головой, запутавшись сама в себе и в своих ощущениях, махнула рукой неопределенно. – Егор, ты… – хотела я сказать, что не должен был приходить, но мужчина меня перебил. – А давай мы с тобой потом поговорим, хорошо? Максим сказал, что тебе еще много работы надо сделать. Вот иди и делай, а мы пока тут с деревом закончим, хорошо? – Но… – Но я все равно не уйду, пока не поставлю этого монстра в ведро! Это уже дело чести, Марина. Рыцарь я или не рыцарь? А это колючее несчастье – мой персональный дракон. Считай, я не к тебе, а к нему пришел, к дереву! – И мне подарили самую очаровательную улыбку, какую я только могла себе представить… Ноги стали ватными, а лицу уже и краснеть больше некуда, подозреваю, что уже пошла пятнами. – Мам, мы кушать хотим, – сообщил мне Максим, выглядывая между сосновых лап, – очень! Пришлось взять себя в руки. – Скоро будем кушать, – улыбнулась я детям и Егору тоже, уходя на кухню. Так уж получилось, что квартирка у меня хоть трехкомнатная, но маленькая, распашонка. И путь на кухню лежал как раз мимо мужчины, удерживающего кренящуюся сосну. А потому близкий контакт прямо сейчас был неизбежен. Пытаясь протиснуться мимо него, я была захвачена за талию в плен. Почти невинно, ведь одной рукой ему все еще пришлось держать дерево. – Я тоже очень голоден, – сообщил мне Егор вкрадчивым голосом, а я почему-то подумала, что он сейчас не хлеб насущный имел в виду. Незваный рыцарь чуть не уронил своего дракона на моего сына, внюхиваясь в меня, словно желал почувствовать на мне запах измены. – Вкусно пахнешь, – сообщил мне и отпустил. Ведь дракон требовал усмирения, заваливаясь на бок. Сбежала в свое маленькое, но спасительное королевство, где среди кастрюль и сковородок я если не королева, то первая леди – так это точно, и заперлась там. Уронила свое негнущееся тело на табурет и пропала. Черт побери, Дед Мороз в рыцарских доспехах и в обнимку с драконом, поросшим сосновыми иголками и шишками, никак не шел у меня из головы. А еще из головы не шел никуда, зараза такая, его вкрадчивый голос, обещающий мне все и сразу. И рай, и ад. И боль, и негу. И жизнь, и казнь… всего-то одной фразой. Но зато как сказанной! Ангел над поверженным драконом