Роза попрежнему не сводила глаз с Гренвилла: — Пока вы, доктор, жили в этом роскошном особняке и ездили на великолепном экипаже за город, в свой вестонский дом, он вспахивал поля и кормил свиней. — Говорю же, я не знал! София ни словом не обмолвилась. — А если бы обмолвилась, вы признали бы его? Не думаю. Бедняжке Софии ничего не оставалось, кроме как выйти замуж за первого же мужчину, который захотел взять ее. — Я обязательно помог бы мальчику. Обеспечил бы всем необходимым. — Но вы не сделали этого. Все, чего он достиг, — результат лишь его собственных усилий. Неужели вы не горды тем, что произвели на свет такого замечательного сына? Что за короткую жизнь он сумел так возвыситься над своим положением? — Я горд, — тихо признался Гренвилл. — Ах, если бы София пришла ко мне несколько лет назад! — Она пыталась. — Что вы хотите сказать? — Спросите у Чарлза. Он слышал, что сказала его мать. Госпожа Лакауэй говорила, что не потерпит, если в семье появится еще один ваш ублюдок. И добавила: десять лет назад ей пришлось разделаться с вашими безобразиями. — Десять лет назад? — переспросил Венделл. — Ведь тогда… — Тогда исчезла мать Норриса, — продолжала Роза. Ее дыхание стало прерывистым, первый признак подступавших слез. — Если бы Норрис только знал! Для него это значило бы так много — знать, что матушка любила его. Что она не покинула его, а была убита. — Мисс Конелли, мне нечем оправдаться, — признался Гренвилл. — Я много грешил на своем веку и хочу искупить грехи. — Он посмотрел на Розу в упор. — Кажется, и теперь где-то есть маленькая девочка, которой нужен дом. Я клянусь, у этой девочки будут все преимущества, все, что она пожелает. — Я буду настаивать на исполнении этого обещания, — заверила Роза. — Где она? Вы отвезете меня к дочке? Роза посмотрела ему в глаза: — Когда придет время. Огонь в очаге погас. Небо озарил первый проблеск рассвета. Констебль Лайонс встал со своего кресла: — А сейчас, Олдос, я тебя покину. Что касается Элизы, это твое семейное дело, и тебе решать, что из этой истории ты признаешь публично. В данный момент общество сосредоточено на господине Джеке Берке. Именно его теперь считают чудовищем. Но я уверен, очень скоро их внимание привлечет кто-нибудь еще. Интерес публики к чудовищам неутолим — это я знаю наверняка. Кивнув на прощание, он вышел из дома Гренвилла. Минуту спустя Венделл тоже поднялся, чтобы откланяться. Он слишком долго досаждал этому семейству и слишком резко высказал свое мнение. А потому во время расставания с доктором Гренвиллом, который недвижно сидел в своем кресле и глядел на золу, в голосе юноши сквозило раскаяние. Вслед за Венделлом в переднюю вышла Роза. — Ты был настоящим другом, — сказала она. — Спасибо за все, что ты сделал. Они обнялись, не испытывая никакой неловкости из-за того, что с точки зрения общества их разделяла бездна. Их объединил Норрис Маршалл, и горечь потери связала их навеки. Собравшись было выйти за дверь, Венделл внезапно обернулся и поглядел на Розу. — Откуда ты узнала? — спросил он. — Ведь даже Норрис не знал! — О том, что доктор Гренвилл его отец? — Да Она взяла его за руку. — Пойдем со мной. Роза повела юношу вверх по лестнице на второй этаж. В полутемном коридоре она остановилась, чтобы зажечь лампу, а затем поднесла ее к висевшим на стене портретам. — Вот, — проговорила она. — Вот как я узнала. Венделл изумленно воззрился на картину. Она изображала темноволосого юношу, стоявшего возле письменного стола и опиравшегося рукой на человеческий череп. Его карие глаза в упор смотрели на Венделла, словно бросая ему вызов. — Это портрет Олдоса Гренвилла в возрасте девятнадцати лет, — сообщила Роза. — Так сказала госпожа Фербуш. Венделл не мог отвести взгляд от картины: — Я никогда прежде не видел его. — Я сразу все поняла. И нисколько не усомнилась. — Роза внимательно посмотрела на портрет юноши, и ее губы изогнула печальная улыбка. — Нельзя не узнать любимого человека. 36 Великолепный экипаж доктора Гренвилла ехал по Белмонтской дороге на запад, мимо фермерских домишек и унылых полей, которые теперь казались Розе знакомыми. День был безжалостно хорош, и под ясным небом сверкал снег — так же он блестел и всего две недели назад, когда она впервые шла этой дорогой. «Тогда ты шагал рядом со мной, Норри. И если закрыть глаза, я наверняка поверю, что ты снова здесь, рядом». — Далеко еще? — осведомился Гренвилл. — Еще немного, сэр. Открыв глаза, Роза сощурилась от ослепительного солнечного света. И от тяжкой правды: «Я больше никогда тебя не увижу. Но каждый день буду тосковать по тебе». — Он ведь вырос тут, верно? — спросил Гренвилл. — На этой дороге. Роза кивнула. — Скоро мы окажемся возле фермы Хеппи Комфорт. У нее был увечный теленок, которого она забрала в дом. И полюбила его настолько, что не смогла забить. А по соседству будет ферма Эзры Хатчинсона. Его жена умерла от тифа. — Откуда вы все это знаете? — Норрис рассказал. И Роза никогда этого не забудет. Пока жива, она будет помнить каждое слово, каждое мгновение. — А ферма Маршалла тоже стоит на этой дороге? — Мы не поедем на ферму Айзека Маршалла. — Куда же тогда мы едем? Она посмотрела вперед, на аккуратный домик, который только что показался вдали. — Я уже вижу этот дом. — Кто же там живет? «Человек, который относился к Норрису добрее и великодушней, чем родной отец», — мысленно ответила она. Когда экипаж остановился, дверь дома открылась, и на крыльце появился пожилой доктор Хэллоуэлл. По унылому выражению его лица Роза поняла: он уже узнал о смерти Норриса. Старик подошел поближе, чтобы помочь гостям выбраться из экипажа. Когда они поднялись по ступеням, Роза с удивлением увидела, что из дома вышел еще один человек. Это был чрезвычайно постаревший Айзек Маршалл. Всего две недели назад он выглядел куда моложе. Трех человек, стоявших на крыльце, объединяло общее горе, и слова давались им нелегко. Они молча разглядывали друг друга — двое мужчин, которые вырастили Норриса, и тот, кто должен был это сделать. Роза проскользнула в дом, привлеченная непривычным для мужского уха звуком — тихим детским лепетанием. Оно и привело ее в ту комнату, где, покачивая Мегги, сидела госпожа Хэллоуэлл. — Я вернулась за ней, — объявила Роза. — Я знала, что вы приедете. — Передавая ребенка, женщина с надеждой посмотрела на девушку. — Прошу вас, пообещайте, что мы снова ее увидим! Что мы примем участие в ее судьбе. — О, конечно, мэм, — улыбнувшись, заверила ее Роза. — Как и все, кто любит ее. Роза вышла на крыльцо с ребенком на руках, и трое мужчин обернулись. В этот миг Олдос Гренвилл впервые заглянул в глаза своей дочери, а Мегги, словно узнав его, улыбнулась в ответ. — Ее зовут Маргарет, — сказала Роза. — Маргарет, — тихо повторил доктор Гренвилл. И взял ребенка на руки.