Фалько, воздержавшись от дальнейших комментариев, достал из кармана вечное перо «Шиффер-Баланс» в яшмовом корпусе и чековую книжку «Лионского Кредита», переданную ему адмиралом в Сан-Себастьяне. С невозмутимым видом выписал чек и протянул Кюссену. – Колоссаль! – просияв, тот помахал листком в воздухе, чтобы поскорее просохли чернила. – Теперь надо выпить, отметить покупку. На улице Фалько обнаружил, что в нескольких шагах за ним, не скрываясь, следует какой-то человек в кепке – приземистый и коренастый, с приплюснутым боксерским носом. Баярд улыбнулся успокаивающе: – Не беспокойтесь. Это Пти-Пьер, мой шофер. – И телохранитель, – уточнила Эдди. – Он был со мной в Испании, служил механиком в моей эскадрилье. А до этого воевал в Африке. Славный малый, предан как пес. – Даже чересчур, – добавила она. Они пришли на Монпарнас, в «Дом». Присели у стойки бара, потому что терраса бурлила посетителями, как жаровня с картофелем фри, заказали коктейли «Бостон-флип»[27] и стали пить, покуривая и оживленно болтая, меж тем как Пти-Пьер остался у дверей. Кругом звучал многоязыкий говор, и Фалько с усмешкой подумал – впечатление такое, будто это вавилонское столпотворение организовано каким-нибудь американским PR-агентством, чуждым расовых или политических предрассудков. Словно камешки, перекатываемые бурным потоком, здесь с туристами перемешались беженцы со всей Европы, на время бросившие оружие и оказавшиеся вдалеке от проволочных заграждений и спорных границ. Фалько всегда нравилась разношерстная публика парижских кафе, где с одинаковым успехом можно и остаться незамеченным, и – через минуту – отыскать множество знакомых. Нравилась не меньше, чем строгая элегантность французских гарсонов в безупречных, как и их манеры, длинных передниках. – Я почти ничего не знаю про кубинские сигары, – заметил Баярд. – Редко их курю. У вашей семьи крупная плантация? – Порядочная, – не моргнул глазом Фалько. – Под Сан-Луисом. Это к юго-западу от Гаваны. Выращиваем табак, который идет на сорт «вегас-финас». – Почва имеет значение? – Разумеется. Листья для сигары, что виноград для вина. Баярд проявил непритворный интерес: – А вы производите какую-нибудь известную марку? Фалько, ощущая на себе обеспокоенный взгляд Кюссена, улыбнулся: – Мы не выпускаем сигары определенной витолы[28] или, если угодно, бренда. Состоим в родстве с семейством Менендесов и кооперируемся с ним – поставляем табак для сорта «Монтекристо». Австриец, снова встревожившись, часто заморгал. Он думал, что Фалько вступил на зыбкую почву, и уже раза два пытался сменить тему, но Баярда интересовали сигары. Или их производитель Начо Гасан. – И какие же «гаваны» вы бы порекомендовали? – Если нашего производства, то, конечно, «казаки B» или «пирамиды № 2», – к удивлению Кюссена, Фалько без заминки полез во внутренний карман, извлек оттуда толстую сигару и протянул ее Баярду. – Вот такого типа. У них приличное сепо. – Сепо? – Профессионалы так называют толщину. А у «пирамиды» – конец заостренный. Лео принял сигару, сказал «спасибо» и, не понюхав и не помяв, сунул ее в нагрудный карман. Фалько повернулся к Эдди: – А вы курите сигары? – Иногда. – Как вы знаете, затягиваться не надо. Только смаковать вкус и аромат. – Разумеется. Фалько достал вторую сигару – «казак B» и, предварительно проткнув кончик зубочисткой, протянул Эдди со словами: – Надеюсь, вам понравится. Мягкий вкус, и величина подходящая. Девушка, не поблагодарив, поднесла зажатую в зубах сигару к протянутому ей огоньку зажигалки. – А правда ли, что работницам, пока они их скручивают, читают вслух? – спросила она, выпустив первые облачка дыма. Фалько улыбнулся, пряча зажигалку. Всем своим видом Кюссен выражал безмолвный восторг. – Правда. – И они, как Кармен у Мериме, скручивают их на голом бедре? – Вот это, боюсь, легенда. – Неужели? – Тем паче что не каждое бедро заслуживает внимания. – Даже так? – Именно. И среди наших работниц преобладают дамы средних лет. От пятидесяти и старше. Эдди несколько секунд вглядывалась в его лицо: – Какое разочарование. – Еще бы. Она взглянула на дымящуюся в пальцах сигару: – Это напрочь лишает курение всякого романтизма. – К сожалению, – согласился Фалько. – Но, впрочем, всегда можно вообразить подходящую женщину. – А вы каких женщин воображаете? – У меня скудная фантазия, – он сделал постное лицо. – Просто я слишком часто вижу, как скручивают сигары – не на бедре, а на самом деле. После этого Фалько отпил глоток и повернулся к Баярду. Пришло время, решил он, действовать на этом фронте. И подобраться к жертве поближе. – Я восхищаюсь тем, что вы делали в Испании. – Спасибо. – Как же вы решили отправиться туда? Баярд воспринял вопрос с напускным безразличием. Держа бокал в руке, облокотился о стойку – в изяществе каждого его движения сквозила надменность. Стало известно, сказал он немного помолчав, что на стороне Франко воюют итальянские и германские пилоты-наемники. Чтобы помочь законному правительству, Баярд решил набрать летчиков, которые сражались бы за республиканцев. Французские власти не могли сделать это официальным путем – а он мог. Пользуясь хорошими отношениями с министром авиации в кабинете Блюма, привел в действие кое-какие связи, раздобыл денег и создал эскадрилью добровольцев: в ней были французы, англичане, один русский и один немец. – Кое-кто был убежденным антифашистом, других привлекли деньги… Ну и организовано все было неплохо. Фалько слушал, не шевелясь, чуть приоткрыв рот. Не слушал, а внимал. На лице застыл едва ли не религиозный восторг. – А правда, что вас сбивали? – Да, однажды. Мы нарвались на фашистский истребитель, который обстрелял нас, вывел из строя наш «виккерс», так что пришлось идти на вынужденную посадку в Гредос. Сели довольно жестко. – Боже милостивый. – Лео был ранен, – сказала Эдди. Баярд жестом стоика показал, что это безделица, не стоящая упоминания. – Пустяк. Отделался ушибом колена. А вот наш стрелок, итальянец Джакопини, погиб. – Соболезную, – сказал Фалько. – Что поделать – издержки профессии. Местные крестьяне проявили себя с наилучшей стороны… Помогли нам, чем могли, хотя у самих ничего не было. Бедняки… – Он взглянул на Фалько. – Испанцы – удивительный народ, правда? – Чистая правда, – ответил тот, посасывая сигару. – Вы бы видели, как они вели себя, когда хоронили Джакопини: люди подымали кулаки, женщины плакали… Трогательно было. – Еще бы, – заметил Кюссен, должным образом затуманившись. – Вы с Эдди познакомились в Испании? – осведомился Фалько. – Она там делала фотографии для «Лайфа». А встретились мы в Альбасете, где была наша авиабаза, на ужине в отеле «Регина». Эдди тогда только что вернулась с фронта под Гвадаррамой. – В самом деле? – Фалько взглянул на женщину: – И как же там было? – Тяжко и холодно, – легко ответила она. – Эдди сделала о нас репортаж и потом уже далеко не отходила, – пояснил Баярд. – Уезжала, возвращалась, а вскоре совсем осталась с нами. Мы много с ней спорили о войне и о политике, о новом обществе – каждый понимал это по-своему.