Падение закончилось быстро. Капитан госбезопасности в белом купальнике лежала без сознания на белом мраморном полу, разбросав по плитке чёрные как смоль волосы. Полотенце белым флагом стелилось по ступеням, словно говоря, что бой закончен вместе с жизнью. Траурным маршем над резиденцией Бояна грохотали барабаны грозы. Из-за грозы, на мгновение нарушилась система видеонаблюдения, и парни за мониторами проморгали несчастный случай. Хорошо, что Иванка вскоре пришла в себя и проковыляла к телефону. Сначала звонок на головной пост с докладом о происшествии, потом звонок в скорую. Дозвониться оказалось совсем не просто, но, в конце концов, через пару часов карета скорой помощи прибыла. Дорога до больницы тоже не обошлась без приключений. Прямо перед носом у водителя вдруг из-под капота выехало колесо и устремилось совершенно независимо, обгоняя автомобиль. Через секунду раздался сильнейший удар, подбросивший всех в воздух. Это тормозной диск коснулся асфальта. Машина начала резко тормозить с заносом влево. Сноп искр, словно новогодний фейерверк, вылетает из-под машины, это кузов соприкоснулся с дорогой. Раскалённые куски металла звёздочками летели и рассыпались по полотну. Водителю удалось остановить машину и все вздохнули с облегчением.[146] Всё заканчилось благополучно. В результате падения Иванка Младенова получила разрыв связок голеностопного сустава и сильнейшее сотрясение мозга. О работе в госбезопасности не могло быть и речи. Зато в отставку она ушла в звании майора, с медалью за доблестное несение службы и хорошей премией. Уже утром следующего дня госбезопасность арестовала заведующего станцией скорой помощи, заведующего гаражом спецтранспорта, весь отряд охраны резиденции. Началось служебное расследование в управлении безопасности и охраны высшего руководства Болгарии, чьи подчинённые халатно отнеслись к обязанностям. В процессе расследования выяснилось, что это управление было самым коррумпированным во всём КДС. Должности там продавались и покупались. Димитр Иванов на должности директора управления в работу не вникал, занимаясь в основном политическими интригами с целью попасть в Политбюро ЦК БКП. За его спиной заместители, пользуясь этим, развернули своеобразный бизнес. Они верили, что никакой реальной опасности для Живкова и других болгарских вождей в природе не существует, поэтому охрана их может осуществляться кем угодно. По протекции Людмилы Живковой служил в пятёрке и брат Живко Попова — Ангел. Такой тандем позволял свободно сплавлять за границу сокровища болгарской культуры, на вырученные деньги покупать кокаин и реализовывать его в странах соцлагеря. Удостоверение офицера КДС служило надёжным щитом, а доступ к культурным ценностям позволял манипулировать, заменяя более ценные менее ценными или вообще подделками. Не удалось сохранить пост даже всемогущему председателю КДС Димитру Стоянову. Его прямой вины в не было, но за подчинённых должен отвечать их руководитель, поэтому Стоянова к суду не привлекли, но в отставку отправили, причём без повышения в звании, без мундира, без торжественных речей и прочей принятой в таком случае помпы. Уголовного дела заводить не стали только потому, что Живков знал его по работе в подполье. Всё-таки для партизана Янко боевая дружба оставалась не пустым звуком. Уже на следующее утро в здании резиденции был произведён тщательный осмотр места несчастного случая. И не зря. На верхних ступенях лестницы были обнаружены следы аэрозольного покрытия, в составе которого обнаружили дисульфид молибдена. Не удивительно, что Иванка не смогла удержать равновесия, ведь это вещество относится к наиболее скользким. Охранники, которые должны были во все глаза следить за всем, что происходит в здании, клялись и божились, что ни единая живая душа мимо них не проходила. Тогда нашли и привезли на допрос архитектора Александра Барова, который рассказал о некоторых особенностях зданий правительственных апартаментов. По просьбе бывшего шефа ДС Ангела Солакова, тайный выход имелся не только из кабинета генерального секретаря, но и из комнаты отдыха при зале переговоров. Зная об этом, в здание могли проникнуть злоумышленники с холма Виделна, где находился замаскированный выход. После определения круга лиц, причастных к курированию проекта, обнаружилось, что одним из специалистов технического надзора тогда был Живко Попов, занимающий в настоящее время пост председателя комитета «Культурное наследие». Младеновой и всем другим сотрудникам КДС были предъявлены фотографии Попова, но все заявили, что этого человека они не видели. Не оставалось ничего другого, как брать в оборот самих братьев Поповых. На предварительной беседе оба подозреваемых отрицали какую-либо причастность к событиям в резиденции. Однако когда Живко показали его личную подпись на акте приёмки в эксплуатацию здания, ему пришлось давать более подробные показания. — Да, в 1973 году я работал в министерстве регионального развития. — Сердился, изображая поруганную невинность, Попов. — Да, я подписывал акт о приёмке в эксплуатацию этого здания, как и всех других объектов. Но эти акты подписывали все члены государственной комиссии. Попов гордо отвернулся и уставился в окно, из-за решёток которого в комнату долетали звуки городской жизни. — К тому же, я никак не мог быть здесь позавчера. Я в тот день вёл собрание Пловдивского комитета «Культурное Наследие», председателем коего я имею честь быть. Это могут подтвердить все участники. — Заявил он офицерам КДС. Он не учёл одного. Собрание закончилось в восемь часов вечера, и попасть в Софию можно ещё до полуночи. А несчастный случай произошёл в два часа ночи. Времени для устройства западни было более чем достаточно. После осмотра экспертами-криминалистами его кабриолета «Мерседес-Бенц — R-107» на покрышках обнаружились образцы почвы идентичные склонам Витоши. Тогда у чиновника затребовали ботинки, на подошвах которых нашлись следы дисульфата молибдена. Пасьянс сошёлся. После предъявления результатов экспертизы Попов, что называется «поплыл». Картина хищений и мздоимства превосходила самый яркий полёт фантазии. — Тато, а ведь наш Пророк и после амнезии нам помогает, — голос Людмилы в трубке дрожал от волнения. — Я бы после удара головой о каменный пол сотрясением не отделалась. А так я даже немного в весе прибавила, на монастырской диете. — Здорово, дщерка! Ты когда теперь в Софии будешь? — Работы у меня много. Завтра с утра соберусь и к обеду точно буду уже у тебя в кабинете. Хочу с тобой одной мыслью поделиться прямо сейчас. — Ну, рассказывай, как раз к твоему приезду успею обдумать. — Хорошо бы Борю как-то отблагодарить. Хоть он после комы не помнит ничего, но жизнь он мне спас. Не хорошо будет, если мы никак не отреагируем. — Погоди, дщерка, ты же его уже отблагодарила! Помнится, его проект получил Гран-при исключительно под твоим давлением… — Это было поощрение за ценную идею! — В голосе Людмилы слышится досада. — Татко, ты же до сих пор с этой идеей носишься. Идея университета действительно хороша. Но спасение моей жизни это несколько другое. — Хорошо, дорогая, я тебя понял. Давай завтра всё решим. ГЛАВА 25 НЕ СМЕШНЫ В САДУ ДАЖЕ ШОРОХИ Утро 31 июля 1981 г. г. Черепаново, Новосибирской области. Пионерский лагерь им. Героя Советского Союза Баринова. …На линейку, на линейку …хлеба нет, грызи скамейку… Горнист Лёшка Гущин старательно надувает щёки, выдувая на латунной дудке сигнал «общий сбор». Как только стих хрипловатый голос горна, как пионеры нестройными колоннами поотрядно направились к лагерному плацу. Бодрая мелодия марша Дунаевского исполняемая седым баянистом разносится среди берёз и сосен. Постепенно вся дружина выстраивается буквой «П» перед трибуной начальствующего состава. Как только последняя нога последнего пионера пересекает посыпанную гравием дорожку, баян резко замолкает. На трибуну поднимается администрация всего этого дурдома под названием «Пионерский лагерь имени Героя Советского Союза И.М. Баринова» Черепановских железнодорожных мастерских. Всё идёт привычным чередом. Сейчас старшая пионервожатая проведёт подъём флага. Потом начальник лагеря расскажет краткий обзор предстоящих на день мероприятий, а его помощник по политической части скажет пару слов о событиях в стране и мире. Однако в это солнечное утро весь порядок полетел в тартарары. От лесных ворот лагеря зазвучал требовательный автомобильный сигнал. Дежуривший на воротах пионер, увидев за рулём мужчину в милицейской форме, не торопясь открыл ворота. Милицейский жёлто-синий УАЗик резко влетел на территорию лагеря. За ним туда же въехала тентованная «шишига». Развернувшись задним бортом к трибуне, шишига резко затормозила. Заднее полотнище откинулось, словно занавес в театре, и тишину летнего утра разорвал грохот пулемётной очереди. Пулемёт поддержали несколько автоматчиков, палившими под ноги детей и взрослых, не позволяя разбегаться. — Аллаху акбар! Аллаху акбар — Раздались хриплые крики, и из кузова посыпались бородатые мужики, одетые в общевойсковую полевую форму Советской Армии. Только на головах вместо пилоток у них красовались зелёные повязки с непонятными белыми закорючками. — Все должны слушаться и выполнять мои указания. — В кузове поднялся во весь рост высокий жилистый мужчина совершенно лысый с окладистой чёрной бородой. Судя по тону его речи, он был командиром отряда террористов. — Кто не будет послушен, будет убит во славу Аллаха, милостивого и милосердного. Он мазнул ладонями по лицу. Потом поднял руку с пистолетом и выстрелил точно в голову баяниста. Все девчонки громко завизжали от страха, а детские шеренги дёрнулись в рефлекторном порыве сбежать с опасного места, но застыли в оцепенении, нарвавшись на очередь, вспоровшую землю по обеим сторонам строя. — Прекратить визг! — Крикнул, поморщившись, бородач и тоже пальнул в воздух. — Если будете хорошо себя вести, то никто больше не пострадает. Убивать вас нам нет никакого смысла, вы инструмент для освобождения народов от ига шайтана. Сейчас все должны пройти в столовую. Там вы будете находиться, пока власти этой безбожной страны не выполнят наши условия. — Постойте! — Закричал начальник лагеря. — Так нельзя, это же дети! Они ни в чём… Договорить он не успел. Грохнул выстрел. Точно посередине лба у начальника появилась дополнительное отверстие. Тело упало мешком на деревянный настил трибуны. Стоявшая рядом старшая пионервожатая выпучила глаза, раскрыла рот, чтобы заорать в истерическом припадке, но сразу же зажала его, сообразив, что следующая пуля может прилететь ей. — Нале… Напра… — во! В столовую шаго-о-ом марш! — усмехнувшись в чёрные усы, скомандовал главарь террористов. Чувствуется, что в армии он отслужил. — Левой, левой, раз-во-три! Раз-во-три! В столовой всех построили вдоль стены и заставили рассчитаться по порядку номеров. В наличии оказалось 156 детей возрастом от восьми до четырнадцати лет и двенадцать взрослых, включая поваров и прачек, а также медсестру и ночных сторожей. Кабинет располагался в том же здании, что и столовая. Телефон в нём наличествовал. Поэтому сразу после размещения заложников, террористы связались с милицией Черепановского района. ОВД Черепановского района. Дежурный по району лейтенант Волков. В 9.25 сонную тишину жаркого летнего утра разогнал хриплый звонок телефона. Дежурный по району лейтенант Волков, уже успевший слегка осоловеть от жары, прогнал муху, ползавшую по аппарату, и поднял трубку. Окно дежурки выходило на юг, и за три часа комната накалилось так, что можно было париться. Не спасал даже тарахтящий на полную мощность вентилятор. Форменная рубашка с короткими рукавами была уже насквозь мокрая, и капельки пота скользили по лейтенантскому лицу. — Дежурный по УВД лейтенант Волков, — выдохнул дежурный в трубку. — Слюшай, лейтенант, а лючче записыфай, — голос с характерным узбекским акцентом в трубке звучал угрожающе. — С тобой говорит Нуриддин Рустам, имам армия «Умм-аль-Фытр» свободны Туркестан. — Что за шутки с утра? Прекратите нести бред. Это милиция! — Проворчал в трубку Волков и положил её на рычаги. Для того чтобы сердиться по-серьёзному сил у него не было. Тут же телефон скрипуче зазвенел снова. Волков, выругавшись про себя, снова представился, как положено. — Ты, лейтенант, трубка не бросай! — В голосе уже звенел металл. — Мы держать пионер лагерь, болще сто детишек и тёток штуков дфацат. Ты поняль, о чём рэчь? У нас самый серьёзный намерения. Два заложник уже мёртфый. Поэтому, я пофторят, возьми карандащ и пиши. Потом передащ нащальник наш требофание. Если через щетыре часа мы не получить ответ, то нащнём убифат по три залощник кащды час. Ты понять? — Это что, шутка такая? — лейтенант растерялся. За всё время его службы ни разу не происходило ничего серьёзнее драки в клубе. Он ни как не мог поверить в происходящее. — Да как вы… Да, я вас… — Щто ты за притурок такой! — Нуриддин начал выходить из себя. — Мы дфа заложник уже отпрафить в ад, ты хочещ ещё? Хочещ, жертоф болше? Звони начальству, гофори, что я тебе сказать и пусть на переговоры приещать щеловек, котор может рещат. Щёлоков или Федорчук нас устроят, Чурбанов тоже. Хорощо, если все вместе соберутся. — Какой лагерь? Какой у вас телефон? — Волков решил не рисковать и связаться с руководством, надеясь, что всё-таки его не будут сильно наказывать, если он сообщит о теракте, даже если это будет чьей-то дурацкой шуткой. — Какие у вас требования? — Лагерь имени Баринова. Сюда и звони, телефон найдёшь сам, не маленький. Требования такие. Предоставить свободу и независимость народам Туркестана, вывести русские войска с нащей земля, восстановить разрушенны мечет, нынещни неправедны суды заменить на суд шариата, освободить из тюрем наших мюридов. Для начала хватит. Остальное решим на переговор. — Нуриддин бросил трубку. 9.55. 31 июля 1981 г. Новосибирск. Ул. Коммунистическая, 49. УКГБ СССР по Новосибирской области. — Товарищи, чрезвычайное сообщение из Черепаново, — начал доклад начальник УКГБ области генерал Фролов. — В Черепановском районе какими-то террористами захвачен пионерский лагерь. Два человека из администрации лагеря убиты. Требования террористов совершенно нелепы и невыполнимы. Но эти паскуды грозятся расстреливать детей и, судя по тому, что происходит, они способны на любые преступления. Что будем делать, товарищи? Какие есть предложения?