– Разумеется. – Что ж, тогда прекрасно. Баярд хлопнул ладонью по стойке, как бы подводя итог разговору. Которым, кажется, остался доволен. – Когда думаю об Испании, мне всегда на память приходит одна цитата, – сказал он несколько театрально. – «Поразительно, что представители рода человеческого, которым отпущен столь краткий век, так стараются причинить друг другу столько страданий». Это написал Сомерсет Моэм. Не случалось читать? – Кое-что. Кроме того, мы с ним однажды плыли на одном пароходе и играли в карты. Он мне даже подарил свою книгу с дарственной надписью. – Да что вы говорите?! – Но я ее потерял. – Неужели? – Роман про шпионов. Сказать по правде, я был не в восторге. «Сильно рискуешь, – прочел он во встревоженном взгляде Кюссена. – Недаром адмирал меня предупреждал держать с тобой ухо востро». Баярд так заинтересовался, что даже заморгал: – Вы любите шпионские романы? – Терпеть не могу, – Фалько сделал глоток. – Они для меня слишком затейливы. В этот миг Эдди Майо что-то углядела в толпе у дверей и воскликнула: – Ну вот, упомяни о черте… Угадайте, кого принесло на разговоры об Испании и романах! Баярд взглянул в ту же сторону и сморщил лоб под непокорной челкой: – Господи, вот только зануды Гейтвуда нам тут не хватало. Фалько слышал про него. Американец, журналист, писатель. Новоприбывший заметил Эдди и Баярда и, бесцеремонно прокладывая себе дорогу в толчее, двинулся к ним – огромный, с растрепанной черной шевелюрой и неухоженными усами. – Здорово, ребята, – запросто поздоровался он, опершись о стойку. – Здравствуй, Гэт, – ответила Эдди. Баярд ограничился каким-то невразумительным приветствием. Американец, не обращая внимания на Кюссена, подозрительно оглядел Фалько сквозь очки в железной оправе. У него была широкая улыбка, здоровенные ручищи, могучие боксерские плечи, распиравшие серый пиджак из чертовой кожи. Фланелевые брюки неглажены, рубашка без галстука – в пятнах от вина. – Я бы выпил бренди, – сказал он. – Закажи себе что хочешь, – ответил Баярд. Американец обратился к бармену так, словно знал его всю жизнь. Потом снова воззрился на Фалько, покосился на Эдди с сигарой во рту, опять перевел глаза на Фалько, показал на его галстук и спросил, явно щеголяя осведомленностью: – «Британские гвардейцы»? – «Маринелла». Неаполь[29]. Сморщившись, американец обратился к Баярду и Эдди: – Я не знаю вашего друга. Он произнес эти слова не очень дружелюбно, обдав сидящих сильным винным перегаром. Баярд неохотно произвел церемонию знакомства: – Гупси Кюссен, Игнасио Гасан. Гейтвуд, вложив в пожатие слишком много чувства, чересчур сильно, до боли стиснул руку Фалько. – Испанец? Я только что из Испании. Возвращаюсь в Штаты писать роман. У меня билет на «Нормандию», но задержусь на несколько дней в Париже. Интервью всякие и все такое. – Ну, как там дела? – спросил Баярд. – За то время, что тебя не было, пошли чуть повеселее. Я знаю историю с твоей эскадрильей… Обиделся, что тебя сняли с должности командира, так ведь? – Нет, не так. Никто меня ниоткуда не снимал. Переформирование, вот и все. – Ну да, – американец лукаво усмехнулся. – Как бы то ни было, подтянуть дисциплину всегда полезно. Слышал, наверно, какую взбучку задали в Барселоне анархистам и троцкистам? Баярд кивнул: – Они сами напросились. Прежде чем устраивать революцию, надо выиграть войну. – А ты как – думаешь вернуться? – Да. Будем снимать фильм. Видел что-нибудь интересное в последние дни? – Ничего нового. Мадрид держится стойко, мы наконец-то взяли Санта-Мария-де-ла-Кабесу. – Так-таки и мы? – Да, черт возьми! Баярд насмешливо прищурился: – И ты, значит, тоже брал? – Сам знаешь, что я хочу сказать. – Да уж знаю… Гейтвуд в два глотка выпил коньяк и сейчас же заказал еще порцию. – Эти гражданские гвардейцы хоть и фашисты, а дрались неплохо. Не сдались. Полегли все до единого, но не сдались. Не обделались… На этот раз он обращался главным образом к Фалько, меряя его взглядом сверху донизу. И, кажется, остался недоволен тем, что увидел. Обернулся к Эдди Майо: – В отель «Флорида» угодила бомба, чуть не убила Дос Пассоса и еще несколько человек… В последний раз мы с тобой там виделись… Помнишь? – Еще бы не помнить… Ты ломился ко мне в номер. – Ну, логично! К кому же еще ломиться, как не к тебе? – расхохотался американец. – Ты была на этой вечеринке самая хорошенькая. – А как же твоя новая подружка, беленькая такая? Как ее звали? – Но ее же там не было. Брови у Эдди вздернулись. Синие глаза метнули ледяные молнии. – Какое же ты дерьмо, Гэт, – она выпустила дым ему в лицо. – Был дерьмом и остался. Фанфарон дешевый! Гейтвуд обернулся к Баярду, ища у него поддержки: – Лео, она меня оскорбляет! – У нее есть на то основания, – засмеялся француз. – А я ей не гувернер. Она вольна оскорблять, кого ей вздумается. – Она обозвала меня дерьмом! – Да, я слышал. Гейтвуд повернулся к Фалько. Исчезла уже и вторая порция коньяка. Американец, сняв очки, протирал их грязным носовым платком. – А вы, амиго[30], тоже считаете меня фанфароном? Фалько спокойно выдержал его взгляд. – Я не располагаю необходимой информацией для подобных суждений, – ответил он весело. – Вы что – сговорились? Сорок пять дней на войне – это мало, по-вашему?! – И вероятно, участвовали в боевых действиях? Гейтвуд надел очки и заказал третий коньяк. – Кое в каких побывал.