Лицо у нее стало такое, будто Марш ей за ворот плюнула. Ее сосед одобрительно ухмыльнулся, но для него Марш репорта не придумала – он к ней не обращался и одет был прилично. Глупый разговор разбудил привычную злость, и Марш была ей рада, как никогда раньше. Истерика отступила, упадническая тоска растворилась, и наконец-то вернулась ясность рассудка. Марш бы предпочла благодарить манжету, а не странных соседей. Но аэробус наполнился протяжным гулом и начал тормозить. Она пихнула Освальда локтем в бок, отцепила от себя Бесси и с неудовольствием заметила, что дышать действительно стало легче. … … Как это рейтинг ничего не значит? А что тогда значит? Бесси никогда не могла ответить себе, почему это она плохая. Знала и все. Знала, что у нее есть нос, две руки и что ей нравится шоколад. А Марш будто сказала, что нет у нее никакого носа, и шоколада никогда не существовало. Бесси было трудно смотреть по сторонам. Она пыталась отвлечься, рассматривая людей, но на этот раз ей некстати, совсем-совсем некстати удалось сосредоточиться на одной мысли, а все посторонние звуки и образы только раздражали. В конце концов она уткнулась носом Марш в кардиган – он был мягкий и приятно пах дымом – и закрыла глаза. Думала, Марш ее прогонит, но она почему-то не стала, и это было славно, иначе пришлось бы всю дорогу просидеть зажмурившись. Бесси даже не нашла сил сказать странной женщине с соседнего сидения, что Марш вовсе не злая. Надо было, конечно, Марш ругаться пришлось – ну и пусть, она как поругается сразу веселее становится, а то была совсем несчастная. Нехорошо, конечно, что она жаловалась, но Бесси уже не могла понять, что хорошо, а что не очень. И когда Марш потянула ее к выходу, Бесси поняла, что все лица, все сидения и окна сливаются в размазанные цветные полоски и не имеют никакого смысла. А что имеет? Бесси все-таки была не совсем глупая, она понимала, что Марш хоть и не поступала плохо, когда ей угрожала, но другие-то этого не знали. И конечно она не хотела, чтобы Марш оштрафовали! Но почему ей начислили рейтинг? Все подумали, что она поступила плохо, а рейтинг ей начислили? И Марш ей специально показала сводку, чтобы Бесси поняла, что она хорошая. Но если принять, что она плохая Бесси было просто, то это как-то совсем не помещалось в голове. Странно было и неправильно. Аби не мог поступать неправильно, проще было поверить, что у нее никогда не было носа! Бесси плелась за Марш, сжимая черный сверток, который ей дали, хмурилась и смотрела себе под ноги. На истертый ковролин в проходе аэробуса, на серый бетон платформы. А потом Марш дернула ее за руку и сделала шаг вперед, закрывая ее собой. И Бесси уже не смогла смотреть под ноги. … Рихард с трудом заставил себя спокойно стоять на верхнем ярусе платформы, а не метаться в поисках Марш и Освальда. Аби говорил, что они еще не прибыли. Левая рука все еще была холоднее правой, но резь в груди присмирела и затаилась. Аптечка действительно нашлась под сидением, и Аби подсказал, какой стимулятор нужно вколоть. Рихарда это раздражало – он не хотел принимать помощь от Леопольда. Нет, он не хотел узнавать, что Леопольд готов ему помочь. В этом чувствовался затхлый привкус старых ошибок, а Рихард совсем не хотел его ощущать. Аэробус наконец показался вдалеке, и Рихард стал медленно спускаться. Он не знал, что собирается делать. Как помешать этой психопатке, если она действительно собирается убивать? Он отчаялся настолько, что попытался отправить заявление карабинерам, но вежливая девушка в приемной отказалась его принимать. Никакого преступления не было, никто никому не угрожал и заявлений от жертв не поступало, на платформе есть своя охрана. Когда Рихард показал запись из коридора, девушка удивленно изогнула тонкие черные бровки. «Господин Гершелл, если бы это было преступление при таком количестве свидетелей – эта мисс в красном… Марш Арто, спасибо, Аби… уже была бы мертва. Это наверняка развлекательный эфир, – ласково сказала она. – Но вы можете оставить заявку для проверки этого инцидента, она будет рассмотрена в порядке общей очереди… и должна предупредить, что у нее будет низкий приоритет – постановочные эфиры не наша специализация…» Ну конечно. Ни врачи, ни карабинеры ему не верили, а Рихард не мог сказать, что «мисс в красном» плевать хотела на репорты. А точнее мисс в красном очень хочет репортов. Как быстро заметят этот сбой? Заметят ли его вообще? Что она теперь может натворить. «Она не станет никого убивать». Старый дурак. Хорошо, что его отстранили, что за мир, где психиатры попустительствуют психопатам! Он заметил Марш и Освальда в последний момент – они почти добрались до другого края платформы. Марш тянула Бесси за рукав и часто оглядывалась. Она тоже его искала. Но заметила его не Марш – заметил Освальд. Рихард видел, как перекосилось его лицо и как он трясет Марш за плечо. Бесси плелась за ними, бледная и совершенно потерянная. Запугали? Заставили пить эйфорины? Марш обернулась к нему, и ее живой глаз под красной линзой казался огоньком Аби на воротнике. Рихард поднял руки, надеясь, что она не станет глупостей. Они стояли слишком далеко и не услышали бы друг друга. Если она вздумает прикрываться Бесси – он не сможет ей помешать. Лицо у Марш все еще было безумным. Теперь никто не поверил бы в ее «Я знаю». Рихард шел медленно, не сводя с нее взгляда, а вокруг толпились люди. Некоторые оборачивались. Кто-то даже его окликнул. Над платформой висел густой, вибрирующий вой приближающегося аэробуса. И в этот момент Марш сделала единственное, чего он от нее не ожидал – закрыла собой Бесси и даже Освальда дернула за рукав, будто пытаясь заставить стать за ней. Она медленно пятилась к перилам, и что-то говорила, но Рихард не мог прочитать по губам. Зачем? Будто ждала, что он будет в нее стрелять. Рихард остановился всего на мгновение – пытаясь осознать, что она сейчас сделала и что ему теперь делать. В этот момент левую руку прострелило короткой, злой болью, и под кожей стремительно начал расползаться лед. Рихард уронил руку – непозволительно резко. Марш дернулась, оттолкнула кого-то с пути и успела злобно оскалиться – видимо, ей пришел репорт. И уперлась спиной в ограждение платформы. Рихард вцепился в левое запястье, будто пытаясь запереть расползающийся холод в руке, и понял, что не успеет подойти. Они стояли слишком далеко. А еще он вдруг понял, что Бесси за спиной у Марш больше нет. Он даже успел увидеть белые пальцы, сжимающие край платформы, а потом вдруг стало темно. … Бесси ничего не поняла – вот она смотрела под ноги, а вот Марш заставила ее пятиться к ограждению, а еще она чего-то испугалась, и это было очень важно, надо было найти, чего она там боится, может Бесси тоже надо испугаться, но она никак не могла, потому что все мире вдруг стало таким безумным, и на что теперь смотреть?! И Бесси просто пятилась, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. – Вы приближаетесь к ограждению причальной платформы, – доложил Аби, а потом будто встревоженно добавил: – Вам не следует приближаться к ограждениям! Вам не следует… И чего это он. Ах да, она же вроде как глупая, и Аби положено смотреть, чтобы она себе не навредила… надо Марш сказать… что сказать? Бесси ловила разбегающиеся мысли, а они все убегали, выскальзывали, и Аби еще что-то говорил, а потом вдруг каблук любимого ботинка угодил в трещину на платформе. Реприманд. Падая, она успела подумать, какой же это противный день. Мысль кончилась, а падение почему-то не кончалось. … – Вам плохо?! Вам нужен врач? Сэр?! – Кто-то тряс Рихарда за плечо, кажется, женщина, но это не имело никакого значения. – Девочка, – прохрипел он, указывая пальцем туда, где виднелось красное пятно – пальто Марш. – С платформы… охрану… упала, да что вы стоите?! Аве Аби, вызови охрану Третьей платформы! Почему вы… Мир медленно приобретал привычные очертания. Рихард уже различал лица. Видел, как встревоженная женщина в лимонно-желтом мечется по платформе, хватает людей за руки, кричит что-то, теребя воротник. А слышал он почему-то только тяжелый вой снижающегося аэробуса. Там, внизу, был выступ для стыковки. Бесси выжила, если упала на него. – Аве Аби! Сигнал для автопилота аэробуса! Человек в опасности, нужно остановить стыковку! – Номер вашего запроса... Рихард рванулся к ограждению, хватая людей за руки, чтобы не упасть. Его не замечали – он видел вокруг десятки, сотни побелевших лиц и потемневших взглядов, прикованных к черному ограждению. Его зрители. Это он их собрал, он показал куда смотреть. Люди были напуганы, они тревожно шептались и переглядывались, кто-то яростно стучал пальцами по экранам, вызывая охрану вручную, но Рихарду казалось, что все они надеются, что охрана не успеет. Марш стояла у края платформы, растерянно глядя то на людей, то вниз. Рихард остановился, сжав чей-то рукав. Она не станет. Не полезет вниз, она ведь знает, чем это для нее кончится. На нее все смотрят. Он поймал ее взгляд, и теперь она смотрела только на него. И лицо у нее было как тогда, в палате, серое лицо на белой подушке. «Все ненастоящее». «Я знаю». Я знаю. Марш улыбнулась ему, а потом скинула рюкзак, что-то крикнула Освальду, встала на колени и пролезла под ограждением. … Марш не боялась и не злилась, хотя раньше обязательно бы подумала, какие идиоты оставляют между перилами такие огромные зазоры, и какая идиотка умудрилась в такой крошечный зазор вывалиться. Сейчас это все не имело значения. Она легко спрыгнула на уступку для стыковки. Горячий ветер из-под снижающегося аэробуса дул ей в спину, прижимая к бетонной платформе. – Бесси! – крикнула она, но голос потонул в гуле. Девчонка стояла, прижавшись к платформе, будто пыталась ее обнять, и явно боялась пошевелиться. Обернуться, посмотреть вниз – тогда она потеряет равновесие и упадет вниз, в прохладную пустоту, к серому квадрату земли далеко-далеко внизу. Марш тоже жалела, что посмотрела вниз. Она шла медленно, понимая, что если сорвется – они погибнут вдвоем, потому что Марш ни на какую охрану и Рихарда Гершелла не надеялась. Но так хотелось двигаться быстрее, быстрее, убраться от нарастающего гула, который рвется в уши и давит на виски, вибрирует, дрожит в груди и ветер, ветер все горячее, но надо идти медленно, иначе она сорвется, и они погибнут… Вдвоем. Марш нащупала торчащий из раскрошившегося бетона обломок арматуры и вцепилась в него, как в пучок травы, растущий на отвесном склоне. Бесси так и стояла, уткнувшись лбом в бетонную стену, только все чаще вздрагивала от порывов ветра. Сухого, пахнущего ржавым машинным нутром. Горячего. Все горячее и горячее. Марш выпустила обломок, и снова положила ладони на платформу. Жаль у нее нет черных щупалец вместо слабых пальцев. До Бесси оставалась пара шагов. У нее сломался каблук. Как плохо. Марш не почувствовала, как вместо бетона и арматуры сжала мягкий рукав – ветер бил слишком зло, и уже не в спину, а сверху вниз. И гул был таким, что Марш казалось, что в уши вбивали гвозди.