— В мире богатых людей, куда ты так стремишься, Золушка, очень много Влажных ладоней, и, если хотя бы одному из них покажется, что ты сочла его рукопожатие неприятным, это может очень сильно усложнить твою жизнь. Считай это первым советом и подсказкой. А теперь, извини, но у меня есть неотложные дела. Морозов поднимается и мне ничего не остается, кроме как подняться следом. Глава пятидесятая: Катя Глава пятидесятая: Катя Наше время Когда яркий свет перестает меня слепить, я вдруг понимаю, что уже не прогуливаюсь с Морозовым в парке, а сижу в теплом салоне его автомобиля. Мужчина сидит рядом с водителем и, заметив, что я пришла в себя, жестом выпроваживает его вон. Жутко болит голова. Намного сильнее, чем было в тот день, когда я очнулась в кровати с разбитой головой. Тогда казалось, что каждый звук расколет череп на части. А сейчас мне кажется, что вместо головы у меня старое испорченное радио со сломанной автонастройкой: у меня то старые новости, то сериал о пришельцах, то дайджест радиожурнала «Наука и техника» или аудиоспектакль в духе «Богатые тоже плачут». Что происходит? Почему все так внезапно закончилось? Я как будто смотрела увлекательный детектив, но на экране вдруг появилась надпись «Конец». Не логично, не правильно, не понятно. — Что я тут делаю? — Бросаю взгляд в сторону дверцы. Если бы Морозов хотел удержать меня силой, он бы не стал похищать жену Ростова у всех на виду. — Рад, что тебе уже лучше. Ты потеряла сознание. В твоем положении и после… травмы эти встряски ни к чему. — Он как будто просит прощения за то, что ему пришлось вытащить наружу воспоминания, которые я даже в страшном сне не хочу называть своими. — Поэтому я так не хотел, чтобы этот разговор состоялся. — Это ведь не правда. — Я так старательно мотаю головой, будто именно от этого зависит, будет ли «увиденное» просто шумом в моей несчастной голове или окажется моей реальностью. — Я вас не знала. В глаза не видела! Я люблю мужа! Я очень сильно люблю Кирилла! Я вышла замуж, потому что не могла без него жить, задыхалась без него, хотела, чтобы мы всегда были вместе! Меня мутит. Я бью себя по щекам, чтобы прийти в чувство, но, когда понимаю, что это не помогает, буквально вываливаюсь из машины, падаю коленями в грязную серую жижу. Через несколько секунд Морозов оказывается рядом: пытается помочь мне встать, но я кричу, как ненормальная, слепо бью его по рукам. — Не прикасайся ко мне! — Слезы мешают видеть, реальность размазывается грязными потеками, сквозь которые проступают мерзкие очертания моего мира. Как будто кто-то старательно сдирает с окон фальшивый цветущий вид, за которым — проклятая мерзкая матрица, а я просто еще один клон в коконе, и мне не повезло родиться с дефектом. — Хорошо, я не буду тебя трогать! — тоже орет Морозов и отступает. — Встань сама. Ты заболеешь. Подумай о ребенке. — Тебе не все равно, что будет с моим ребенком?! — Мне не все равно, что будет с тобой! — Деточка, тебе плохо? — хлопочет надо мной какая-то пожилая женщина и протягивает сухую руку, чтобы помочь мне встать. — Может, в больницу? «Скорую»? Я принимаю ее помощь с немой благодарностью и мне плевать, что сейчас я больше похожа на неадекватную грязную алкоголичку, а не на жену Кирилла Ростова. Только поэтому нужно поскорее убраться с глаз, чтобы меня в таком виде не сделал звездой ютуба досужий зевака. Вежливо благодарю и, кивнув в сторону Морозова, обещаю, что отец обо мне позаботится. Морозов пытается улыбнуться, хоть и выглядит таким измученным, будто это его жизнь только что перевернулась с ног на голову. — Отвези меня к мужу, — прошу я, стараясь больше не смотреть в его сторону. Мы едем молча. Я трусливо копаюсь в тех воспоминаниях, которые всплыли на моей идеальной жизни несмываемым нефтяным пятном. И теперь всех прекрасных белых лебедей придется пустить под нож, потому что их уже не спасти. Это не могла быть я. Невозможно, чтобы человек вдруг узнал о себе сразу столько грязи. Чтобы посмотрел в зеркало и увидел там совершенно другое отражение. Я никогда не была охотницей за деньгами, я бы никогда даже не подумала о том, чтобы лечь под старика ради красивой жизни. Даже сейчас меня трясет от одной мысли, что ко мне мог прикасаться кто-то, кроме Кирилла. Но ведь это были мои воспоминания. Можно было бы списать все на попытку Морозова еще раз заморочить мне голову, но он не может контролировать мою память. — Я помню, что ты прислал за мной Малахова. Но он же всегда работал на Ростовых. Морозов тяжело вздыхает, косится в сторону собственного водителя, но у того на бритом затылке написано, что он ничего не услышит, даже если мы с его боссом будем разговорить друг с другом через громкоговорители. — Малахов никогда не работал на Ростовых, Катя. Потому что он всегда работал на меня. — Шпионил? — Помогал контролировать ситуацию. — Это тоже самое! Морозов морщится, потому что в замкнутом пространстве мой голос звучит высоко и противно. Но что это меняет? Даже если я сорву себе горло, картинки в голове никуда не денутся. Я тоже была одной из тех пешек, которые должны были помогать Морозову «контролировать ситуацию». До того, как что-то пошло не так. За окнами автомобиля город, в котором я провела всю жизнь, странно, медленно и меланхолично начинает менять облик. Как будто кто-то очень ленивый решил, наконец, навести порядок, снять маски и, наконец, выбросить новогоднюю елку в декабре. Когда к ней уже привык и без нее уже вроде что-то не так. Те же здания, тот же торговый центр, в который я когда-то ходила, как в музей. Или не я? Какая из «нас» ходила сюда, чтобы посмотреть на яркие богатые витрины и просто помечтать о чем-то хорошем, чтобы просто разозлиться, забыть об усталости и с новыми силами броситься на поиски подработки? Я думала, что самое ужасное — не помнить тот год, который был наполнен чем-то новым и приятным. Была уверена, что это равновесие судьбы — она подарила мне мужчину моей мечты, красивую жизнь и покой, в котором не было ужасного шепота за спиной, но такие подарки не делают просто так. И я заплатила за свой полную стоимость. Теперь я знаю, что может быть еще хуже. Не знать, кто ты на самом деле: наивная влюбленная искренняя дурочка или расчетливая корыстная сука. Можно попросить Морозова рассказать, что было дальше. Но я все равно не смогу ему поверить. Единственное, что сможет переубедить меня в том, что правда моей жизни совсем не такая милая и пушистая, как я думала еще час назад — моя собственная память. — Катя, тебе нельзя туда возвращаться, — вдруг говорит Морозов. — Ты не знаешь Кирилла и на что он действительно способен. Он весь в своего отца, хоть и ненавидел его всю жизнь. Ты даже не представляешь, на что он бывает способен, если кто-то становится у него на пути. Он полный псих, бессердечная тварь. Горький смешок вырывается сам собой. — Себя я тоже уже не знаю. Может быть, подскажешь, где можно спрятаться от той поганой твари, которая теперь живет в моей голове и пытается доказать, что мы с ней — одно целое? — Ты просто хотела выжить, — защищает меня от меня Морозов. И на этот раз я смеюсь от всей души. До боли в горле и слез из глаз. Я ненавижу эту проклятую жизнь, потому что теперь знаю: в ней не бывает оживших сказок для одной глупой мечтательницы. В одном Морозов прав — мне нельзя домой. Но совсем не потому, что я боюсь Кирилла. Я никогда не поверю, что мой любимый муж, каким бы необычным и странным он ни был, может причинить мне вред. Просто я не заслуживаю эту жизнь и этого человека. Лучший способ исправить хоть что-то, чтобы обрести покой в душе и мир с собственной совестью — отказаться от моей фальшивой сказки. Я почти не вижу букв, когда достаю телефон и пишу своему Прекрасному принцу: «Я от тебя ухожу, прости». — Отвези меня в гостиницу, — говорю, не глядя на Морозова. — Мне безразлично в какую. Глава пятьдесят первая: Кирилл Глава пятьдесят первая: Кирилл Раньше я никогда не замечал, какими бесконечно длинными могут становится дни, когда чего-то ждешь изо всех сил. Минуты превращаются в часы, дни — в месяцы. Один, второй, третий. Утром я проснулся с четким ощущением, что уже наступила весна, и долго не мог понять, почему за окном жуткая метель. Даже вышел на улицу, чтобы убедиться, что это не розыгрыш и не очередной «сбой программы» в моей испорченной голове. Снега оказалось действительно много. Так много, что работникам пришлось выкатывать уборочную технику.