Он ей не нравится? Глупости, уж на детей-то его обаяния точно хватало. И Бесси, словно отзываясь на его мысли, широко улыбнулась и кивнула. … Нехорошо это было – Марш сказала, что нужно Освальда попросить показать сад, а потом выпустить паучков. И Бесси решила, что ничего страшного не случится, если она погуляет не с Освальдом, а с этим славным дедушкой в клетчатом костюме. Он, конечно, совсем был не дедушка, просто седину не закрашивал, но Бесси он казался похожим на Брейсовского Деда с открыток. И имя у него было такое кряхтяще-шипящее, Рих-хард Герш-ш-ш-елл. – Анни тебе показала, где на первом этаже автомат с шоколадом? Бесси покачала головой. Она видела такие автоматы в торговых центрах, и иногда покупала картонные стаканчики с разведенным в кипятке приторным порошком, но они ей не очень нравились. – Я покажу, – улыбнулся ей Рихард. – Знаешь, что это за место? Бесси кивнула. Коврики она старалась больше не разглядывать, но на стенах с экрана на экран перелетала толстая пушистая пчела, и мысли потянулись за ее полосатыми боками. – Ты давно знаешь Освальда? Ты познакомилась с ним до того, как он сюда попал? – Не-а, недавно. Мы в баре сидели, там музыка громко-громко играла, – пожаловалась она. – Они с… с… Бесси страдальчески закатила глаза. Она любила, любила людей, и хотела с ними разговаривать, но постоянно нарушала какие-то негласные правила, которых не понимала, а потом так расстраивалась! Вот что сейчас надо говорить? Нельзя же про Марш рассказывать. Или можно, но нельзя говорить про паучков? Вот бы ей позвонить! Она бы ей подсказывала, как Аби. Бесси представила, какие слова ей бы подсказывала Марш, и передумала звонить. Она такие даже выговорить не сможет. – Со своим другом там сидели, – мучительно нашлась она. Нужно было ждать Освальда! У этого Рихарда вообще-то доброе лицо, но глаза такие – почему у всех сегодня такие хитрые глаза? А может, ей кажется только? – Вот как, – улыбнулся ей Рихард. Она и пропустила момент, когда он успел заказать шоколад в автомате. У него в руках была кружка – не бумажный стаканчик, а настоящая кружка, в клеточку, как его пиджак, как Брейсовские пледы в больших торговых отделах! Вот это было здорово, вот какую кружку надо купить, чтобы когда в следующий раз придут гости, их не пришлось поить из розовых чашек, которые наверное только ей и нравились… Бесси опять задумалась. Она поняла, что Рихард что-то ей говорил, а она просто смотрела на светлую кремовую пену на шоколаде и думала о чашках. –… хорошие люди, которые делают хорошие дела, – задумчиво закончил Рихард. Кажется, он только что сказал что-то важное и о чем-то важном для себя подумал, а она все прослушала! Надо было признаться, попросить его повторить, но Бесси не смогла. Он тоже о чем-то задумался, мерно постукивая по черному боку автомата длинными пальцами, и Бесси подумала, что пусть он себе думает дальше свои хорошие мысли, а она попробует шоколад. А шоколад был лучше, чем домик, чашка и даже коврики! – Никогда такой не пробовала! – сообщила она, решив, что Рихарду точно будет приятно. – Вот как? – удивился он. – Ты никогда не пила горячий шоколад из третьего меню? – Мне в боксах, в боксах присылают, – поспешно заверила она. Не хотелось, чтобы он решил, что она несчастная и шоколада никогда не ела, он же расстроится тогда. – В автоматах только не такой, как в боксах. – Чтобы открывалось третье меню, много рейтинга не нужно, – нахмурился он. – И тебе не хватает рейтинга даже на него? Очень интересно… Бесси вдруг поняла, что шоколад не такой уж и вкусный, а в саду, куда они вышли, холодно и противно. – Аби говорит, надо хорошие, хорошие дела делать, – хмуро сообщила она. – Я делаю, но мало. Мало. Вдоль дорожки, по которой они шли, горели золотые клубочки гирлянд, и каждый кирпичик у них под ногами становился похож на ломтик желтого бисквита. И на деревьях были темные зеленые листочки, которые шумели, хотя ветер почти не дул. Это было здорово, и вовсе тут было не противно, и шоколад все же замечательный, а только лучше бы Рихард таких вопросов не задавал! – Ты думаешь, что рейтинг начисляется за хорошие дела? Ей показалось, что его это огорчило, и Бесси стало стыдно. Вообще-то она очень давно хотела об этом поговорить. Ей в приюте все объяснили, но с тех пор столько вопросов появилось! – А разве нет? Снова пришла эта мысль про Марш – та, плохая мысль с той злой, глупой обидой. А Рихард, наверное, все бы объяснил. «Меня убьют, если ты их кому-нибудь покажешь». Но она не собиралась показывать паучков! Даже имени Марш называть не стала бы, просто спросила, как на самом деле рейтинг начисляют. Потому что Бесси было очень, очень грустно чувствовать себя плохим человеком. – Конечно, нет. Смотри, – Рихард указал на что-то светящееся за деревьями. – Зимний сад. У нас даже есть куст жасмина. – Аби мне рассказывал, рассказывал про жасмин! – обрадовалась она, забыв про рейтинг. – Сегодня, когда чай заваривали! Рихард усмехнулся – вот у него получалось не обидно усмехаться! – и свернул с дорожки. Стеклянный купол зимнего сада, подсвеченный лиловыми лампами, напоминал вырастающий из земли мыльный пузырь. Бесси видела только каркасы и осколки таких пузырей на окраинах. На торговых этажах все цветы были за витринами и их просто так не открывали. Где-то в пятом квартале кажется, была оранжерея, но Бесси так туда и не съездила. – Мы ее построили для пациентов. У меня был друг, который говорил, что когда человек сажает цветы – он перестает быть человеком, который страдает, и становится человеком, который сажает цветы. Он говорил удивительно много ерунды. В голосе Рихарда послышались виноватые нотки. Бесси опять стало его жалко, и она решила, что если до его ладони дотронуться – он не отдернет. Он не отдернул, наоборот, сжал ее руку и улыбнулся. У него улыбка была хорошая, и пальцы теплые, а еще Бесси – она правда-правда не хотела туда смотреть! – заметила браслет под кремовой манжетой и успела разглядеть, сколько там позиций. Ну ничего себе! Бесси никогда таких цифр не видела, это же какой хороший должен быть этот Рихард Гершелл, чтобы столько рейтинга накопить! Он, наверное, людей каждый день спасает и никогда ни с кем не ругается, и все его любят! Надо обязательно Марш про него рассказать. Вот она ходит такая грустная и не знает, что где-то есть такой замечательный человек, который всем помогает. А может, все наоборот. А может, стоит рассказать Рихарду про Марш? Рихард приложил браслет к датчику на двери и жестом пригласил ее в оранжерею. … Девчонка недоговаривала. Рихард знал, что Освальд с друзьями ходил в бар – это было совсем недавно. Аби докладывал ему о перемещениях всех выпускников, должен же он знать, если кто-нибудь соберется сделать глупость. В посещении бара ничего криминального не было, но где они нашли Бесси? Вряд ли она сама пошла в бар с нелегальным алкоголем и слишком громкой музыкой. Музыка – для переговоров? Чтобы заглушить датчики Аби? Лучше бы Освальду и его друзьям покупать там дурь. Но зачем? Это во времена его молодости список легальных эйфоринов состоял из трех позиций, и то им хватало, а сейчас-то все иначе. Нет, тут что-то другое. Поджоги? Быть не может. – Тебе нравится ходить по барам? – спросил он Бесси, которая с неподдельным восторгом разглядывала грядку с салатом. Это был проект группы, которая боролась с негативными реакциями экологическим питанием, таких пациентов Рихард больше всего любил. – А? Нет-нет, не нравится. – А зачем ты туда пошла? – Куда? – В бар, где вы с Освальдом познакомились, – в любом другом случае Рихард бы уже начал злиться, но он знал, что Бесси не притворяется. – А! За пирожным, – с облегчением ответила она. – А это что такое? За пирожным? Это была глупая причина идти в бар, но с другой стороны – почему бы и нет. Тревога утихла так же внезапно, как разыгралась. Почему-то мысль о том, что эта девочка ходила в клуб есть пирожные успокаивала своей абсурдностью. Бесси указывала на куст жимолости, усыпанный белоснежными цветами. Это был модифицированный кустарник, на котором никогда не бывало ягод, зато он всегда цвел. Рихард такие не любил, к тому же жимолость сажали в честь умерших. Этот куст он особенно не любил. – Лоницера. Его посадил мой друг, который любил сажать цветы. – А сейчас он где? Рихард пожал плечами. Он называл Леопольда другом, чтобы девочке было понятнее – такие, как она не умели мыслить полутонами. Коллега, приятель, хороший человек – слишком сложные слова. – Хотел помочь одной… особе. Но он, между нами, не очень хорошо умел помогать. И выбирать кому помогать. Бесси не ответила. Она явно не умела концентрироваться, но это было даже мило. Рихарду нравилось явное, искреннее удовольствие с которым она гуляла по оранжерее. Для него здесь ничего нового не было – черные постаменты, белые дорожки, стеклянный купол с подсветкой и ультрафиолетом, да модифицированная зелень на постаментах. Три десятка видов цветов, зелень и овощи, которые легко выращивать – в основном для съемок. Вряд ли кто-то из пациентов знал, зачем нужны анютины глазки. – Ты бы, наверное, сказала, что он был плохим человеком, – усмехнулся Рихард, зная, что Бесси его не слышит. После разговора с карабинером почему-то хотелось говорить правду. – У него под конец совсем не осталось рейтинга, но он просто был дурак.