— А он счастливчик, Норрис-то. Ему повезло найти девушку, которая любит так, как вы. О такой любви пишут поэты. — Господии Лакауэй, я ничего не знаю о поэзии. — В этом нет необходимости. — Он вздохнул, закрыв глаза. — Вы знаете настоящее чувство. Постояв немного возле Чарлза, Роза заметила, что его дыхание стало глубже — юноша уснул. «Да, я знаю настоящее чувство, — подумала она. — А теперь могу потерять его». Выйдя из комнаты со свечой в руке. Роза снова оказалась в коридоре. И тут же замерла, впившись взглядом в лицо смотревшего на нее человека. Во мраке коридора, освещенного лишь слабым пламенем свечи, портрет показался ей настолько живым, что она не могла сдвинуться с места, поражаясь, насколько знакомыми кажутся эти черты. Роза видела перед собой мужчину с густой шевелюрой и темными глазами, в которых отражался живой ум. Казалось, даже находясь на холсте, он готов увлечь ее беседой. Она подошла поближе, чтобы рассмотреть каждую тень, каждую черточку этого лица. Девушка была настолько очарована картиной, что услышала приближающиеся шаги, только когда шедший но коридору человек оказался буквально в метре от нее. Раздавшийся поблизости скрип заставил ее повернуться. Роза так испугалась, что едва не выронила свечку. — Мисс Коннелли? — нахмурившись, произнес доктор Гренвилл. — Могу я узнать, почему вы бродите по дому в такое время? Уловив нотку подозрения в его голосе, девушка покраснела. Он предположил самое дурное, решила Роза, об ирландцах всегда думают дурное. — Из-за господина Лакауэя, сэр. — Что случилось с моим племянником? — Он спустился на кухню. Мне показалось, что он нетвердо стоит на ногах, потому я помогла ему лечь в постель. Роза жестом указала на дверь Чарлза, которую оставила открытой. Доктор Гренвилл заглянул в комнату племянника — не накрывшись одеялом и неуклюже развалившись на кровати, юноша громко храпел. — Простите, сэр, — извинилась она, — Я бы не стала подниматься сюда, если бы он не… — Нет, это я должен просить прошения. — Доктор вздохнул. — День выдался очень тяжелый, и я утомился. Доброй ночи. Он отвернулся. — Сэр! — позвала Роза. — Есть какие-нибудь новости о Норрисе? Гренвилл остановился и, неохотно повернувшись снова, посмотрел на девушку. — Боюсь, что у нас мало причин для оптимизма. Улики убийственны. — Улики фальшивы. — Это должен определить суд. Но в суде принимать решение о том, виновен он или нет, будут чужие люди, ничего не знающие о Норрисе. Им ведомо лишь то, что они читали в газетах и слышали в тавернах: что Норрис Маршал находился поблизости от всех четырех убийств, что его видели склонившимся над телом Мэри Робинсон, что срезанное лицо Эбена Тейта обнаружили в его комнате, что он искусный анатом и мясник. Если брать каждый вопрос по отдельности, защиту выстроить можно. Но когда все это представят суду, вина Норриса покажется неоспоримой. Роза в отчаянии смотрела на доктора. — Неужели мы никак не сможем защитить его? — Боюсь, некоторые люди шли на виселицу и за меньшее. От безысходности Роза опрометчиво схватила Гренвилла за рукав. — Я не могу спокойно смотреть, как его вешают! — Мисс Коннелли, еще не все потеряно. Наверняка есть способ спасти его. — Гренвилл взял девушку за руку и, не выпуская ее, поглядел Розе прямо в глаза: — Но мне понадобится ваша помощь. 31 — Билли! Сюда, Билли! Подросток в замешательстве огляделся, пытаясь в полумраке отыскать того, кто только что тихонько его окликнул, У ног паренька вертелась черная собака. Внезапно она взволнованно тявкнула и помчалась прямо к Норрису, который, пригнувшись, прятался за грудой бочек. По крайней мере, собачонка не думала о нем ничего дурного, напротив, она помахивала хвостиком, дружелюбно и радостно играя в прятки с человеком, которого совсем не знала. Полоумный Билли оказался куда осторожнее. — Кто там, Пятныш? — спросил он с таким видом, будто и вправду ожидал ответа от собаки. Норрис вышел из-за бочек. — Это я, Билли, — объявил он и увидел, что паренек попятился. — Я ничего тебе не сделаю. Ты ведь меня помнишь, верно? Билли посмотрел на своего пса, который без всякой опаски начал лизать Норрису руку. — Вы друг мисс Розы. — Мне нужно, чтобы ты отнес ей записку. — Ночная стража говорит, что вы и есть Потрошитель. — Нет. Клянусь, это не я. — Они вас ищут и там, и сям, и на реке. — Билли, если ты ей друг, ты выполнишь мою просьбу. Парень снова взглянул на пса. Наблюдая за их беседой, Пятныш, помахивая хвостом, уселся у ног Норриса. Билли хоть и был дурачком, но прекрасно знал, что в оценке человеческих намерений собаке стоит доверять. — Я хочу, чтобы ты пошел в дом доктора Гренвилла, — продолжал Норрис. — В тот большой, на Маячной улице? — Да. Узнай, там ли она. И передай ей вот это. — Норрис протянул парнишке сложенный пополам обрывок бумаги. — Отдай ей лично в руки. Только ей. — Что там написано? — Передай это ей — и все. — Это любовная записка? — Да, — выпалил Норрис. Ему не терпелось, чтобы паренъ скорее ушел. — Но это ведь я ее люблю, — заныл Билли. — И женюсь на ней. — Он бросил бумагу на землю. — Я не понесу ей вашу любовную записку. Скрывая досаду, Норрис поднял обрывок. — Я хочу сказать ей, что в будущем она вольна жить так, как ей хочется. — Юноша снова сунул листок в руку Билли. — Отнеси это ей, пусть знает. Прошу тебя. Она рассердится, если ты этого не сделаешь, — добавил Норрис. Это сработало. Больше всего на свете Билли боялся прогневать Розу. Парень сунул записку себе в карман: — Для нее я сделаю что угодно, — заявил он. — Никому не рассказывай, что видел меня. — Я, знаете ли, не глупец, — возмутился Билли и двинулся в ночь. Собака пустилась следом. Норрис не стал тянуть — он быстро зашагал дальше по темной улице, направляясь к Маячному холму. Билли мог действовать из лучших побуждений, однако Норрис не был уверен, что паренек сохранит тайну, и не собирался дожидаться, пока его отыщет Ночная стража. Если, конечно, они по-прежнему считают его живым и полагают, что спустя три дня после прыжка в реку он все еще находится в Бостоне. Украденная одежда была ему не впору: штаны оказались слишком велики, а рубашка мала, однако тяжелый плащ скрывал эти недостатки, и юноша, низко надвинув на лоб квакерскую шляпу, не таясь и не сомневаясь, деловито шел по улице. Я, допустим, не убийца, размышлял он, но зато вор, это уж теперь точно. Виселица ему все равно грозит, и еще несколько преступлений вряд ли что-нибудь изменят. Он просто хотел выжить, и если для этого необходимо стащить плащ с вешалки в таверне или стянуть брюки и рубашку с бельевой веревки, значит, именно так и должен поступить замерзающий человек. Коль скоро его повесят в любом случае, почему бы не совершить настоящее преступление? Свернув за угол, Норрис оказался на узкой Маячной улице. В этом самом проулке находился дом с вырезанными на дверной перемычке пеликанами — дом, где ветречались Гарет Уилсон и доктор Сьюэлл. Выбрав для ожидания один из темных входов и свернувшись калачиком на крыльце, Норрис растворился во мраке. Билли, как пить дать, уже добрался до дома Гренвилла, и наверняка в руки Розы уже попала записка, состоявшая всего из одной строчки: «Нынче вечером под пеликанами». Если бумага попадется на таза Ночной страже, до них не дойдет значение этих слов. Но Роза поймет. Роза придет. Устроившись поудобнее, Норрис стал ждать. Вечер сменился ночью. В домах одна за одной погасли лампы, и вскоре почти все окна на малюсенькой Желудевой улице погрузились во тьму. Поначалу Норрис то и дело слышал цоканье лошадиных копыт — это экипажи проезжали по более оживленной Кедровой улице, — однако вскоре и эти шумы растаяли в тиши.