– Мы любые устраиваем, – ровно ответил он. – Собачьи, крысиные. Стравливаем котов, лаборов, несколько раз были петухи… Меня зовут Ренцо, я – ведущий. – Марш Арто. Мне нужно снять несколько деталей после боев. Ваш… вот этот сказал, это можно устроить. – Вы знаете, что детали теперь необходимо регистрировать? Как вы повезете их в город? – деловито спросил Ренцо. – Как-нибудь повезу. Одна из девушек, у которой из-под разноцветных шнурков не было видно волос, весело ей подмигнула и отвернулась к клетке. Марш знала несколько домов недалеко от станции, где сохранились комнаты с хорошим освещением и без плесени. Если принести туда инструменты и пару аккумуляторов, можно было попробовать собрать на месте хотя бы паучков. – На станциях сканеры стоят, – напомнил Ренцо. – Вы же понимаете, мне не нужно чтобы вы рассказали, откуда взяли детали, если вы собираете что-то незаконное. Марш пожала плечами. Сканеров она как раз не боялась – ее паучки выглядели законопослушными и хорошо себя вели, взрывчатка до окончательной обработки тоже была совершенно безобидной. Странно, что карабинеры вообще решили попытаться контролировать этот поток – останавливать и досматривать каждого пассажира с техникой они все равно бы не смогли. Скорее всего, Ренцо зря волновался – карабинерам наверняка нужно было отчитываться и создавать себе имидж, как и Рихарду Гершеллу. Наверняка похлопывание по спине транслировалось и записывалось с нескольких дронов. Бравые карабинеры, исполненные чувства долга психотерапевты, горящие любовью к своей фирме рекламщики. Лабор-уборщик толкнулся в ее ботинок и просительно замигал всеми лампочками. Марш отошла, и на маленьком экране часто замигало зеленое «Спасибо!». – Я не собираю ничего незаконного и не собираюсь везти в город запчасти. Она начинала подозревать, что Бэл и Ренцо все-таки хотят найти того, кто взрывает дома, и неуклюже пытаются ее проверить. – Так… что вы… умеете? – осторожно спросил Ренцо. К нему уборщик даже не приближался. – Обращаться с лаборами марионеточного управления. Не очень хорошо, – не стала скрывать она. Ренцо поморщился, но тут же взял себя в руки и даже изобразил воодушевление. – Вот как! У нас давно не использовались раритетные киборги. Как хорошо, что Бэл нашел нам человека с такими редкими… – Она понимает намеки, – осадил его Бэл. Марш мало интересовали лаборы, управление ими, да и Стравки тоже не особо – в конце концов, она всегда могла попробовать ночью пролезть на разборку. Останавливало только возможное желание карабинеров показать свое рвение парой показательных арестов. – Долго будете трепаться, – раздался у Бэла из-за спины неприязненный голос. – Пошли, мне покажешь, что умеешь, а я подумаю, куда тебя поставим. На нее смотрел мрачный мужчина в белой рубашке и черных брюках. На фоне пестрых комбинезонов, клетчатых костюмов и разноцветных причесок остальных он выглядел неотразимо, потрясающе невыразительно. Ренцо попытался ему что-то сказать, но он жестом остановил его и повернулся к Бэлу. – Собаки, Бэл. Собак, котиков, хоть чижиков налови, или через неделю мы будем смотреть, как оставшимися собаками травят человека. Он кивнул Марш и пошел к соседнему залу. – Вот тут у нас… оборудование, – тоскливо сказал он, поднимая сетчатую перегородку. – Я Ник, отвечаю за программу. Выбирай кто нравится. Ник остановился на пороге с грустью оглядывая зал. Марш хорошо его понимала. Вдоль стен лежали несколько лаборов ручного управления. Она различила что-то похожее на таракана, кучу щупалец и фасеточных глаз, из которой торчало черное жало и несколько вполне антропоморфных лаборов, длинноруких и таких же огромных как тот, в первом зале. – Они белые, потому что все смотрят через очки? – спросила Марш, разглядывая безликие фигуры. – Угу. Я вообще-то не в восторге, но у нас есть художники и рекламодатели. Марш кивнула. Каждый сантиметр белизны башен кварталов тоже давно был поделен рекламщиками, но для того, чтобы увидеть все объявления нужно было надеть очки. Гершелл говорил, это из-за какого-то старого закона о рекламном пространстве – в один момент стало столько мусора и информационного шума, что люди, опять-таки, начали сходить с ума и большинство объявлений перенесли в виртуальное пространство. Удивительно, как легко люди с ума сходили – без балкончиков, без чистых стен. Без лечения. И такие, как Гершелл это хорошо понимали, о, Марш была уверена, что прекрасно понимали. Похожие на людей лаборы лежали вдоль стен или сидели, поджав ноги. Почти у всех не хватало конечностей, а у кого-то с «горла» свисали зачем-то выкрашенные в красный провода. – Это я сделал, – с непонятной, желчной гордостью сообщил Ник. – Разноцветные выглядели как будто их радугой вырвало. – Какие из них рабочие? – спросила Марш, ощупывая руку ближайшего лабора. Ладонь она с трудом удерживала на весу. Суставы отчетливо скрипели. – Рабочие – все, но обращаться можно… вот с этими тремя, и вот с той красавицей, которая на рака похожа. В углу действительно притаилось нечто среднее между тараканом и раком. Над спящими переливающимися глазами белели нарисованные ресницы. – А тот, что с оцифрованным сознанием – он крестом, перчатками или с пульта управляется? – С пульта. И с ним скучно. Когда оцифрованных с Аби скрещивают и лабора собирают – получаются дерганные психи, – сообщил Ник. – Он сначала слушается, а потом хоть застучись по панели, он сначала башку кому-нибудь оторвет за две секунды, а потом на пол сядет и будет грустить. Марш усмехнулась. Эти лаборы были просто кучей хлама, которым не давали спокойно сгнить эти жадные до рейтингов и выручки с перепродажи пива энтузиасты. Когда-то велись споры и дебаты об этичности использования оцифрованных сознаний, об оптимальном способе управления и лучшем оружии. Теперь об этом даже на обязательных детских образовательных конвентах говорили вскользь, и то Марш подозревала, что тему о старых войнах поднимали только чтобы подчеркнуть, что благодаря Аби рядом с городом может находиться оружейная свалка, к которой у всех есть доступ. Ведь Аби делает людей лучше. – Вот этот, – Марш ткнула пальцев в щупальца с жалом. – Это рухлядь, половина щупалец в вечном рассинхроне, – предупредил Ник. – Мне подойдет. Что он умеет? – Сейчас покажу. Ник, хмурясь и ворча себе под нос отодвинул панель на спине лабора, достал очки, фигурку лабора, свесившую щупальца с его ладони и белый шарик модулятора. Сел на пол, жестом пригласил Марш сесть рядом. – Ты очками пользоваться можешь или тебе какие-то специальные нужны? – вдруг забеспокоился он. Удивительно, какие обходительные люди эти организаторы подпольных боев. Она молча надела очки и выжидающе уставилась на Ника. – Ладно, – пробормотал он. – Смотри. Он разломил модулятор жестом, каким разбивают яйцо, и из белых скорлупок на пол вытек ринг из первого зала – макет из знакомого дрожащего голубого сияния, постепенно сгущающегося в знакомые очертания. Ник осторожно положил фигурку в угол ринга, достал из кармана сенсорные перчатки. – Для лучшей синхронизации. Эй, ты бы штучку свою сняла, – вдруг забеспокоился он, разглядев манжету. – Если там дурь, тем более лучше сними – она все настройки сбивает… – Там лекарство, – мрачно сказала она, прижимая к коже ледяную липкую ленту, которой была изнутри обклеена манжета перчатки. Ник не стал настаивать – он вообще на Марш больше не смотрел, сосредоточенно раскладывая скорлупки модулятора в белоснежный крест ваги. Наконец, последняя деталь с щелчком встала на место, и он протянул его Марш. Она взяла не глядя, протянула руку к рингу и покачала крестом над фигуркой лабора, давая команду проснуться. Раздался тихий треск, и перчатки сжались, обдав кожу слабым электрическим разрядом. Марш не видела, как натянулись ниточки, связывающие фигурку, крест и перчатки, но чувствовала их – покалыванием в пальцах, давлением в запястьях. Как настоящие ниточки настоящей марионетки, только вдруг ставшей продолжением ее рук. Марш видела настоящую марионетку на бродячей тематической выставке. Жутковатая кукла с вырезанной подвижной челюстью на грубо сработанном лице, лески, которые все норовили запутаться в руках экскурсовода. Он рассказывал, что синхронизация с человеком, одетым в костюм с датчиками делала лабора неуклюжим и не позволяли модифицировать фигуру, добавляя конечности. Говорил, что марионетки позволяли людям сохранять хладнокровие и не впадать в боевой раж, поэтому выпустили партию военных лаборов с таким управлением, и еще что-то говорил, но Марш не запомнила. Ее очаровала та несуразная кукла и ее ниточки – как обычно, ей вечно нравилась всякая дрянь. Фигурка ожила. Потянулась вслед за ниточками, расправила щупальца, втянула и снова выпустила жало. Лабор напоминал результат больной любви между осьминогом и осой. Осы ее преследовали. Осы не приносили удачи, но позволяли получать то, что она хотела. Она удовлетворенно хмыкнула. – Смотри, нужно поворачивать вот сюда… Марш не слушала. Она держала крест в правой руке, а левую поднесла в фигурке, словно собираясь погладить. Левая перчатка стала чуть теснее. За основное движение отвечал крест, за мелкую моторику – руки. Жало выпускалось нажатием на центр. Летать лабор не умел, но смешно подпрыгивал, подбрасывая черное тело на щупальцах. Марш заставила его выбросить по очереди каждое, а потом, нарисовав пальцем спираль, схватить каждым невидимого противника. Половина действительно не слушались, и она не запомнила, какие, но ей было плевать. По ходу разберется. – А, ты, я вижу, справляешься, – Ник, казалось, потерял к ней всякий интерес. – Может тогда посидишь там, рядом с рингом, пока зрители не соберутся? Я скажу, чтобы тебе чая принесли, мы выступающим не наливаем, сама понимаешь… Марш сняла очки. Ринг исчез, только черная фигурка, безвольно раскинувшая щупальца, кляксой чернела на полу. Она подобрала ее и убрала в карман. … Люди начали собираться через пару часов. Освещение стало тусклее, на стенах загорелись желтые пятна светильников, а из динамиков полилось навязчивое «Давайте выпьем». Марш успела удивиться – эта песня даже для низкосортных забегаловок считалась древней, а потом поспешила пересесть в угол, который не просматривался с камер. Ей вовсе не хотелось остаться на записях в этом месте. Вряд ли кто-то догадается, зачем она пришла, но Марш все равно предпочитала не следить. За эти два часа они с лабором достигли полного взаимопонимания. Если у него хорошая синхронизация с большим братом, Марш ничто не помешает достичь цели – отделаться от Стравок как можно быстрее. Ее одинаково устроили бы и быстрая победа, и быстрое поражение. Рассчитывала она, разумеется, на поражение – Марш была не из тех, кто обольщается насчет себя и верит в чудеса. Управлять лаборами учили в стандартной образовательной программе, а потом в «Саду» она выбрала этот курс как средство сублимации агрессии. Против тех, кто этим зарабатывал, она шансов не имела, и желания как-то проявлять себя не имела тоже. Больше того – она опасалась, что привлечет к себе внимание. Но понимала, что если подойдет к бою совсем уж формально, ей скорее всего просто ничего не отдадут. «Давайте выпьем» зашла на пятый круг, и Марш все больше хотела согласиться с хором этих жизнерадостных, давно мертвых ребят. Зал все больше напоминал обычный паб – девчонки уже обносили первых зрителей пивом и спиртовыми коктейлями, на столах блестели стаканы и тарелки с закусками, желтый свет становился все более приглушенным, а в воздухе сгущался табачный дым.