– Разумеется, сеньор. Счастливого пути. Автомобиль неспешно въехал на мост – на нейтральную территорию. – Получилось! – воскликнула Малена, словно еще не веря, что все позади. Фалько промолчал. Прижавшись головой к холодному стеклу, он ждал, когда адреналин, выброшенный в кровь несколько минут назад, начнет медленно рассасываться. Переход из одного состояния в другое, от напряженной готовности к схватке к последующим минутам спокойствия, – дело непростое, нескорое и малоприятное. – И оказалось легче легкого, – продолжала Малена. Фалько взглянул направо – туда, где за быками железнодорожного моста в самом широком месте реки мерцал в лунном блеске серебристо-черный клин. На темном берегу разрозненно светились огни Ируна – редкие и тусклые, потому что несколько месяцев назад красные сожгли город. – Мы уже почти в Испании. Голос Малены подрагивал от волнения. Жар патриотизма, подумал Фалько. «За бога, за родину, за короля». Отважная девушка торжествует победу. Сегодня ночью она в известном смысле отомстила за отца и брата. – Хорошо себя вела, – сказал он. – А ты – просто превосходно. «Пежо» был уже на середине моста. Впереди в свете фар белело здание испанской таможни. – Дай знак, – сказал Фалько. – Пусть знают, что это мы. Малена дважды моргнула фарами. – После этого мы расстанемся, – сказала она. – Я так полагаю. – Разумеется. Девушка на миг задумалась. Включив другую передачу, сбавила скорость. – Для меня было честью работать с тобой… Мне понравилось быть сеньорой Уррутиа. – Это для меня честь. Поколебавшись, Малена добавила: – Редкий случай – ты не приставал ко мне. Хотя возможностей было в избытке. – Надеюсь, тебя это не обидело. – Да нет, конечно! – Она рассмеялась. – Наоборот. Ты мне сделал величайшее одолжение – относился ко мне как к товарищу. – Каковым ты и была. – Да… Старалась. Оставались последние метры моста. «Испания» – возвестили буквы на щите. Фары высветили шлагбаум меж двух каменных колонн, обозначавших территорию националистов. Несколько человек неподвижно стояли в зыбком свете фонаря и ждали. – Не знаю, что еще тебе сказать… – добавила Малена. – Ну, может быть, скажешь, когда и если судьба снова нас сведет. – Может быть… – не сразу ответила она. Шлагбаум поднялся, и машина, проехав еще несколько метров, остановилась перед высоким крыльцом таможни. Ожидавшие придвинулись, сомкнув кольцо мундиров, плащей, лакированных треуголок. Фалько опустил стекло и зажмурился от ударившего в лицо слепящего луча. – Опаздываешь, как всегда, – раздался глуховатый суровый голос адмирала. 2. Внешность не обманчива В Сан-Себастьяне было еще довольно далеко до полудня, но солнце стояло уже высоко и било в окна отеля «Мария-Кристина», освещая блеск лакированной мебели, сияющий глянец сапог, перетянутые ремнями френчи военных и дорогие костюмы штатских. Переполненный офицерами и состоятельными беженцами город, космополитичный и роскошный, в полной мере использовал свою удаленность от всех фронтов. Гул голосов в баре был даже гуще, чем облака табачного дыма, от которого перехватывало дыхание. У задней стенки бара между шеренгами бутылок стояли образ Пречистой Девы Короанской в рамке, красно-желтый флажок, а из приемничка в галенитовом корпусе доносился голос Кончи Пикер[7], певшей «Зеленые глаза». Под соболезнующим взглядом бармена Лоренсо Фалько – он был в коричневом твидовом пиджаке и фланелевых бежевых брюках – отставил, так и не попробовав, коктейль, положил три песеты на прилавок, подтянул узел галстука, взял с соседнего табурета шляпу и направился к дверям, где за миг до этого возник адмирал. – Слушай, – сказал он, воздев палец, когда Фалько подошел вплотную. Тот растерянно заморгал, оглядываясь по сторонам: – Что? Адмирал не опускал палец. Вид у него был хмурый. – Не что, а кого. Пикер. – И что Пикер? – Не разбираешь слова? Она только что спела: «И у дома моего появись в конце недели». – Ну, так что? – А то, что раньше всегда было: «И у дома моего появись – я жду в постели». Фалько насмешливо улыбнулся: – Значит, крепнет наша мораль, господин адмирал. «Постели» больше не допускаются. – А-а, черт. Порой я сильно сомневаюсь, что нам стоит выигрывать эту войну. Начальник Национальной информационно-оперативной службы был, как всегда, в штатском: серый костюм, шляпа и зонтик вместе с подстриженными седыми усами придавали этому галисийцу сходство с англичанином. Он оглядел бар поверх плеча Фалько и показал на вестибюль: – Давай-ка пройдемся. – Боюсь, он вам сегодня не понадобится. – Фалько показал на зонтик. – Погода великолепная. Адмирал пожал плечами: – Я же галисиец, забыл? А это значит – родному отцу не доверяю. Одной предосторожностью больше – одной неожиданностью меньше. А уж в наши времена… Уловил? – Уловил. Два глаза, искусственный и здоровый, прочертили сходящиеся трассы и уперлись в лицо Фалько: – Не слышу! – Так точно, господин адмирал, уловил! – улыбнулся Фалько, надевая шляпу. – Вот это уже лучше. Ну а теперь шагай. Пойдем подышим воздухом. Они вышли на улицу, и стоявший под навесом швейцар при виде Фалько снял фуражку. – Я две недели торчу здесь, а этот идиот в упор меня не видит, – посетовал адмирал. – Ты же два дня назад приехал, и он тебе в пояс кланяется. – Что ж поделать, господин адмирал? Природное обаяние. – И чудовищные чаевые. – Ну-у… не без того. – Ага, а потом наш бухгалтер проверяет твои счета и вопит как резаный. И житья мне не дает. – Объясните ему, что это инвестиция в «public relations», как говорят англичане. Чтобы шестеренки и маховички крутились во славу и на благо нашей отчизны, я их смазываю. Под этим углом и смотрите на мои расходы. – Смотрю как смотрится, а вижу только твою плутовскую рожу. И в данном случае внешность не обманчива. Они удалялись от гостиницы по левому берегу Урумеа, к последнему мосту. На стене висел плакат «Одна страна, одно государство, один вождь», и небо на нем было почти фалангистской голубизны. Ну да, ну да, с сарказмом подумал Фалько, как-нибудь на днях Господь продемонстрирует, на чьей он стороне. – И что там наш Сологастуа? – поинтересовался он. Адмирал, поглядев на него искоса, молча сделал еще несколько шагов и наконец высказался довольно уклончиво: