– Тем, кому дорого достоинство Франции. – Ох, ради бога, не надо… – Вы что – коммунист? Полной нелепостью было бы отвечать на это. И Фалько, состроив скептическую гримасу, выжидательно поднес сигарету к губам. – Я чувствую, как от вас несет смрадом простонародья. Этот выпад не произвел на Фалько впечатления – он расхохотался: – Вы меня привезли сюда, чтобы поговорить о народной гигиене? Свистящий звук сбил дыхание его собеседника. И золотистый кот, будто по сигналу, отошел от плюшевых хозяйских туфель, приблизился к Фалько и принялся тереться о манжету его брючины. – Лео Баярд – опасный большевик, лишенный малейших понятий о совести. Во главе шайки наемников он убивал ваших соотечественников-испанцев… А вы с ним якшаетесь. Причем – едва успев приехать в Париж. Фалько хладнокровно кивнул: – И с ним, и с другими. – Это мы знаем… С австрийским маршаном Кюссеном, которого рано или поздно мы тоже кое о чем спросим. И его спросим, и с него. С одного из тех беженцев, что научились извлекать выгоду из преступного попустительства нынешних, с позволения сказать, французских властей. – Я коллекционирую произведения искусства. – Дегенеративного искусства! – Тени играли на остроугольном костлявом лице, придавая ему зловещий вид. – Мерзкие еврейские извращения! Фалько снова рассмеялся, на этот раз язвительно. Как бы показывая, что его терпение на исходе. – У подружки Баярда нет ни капли еврейской крови. Седой хотел что-то сказать, но новый свист в груди не дал. Кот смотрел на хозяина, словно сочувствуя. Переведя дыхание, тот начал сначала: – Нет, я попросил доставить вас не за тем, чтобы толковать об этой красной англичанке, – желчно выговорил он наконец. – Нас интересует сам Баярд, а также дела, которые вы затеваете с ним. Мы не знаем ваших намерений. Неприятный поворот, заключил Фалько. И решил разыграть праведный гнев. Самый момент разъяриться на облыжные обвинения. – Послушайте-ка, вы, не знаю, как вас там и кто вы такой… – Можете обращаться ко мне «майор». – Я никак не желаю к вам обращаться! – Фалько в ярости отпихнул кота ногой. – И не понимаю, почему должен вам что-то объяснять! Только потому, что один из ваших людей сунул мне под нос удостоверение Второго бюро? Да, это серьезная организация… Но, тем не менее… – Мы – везде и всюду, – оборвал его хозяин. – Вы по-прежнему говорите о себе во множественном числе. – Это фигура речи. – Пусть так, – Фалько с досадой взглянул на кота, который опять примостился у ноги. – Но, насколько я вижу, вы действуете не официально, а в порядке частной инициативы. А потому – доброй вам ночи. И, спугнув кота, рывком поднялся, обозначив намерение уйти. На самом деле – желая увидеть, какая последует реакция. Однако «майор» даже бровью не повел. – Мы в контакте с представителями генерала Франко в Париже, – произнес он. – С испанскими патриотами. И мы осведомлялись у них по вашему поводу. Фалько стоял со шляпой в одной руке, с сигаретой в другой и смотрел на него с удивлением – не вполне наигранным. И, как от внезапного озарения, ему все стало ясно. Настоящее озарение, прилив непреложной уверенности, и он проклял себя за глупость, которую мог бы совершить. Ведь человек, назвавшийся Санчесом, предупреждал его в кафе на бульваре Сен-Мишель о кагулярах. Ну конечно! Тайная профашистская организация. Да провалиться ему на этом месте, если человек, перед которым он стоит сейчас, – не майор Вердье, руководитель парижской секции и ветеран Первой мировой. – Вы справлялись обо мне? – Разумеется. И отзыв наших друзей нас удивил. – В самом деле? – Фалько медленно опустился в кресло. – Ну, так удивите поскорей и меня тоже. Сижу как на иголках. – Сказали нам так: «Забудьте о нем. Не вмешивайтесь». – Так и сказали? – Этими самыми словами. И добавили: «Оставьте его в покое». – Похоже, вы разговаривали со сведущими людьми. – Весьма сведущими. Фалько притворился растерянным, хотя в притворстве не было никакой необходимости. – А что я тут делаю ночью? Вот вопрос. – А у меня другой вопрос: с какой стати нам оставлять вас в покое? И этот вопрос я задаю вам. – Они вам не объяснили? – Нет. – В груди у него снова засвистело. – Только попросили нас держаться в сторонке. – Должно быть, потому что я не представляю опасности. – Или как раз наоборот. Фалько, стараясь не терять спокойствия, стремительно соображал, как поступить. Забытая сигарета, догорев, обожгла ему пальцы. Он ткнул окурок в пепельницу. – Ну, так что? – спросил он, выигрывая время. – Я надеюсь, это вы мне скажете – чтó? – К сожалению, ничем не могу вам помочь. – Фалько глянул на кота, снова подбиравшегося к его ногам. – Не знаю, чем руководствовались эти ваши друзья – ваши и Франко, – когда говорили такое. Не знал даже, что они вообще подозревают о моем существовании… Может быть, вы спросите еще и у тех, у республиканцев? – У нас с ними разные подходы, да и взгляды тоже. – Я испанец по происхождению, но у меня кубинский паспорт. Он настоящий и в порядке. – Да, мы проверили. Как будто в порядке. – Я обеспеченный человек и законопослушный гражданин! – Фалько слегка повысил голос, притворяясь оскорбленным. – И оставляю за собой право общаться с кем пожелаю… Приехал сюда по личным делам, которые намерен сделать, несмотря на книжечки секретных агентов, вашу коллекцию пресс-папье и этого проклятого кота, от которого у меня вся штанина в шерсти! Вердье – если это и вправду был он – взглянул на кота и щелкнул пальцами, крючковатыми и тонкими, как когти. – Поди сюда, Пуалю[33]. Тот бросил на Фалько укоризненный взгляд, задрал хвост и занял прежнее положение у хозяйских туфель. – А то, что происходит в Испании, вас не волнует? – вопросил Вердье. Фалько пожал плечами: – То, что там происходит, никак не связано с моим приездом в Париж. Я, как уже было сказано, коллекционирую искусство и произвожу гаванские сигары. – Но Баярд… – Баярд – человек знаменитый и примечательный. А его подруга – известнейшая фотохудожница. Они мне понравились. И понравилось выпивать с ними в баре. И там же я познакомился с неким Гейтвудом. – Американский журналист? – Да. – Еще один красный выродок. – При этом большой любитель французского коньяка, насколько я заметил. Собеседник Фалько взглянул на него недоверчиво. И не без возмущения: – Вам что, в самом деле понравилась эта марксистская шваль? – Одни больше, другие меньше. Но с ними забавно. И занятно. А Эдди Майо – просто красотка. Вердье с отвращением дернул головой. Взор его горел огнем патриотизма. Фанатичным и опасным. – Франция находится на краю пропасти. Понимаете? У власти – левое правительство дураков и демагогов, а общество трусливо, апатично, неспособно действовать. Возродить Европу может лишь крепость новых идей. Демократии прогнили. Выход один – железной рукой установить порядок и дисциплину, беспощадно отсекая зараженные члены. Вот спасение! В Германии, в Италии, в Испании это средство уже применили. – Мне-то что до этого?