– Я чай заварила, – осторожно сказала Бесси. – Давай выпьем, и я поеду, давай? Марш рассеянно кивнула. Поискала взглядом куда сесть, отодвинула к стене большой синий пуф. Она выглядела усталой, и Бесси решила, что на этот раз надо все-таки накормить ее шоколадом. – Почему у тебя полы ледяные? – вдруг спросила Марш, хрипло и тихо, будто давно ни с кем не разговаривала. – Батареи не включают, – пожаловалась Бесси. – Аби говорит, что заявку долго, долго обрабатывают, потому что очередь большая. Две недели, две уже холодно. – Совсем охренели, – поморщилась она. Прижалась затылком к стене, и монотонно заговорила: – Заявление в хозяйственный цех третьего квартала М-Эддаберг, от жильца комнаты 6098, на обеспечение комнаты 5857… Бесси сначала пыталась слушать, но Марш называла много цифр и названий инстанций, и она быстро сбилась. Синий шарик заварочного чайника замигал, докладывая, что чай готов. – Текущее значение рейтинга заявителя… Бесси против воли прислушалась. Марш не боялась называть рейтинг, и Бесси быстро поняла почему – у нее позиций было больше. В этом было какое-то противоречие, но Бесси никак не могла его уловить. Только почему-то почувствовала секундную обиду, сама не поняв, почему. Она нахмурилась, положив ладонь на теплый бок чайника. Марш была хорошая, конечно, хорошая. Но много ругалась и на нее все время жаловались. Но у нее рейтинг был выше, чем у Бесси, которая ни с кем не ругалась. А может, это надбавки, потому что она без глаза? Бесси сразу стало стыдно. Нашла чему завидовать! Правда глупая. И вообще, она, наверное, много хорошего делает. Не может же она все время ругаться и всех не любить! – Не исполняются надлежащим образом… жилец, проходящий по льготным категориям – сирота, имеет расстройство… – в голосе Марш прорезалась знакомая злость. – Репорт на исполняющего обязанности… Пока Бесси разливала чай по блестящим кружкам, слово «репорт» Марш повторила раз пять. Бесси опять стало стыдно – из-за нее сейчас будут столько людей штрафовать! А батареи вот наверняка не включат. Не просто же так они не работали столько времени, наверное, что-то сломалось. В следующую секунду ее отвлекла новая напасть – чашки были из сервиза, который ей дарили несколько лет назад. Они были красивые, с металлической краской пыльно-розового цвета, но Бесси представила, какое лицо будет у Марш, когда она ей предложит такую чашку. Надо было купить другую, для гостей. Но у Бесси редко бывали гости, вот она и не подумала, а стоило, стоило подумать! – Готово, – сообщила Марш. – Сейчас всем придет втык, и батареи включат. Бесси не стала спрашивать, что такое втык. Она переживала за чашку, а в батарею вообще не верила. – Ты что, целыми днями дома сидишь? – спросила Марш. Она действительно смотрелась ужасно глупо с розовой чашкой, но к большой радости Бесси ничего не сказала, и, кажется, даже не заметила. Бесси хотела было успокоиться, но вспомнила, что чай она не пробовала, и он может быть невкусным. – Нет, гуляю, гуляю иногда, – ответила она, быстро пробуя чай. И улыбнулась – он был замечательный, хоть и в розовой чашке. – Но мне скучно одной и людей, людей там много. – Да уж, – усмехнулась Марш. – Тебе понравится дом, куда надо записки отнести. Он маленький, и там все… – она странно поморщилась. – Как ты любишь. Миленькое. У нее получилось произнести слово «миленькое» таким голосом, что Бесси сначала думала расстроиться, а потом засмеялась – разве можно ругаться таким хорошим словом! Вот это наверняка была шутка, а шутки Бесси хоть и плохо понимала, но некоторые правда были смешными. – Освальда помнишь? Рыжего? Бесси кивнула. Спохватилась и полезла в ящик за шоколадом. – Отдашь ему записки. Помнишь, что я про записки говорила? – Никому-никому не показывать, никому другому не отдавать, не потерять, никому про них не рассказывать и про тебя ничего, ничего не говорить, – с гордостью сообщила Бесси. Она все запомнила. – Правильно, – Марш даже улыбнулась, и лицо у нее стало совсем-совсем другое. – Еще… у меня еще кое-что есть. Я хочу, чтобы ты это тоже отнесла, и… И теперь лицо у нее стало другое, непривычное. Она больше не улыбалась, и почему-то теперь казалась несчастной, как будто не хотела, чтобы Бесси это «что-то» куда-то несла. – Вот, смотри, – решилась Марш, протягивая к ней руку. Теперь лицо у нее было обычное, и Бесси даже решила, что все перемены ей почудились. Прежде, чем посмотреть, Бесси все-таки вытряхнула из подложки несколько разноцветных шоколадных лепестков и протянула Марш тарелку. Она взяла не глядя, и Бесси наконец-то рассмотрела что ей показывали. На темном рукаве, натянутом на ладонь, поблескивали паучки. Бесси насчитала трех, но, кажется, под манжетой спрятался еще один. Они были похожи на синие камешки с серебристыми проволочными лапками. Из-под рукава показалась золотая мордочка саламандры, но Марш раздраженно щелкнула себя по пальцам, и ящерка обиженно юркнула обратно. – Красивые! – Бесси правда очень понравились паучки. На их спинках чернела буква «М», словно Марш их подписала. – Я думала, ты боишься пауков, – фыркнула Марш. – Зачем, зачем бояться пауков? – удивилась Бесси. – Очень хорошо. Тогда бери. Их тоже нельзя никому отдавать и показывать. Их совсем, – с нажимом произнесла она, – совсем никому нельзя отдавать и показывать. Меня убьют, если ты их кому-нибудь покажешь или отдашь. По-настоящему. Бесси не поняла, что такое «по-настоящему». Она понимала, что такое смерть, но не могла представить, чтобы кто-то умер из-за пауков с серебристыми лапками. – Я не отдам! – заверила она. Марш была странная и боялась странного. – И не скажу, что это твои. Бесси вдруг опять подумала, что ей наверное, не очень хорошо живется. И глаза у нее нет, и не любит ее никто, вот она наверное и сочиняет себе всякие ужасы. Если бы у Бесси не было глаза и ее никто бы не любил, она бы наверное тоже всего боялась. А может, Марш и злится от этого? Бесси стало ее очень жалко. Захотелось погладить ее ладонь, но она помнила, как Марш отдернула руку. Незачем делать человеку неприятно, надо просто отнести бумажки и паучков. – Их тоже Освальду отдать? – уточнила Бесси. – Нет. Попроси, чтобы Освальд тебе сад показал. Там, в саду, есть красная башня. Нужно вытряхнуть рядом с ней. – Башня? Как в фильмах? – Да. Только маленькая. Нужно, чтобы никто не заметил. Даже Освальд. – Хорошо, – закивала Бесси. – Я вытряхну. А они не убегут? – Пока не вытряхнешь – не убегут. Бесси заметила, что Марш шоколад не ест. Она сидела хмурая и растерянная, и Бесси стало ее совсем жалко. – Я не покажу, не покажу никому, – заверила она. – Умница. Хм… смотри, что у меня есть. Она снова полезла в карман и достала что-то серебристо-синее, размером с ладонь. – Я его под шумок сперла, – непонятно хмыкнула она. – И перекрасила. Положи на пол и держи вот эту штуку. Бесси таких зверушек никогда не видела. Она даже не могла разобрать, на что это похоже – на осу с щупальцами? Все равно зверушка была красивая, синяя с серебром, и на полу лежала смешно, как будто ее пролили. Марш ей дала еще белый крестик, который потрескивал и словно притягивал зверушку, если опустить его пониже. – Только на кнопку в центре не нажимай, – мрачно предупредила Марш. – Она жало выбрасывает. Вернешься – я кнопку заклиню, чтобы… хм. Нравится хоть? Да? Ну и славно, а теперь пошли, я тебя к лифту провожу. Да пусть валяется, он уже… никуда не денется. Марш проверила, чтобы все ее карманы, где лежат записки и паучки, были плотно застегнуты, и даже шарф ей поправила. От ее пиджака пахло дымом, а пальцы оказались холодными, будто она и не держала только что горячую чашку. И Бесси вдруг подумала что-то такое, про жало и кнопки, которые просто можно никогда не задевать, но мысль где-то потерялась, потому что приехал лифт. … А домик и правда был замечательный – маленький, всего в два этажа и крыша синяя. И деревья вокруг настоящие росли – Бесси даже потрогала ствол на всякий случай. Ствол был живой, холодный и шершавый. Она видела деревья, но они обычно за городом росли, потому что у многих была аллергия, и их заменяли голограммами с проекторов. Забор только ей не понравился – такие часто рисовали на стенах посмертных конвентов. Бесси такие видела – тесные комнаты без окон, где оставались все аватары и их апгрейды, играла музыка, которая человеку при жизни нравилась, и иногда еще были всякие штучки, которые родственники моделировали – цветочки, журавлики из бумаги или свечки. И на стенах вот такие заборы рисовали. Бесси не поняла, зачем вокруг такого замечательного домика такой жуткий забор, но к счастью, на него можно было не смотреть. Ее этот забор еще и пускать не хотел, вопросы странные задавал – не несет ли она что-то запрещенное и нет ли у нее чего-то, что может взрываться. Глупости какие, взрываться. А еще у домика были окна, настоящие! Бесси давно не видела окон, а тут они даже без занавесок, совсем прозрачные, а за ними – желтый свет. – Аве Аби! Смотри, какой домик! – Обрабатываю запрос… – прохрипело в наушнике. – Ты покажись и посмотри, – предложила Бесси. Аби вечно норовил подключиться к какой-нибудь камере или воспользоваться своими, а потом не знал, куда смотреть. Вот когда он в человеческом виде ведь гораздо проще – надо просто пальцем показать, он туда и будет смотреть. А смотреть точно есть на что! Там, за окнами, она видела людей. Это было совсем непривычно – видеть сквозь дырку в стене как кто-то ходит в комнате, но ужасно увлекательно. Бесси даже подумала постоять во дворе подольше, но ей хотелось поскорее отдать записки рыжему Освальду – наверное, он ждет! – и выпустить паучков. Им наверное скучно в кармане сидеть. Но сначала нужно дождаться Аби. Он с минуту пытался собраться из помех и голубого свечения, а потом наконец-то встал рядом с ней. Бросил на нее быстрый взгляд и полностью повторил ее позу. Глаза у него были хитрые-хитрые. Бесси улыбнулась. Аби, конечно, ее не обманывал, просто не всегда понимал, чего от него хотят и зачем его позвали.