Последовала новая пауза. Повернувшись к девушке, Фалько с интересом принялся рассматривать ее. – А ты бы смогла в случае надобности?.. Спустила бы курок? – Наверно… – Она пожала плечами, укрытыми шалью. – В конце концов, я монархистка. Снова помолчали. – Республика сумасшедших и убийц ввергла страну в хаос. Марксисты готовили свою революцию, а мы – свою и опередили их… Ты где был восемнадцатого июля? – Не помню. Тут где-то околачивался. На этот раз голову повернула Малена, стараясь определить, всерьез он говорит или это сарказм. Потом вновь уставилась на дорогу. Опять взвизгнули шины на очередном повороте. Слава богу, покрышки новые, подумал Фалько, ухватившись за поручень над окошком. Удалось по случаю поставить мишленовские. – На этой войне я солдат, – проговорила она минуту спустя. – Как и ты… Как и два этих товарища, переодетые жандармами. Фалько усмехнулся про себя. Тот, кто называет Пакито-Паука товарищем, совсем плохо знает эту личность. Пакито, благоухая брильянтином и розовой водой, приехал на юго-запад Франции неделю назад, когда операция вступала в завершающую фазу. Праздных и лишних вопросов не задавал и готов был выполнять приказы. – Может быть, и мне когда-нибудь доведется, – сказала Малена задумчиво. – Убивать? – спросил Фалько и услышал ее негромкий смех. Сигарету она держала двумя пальцами, обхватив руль левой рукой, а правой переключала скорости. – Умирать. Фалько глубоко затянулся. Малена время от времени поглядывала на него, продолжая внимательно следить за дорогой. Шоссе теперь шло под уклон и больше не петляло. Обрывистые склоны остались позади, свет фар скользил по соснам, четко выделявшимся на фоне лунного сияния. – Я не мстить пришла, – пробормотала она после долгого молчания. Покрутив ручку, приспустила стекло. Выбросила сигарету, и поток воздуха рассыпал по салону сноп искорок. – И примкнула к тем, кто готовил восстание, задолго до казни отца и брата. Для меня это крестовый поход против безбожных марксистов и сепаратизма. Фалько безразлично кивнул. Показались первые дома Андая и дорожный указатель с названием городка. – Сознание того, что ты причиняешь им вред, сильно помогает, – произнес он без выражения и как бы подводя итог. – Сознание того, что ты причиняешь вред… – повторила Малена, хлопнув по ободу руля. – Звучит неплохо. А когда ты убиваешь, совесть потом не мучает? Или ты слишком много убиваешь? И можно ли убивать слишком много? Такое вообще бывает? Фалько помолчал несколько секунд, делая вид, что раздумывает. На самом деле думать ему было не над чем. – Можно, – сказал он наконец. – А неприятные воспоминания бывают? – Иногда. – Я спрашиваю себя, как ты несешь бремя такого… Фалько погасил сигарету в пепельнице на дверце и выбросил окурок. – Легко несу. Малена заговорила не сразу. – Странный ты тип, тебе это известно? – со вздохом произнесла она. – Вселяешь тревогу, точнее говоря. Думаю, мне лучше не работать с тобой. – Тебе предстоит еще одна нелегкая процедура. – О чем ты? Фалько показал вперед – туда, где фары в этот миг высветили надпись по-французски: «Таможня». Потом вытащил из ящика «браунинг», проверил, дослан ли патрон в казенник, и сунул оружие обратно. – Приехали. Слева от шоссе рядом с зажженным фонарем стояла жандармская караульная будка. Справа точно такой же освещал белое здание таможни. В нескольких метрах за красно-белым опущенным шлагбаумом тянулся темный и прямой «Всемирный мост», а на другом конце виднелись в отдалении огни испанской таможни. – Мотор заглушишь, только если прикажут, из машины не выходи, – распоряжался Фалько. – Возникнут сложности – жми на газ, сноси шлагбаум и дуй без оглядки на ту сторону. – А ты? – Это не твоя забота. Если что пойдет не так – сделаешь, что я сказал, со мной или без меня… Поняла? – Поняла. Жандарм возле караулки помахал фонарем, и Малена затормозила метрах в десяти от шлагбаума. Фалько насчитал рядом еще троих жандармов: один стоял у шлагбаума, двое – в дверях таможни. – Погаси фары и опусти стекло. Малена повиновалась, не выключая мотора. Жандарм подходил слева. Фалько, пока горели фары, успел различить сержантские шевроны. – Добрый вечер, – сказал жандарм по-французски. – Ваши документы. Перегнувшись, Фалько подал в окошко два паспорта. Вымышленные имена, несуществующие адреса в Сан-Себастьяне, но фотографии настоящие. Паспорта не новые, со всеми печатями и штампами и подозрений вызывать не должны. Сеньор и сеньора Уррутиа. Хорошо одетая, подкатившая на хорошем автомобиле респектабельная буржуазная пара. Им явно нечего скрывать. – Припозднились, – заметил жандарм по-испански, при свете фонарика проверяя документы. – Откуда следуем в столь неурочный час? – Из казино в Биаррице, – невозмутимо ответил Фалько. И, не отводя глаз, встретил пронизывающий взгляд из-под козырька кепи. – Сопутствовала ли вам удача? В выигрыше или продулись? – спросил жандарм. По-испански он говорил с заметным акцентом, картаво произнося «р». – Всякая удача относительна, как сказал бы Эйнштейн, – пожал плечами Фалько. – Вас интересует Эйнштейн? – Даниэль Дарьё[6] – больше. Фалько удовлетворенно отметил, что ждал именно такого обмена репликами. Луч фонарика скользнул по ногам Малены, все еще открытых выше колен. Потом пошарил по салону автомобиля и наконец уперся в лицо Фалько. – Есть что задекларировать? Фалько очень естественно покачал головой: – У нас с собой корзина для пикника и чемоданчик с личными вещами. – И все? – Все. – Заглушите мотор. Малена повернула ключ в замке зажигания, и едва ощутимое подрагивание «пежо» прекратилось. – Будьте добры, откройте багажник. Голос жандарма был деловит и сугубо официален. Фалько, избегая тревожного взгляда Малены, вылез из машины, поднял воротник пиджака. От близкой реки Бидасоа и с моря тянуло холодной сыростью. Хотя все вроде бы шло, как было предусмотрено, он внутренне подобрался. Напрягся, приготовившись драться, или убегать, или к тому и другому по очереди. Быстро оценив обстановку, отметил, как сонливы и расслаблены двое жандармов у дверей таможни и третий у шлагбаума. Однако у каждого на плече висела винтовка. Если что пойдет не так и Малена, исполняя его приказ, рванет отсюда, шансов добежать до испанской заставы у него мало. Хотя на мосту темно, вполне могут свалить выстрелом в спину. Пули, как известно, дьявол направляет. Он поглядел на металлическое ограждение моста и на темные купы деревьев слева от караулки. Все это было тщательно рассмотрено при свете дня. Один вариант – найти спасение там. А другой, попроще – не сопротивляться аресту, и пусть все идет своим чередом. Если Малена сумеет смыться, французы мало что смогут предъявить ему: незначительный инцидент, обычная история на границе с воюющей Испанией. Проблема, которую с легкостью разрешит вмешательство консула и толика денег, сунутых кому надо. Он подошел к корме «пежо», остановился рядом с жандармом. Отпер багажник, медленно поднял крышку, чувствуя, как застучала кровь в висках, и холодно прикидывая, куда бить жандарма, если сейчас кое-что обнаружится. Луч света прошелся по корзинке, по чемодану и по неподвижным одеялам. На виду больше не было ничего. Сологастуа, с облегчением убедился Фалько, не шевелился и не хрипел. Его словно бы и вообще не было. Хлороформ продолжал оказывать свое благотворное действие. – Все в порядке, – заключил жандарм и погасил фонарик. Он даже ни к чему не прикоснулся. Фалько мягко прихлопнул крышку, меж тем как сердце забилось в прежнем нормальном ритме. Трое других жандармов не тронулись с места. Действительно, все было в порядке. Пятьдесят тысяч франков, которые два дня назад Фалько самолично вручил в префектуре Андая, оказались превосходным смазочным материалом. Дело упрощалось еще и тем, что среди жандармов было много бывших членов «Огненных крестов» – политической французской группировки фашистского толка. – Можем ехать? – спросил он. Жандарм вручил ему оба паспорта, дунул в свисток, приказывая напарнику поднять шлагбаум.