— Ты наемный работник, — осадил я школяра и напомнил: — Два талера в месяц, проживание и харчи! Возражений на этот раз не последовало, и мы вывернули на широкий проспект, именовавшийся Коронным. Верхние этажи домов там повсеместно выдвигались вперед, но не просто нависали над мостовой, а образовывали галереи, по которым могли перемещаться пешеходы, не опасаясь ни лошадей, ни дождя или солнцепека. Подобного рода галереи, где шире, где уже, тянулись по всему центру Ренмеля, и при желании всякий мог пересечь его из одного конца в другой, лишь время от времени выходя под открытое небо. Движение на столичных улицах было на редкость интенсивным и сумбурным; на большинстве перекрестков надрывали глотки стражники, но даже их вмешательство далеко не всегда помогало избежать свар и столкновений. Тогда в ход шли плетки и палки, этим особенно злоупотребляли кучера карет с дворянскими гербами на дверцах. Доставалось, разумеется, преимущественно простолюдинам; с верховыми эта вздорная публика обычно связываться не рисковала. Нам же и вовсе предпочитали по возможности уступать дорогу, очень уж воинственный вид был у маэстро Салазара, да и мы с Уве внушали простецам почтение своими магическими жезлами. Пистоли, опять же… Дома на Коронном проспекте были выстроены по одной линии, ни одно здание не выступало вперед и не отодвигалось от проезжей части дальше других, лишь изредка фасады расходились, открывая небольшие площади. Обычно посреди тех стояли церкви, чаще — неказистые и древние, сложенные из грубо обработанных камней. Но бывало, что небольшие часовенки подпирались соседними особняками или даже имели общие с ними стены. Встречались и редкие скверы, и храмы не столь давних годов постройки, облицованные мрамором и гранитом, да еще время от времени меж домов проглядывали набережные каналов, коих в столице было превеликое множество, равно как и перекинутых через них мостов. Тут и там стояли стелы, посвященные славным победам императорских войск, мрачными громадами высились чумные столбы. Хватало и памятников — святым, ученым, полководцам. Как небезосновательно шутили острословы, мертвых героев в Ренмеле чтили куда больше, нежели живых. Людей в центре столицы оказалось превеликое множество, то и дело кто-то перебегал через дорогу перед самыми мордами лошадей, но большинство горожан благоразумно под копыта не лезли и шагали по галереям. Среди прохожих было непривычно много монахов и монахинь, тут и там мелькали сутаны священников. А в остальном — совершеннейшее разнообразие: в толпе при желании можно было отыскать одеяния жителей большинства обитаемых уголков цивилизованного мира. Совсем уж роскошные наряды на глаза не попадались, их обладатели предпочитали перемещаться по столице на каретах и в паланкинах. Да и откровенной бедноте в центральных районах делать было нечего, разве что на папертях церквей выпрашивали милостыню нищие. На одном из шумных перекрестков скакавший первым Микаэль повернул налево, я нагнал его и спросил: — Хочешь провести наших юных спутников по улице Дворцов? — Хочу-хочу, — с довольным видом осклабился маэстро Салазар. — Полюбуюсь на выражение лиц этой парочки провинциалов… Было на редкость шумно — стучали по мостовой копыта лошадей, кричали уличные торговцы, переругивались кучера и возницы телег, да еще начал отбивать четверть часа колокол на ближайшей башне, — но Уве последнее слово все же расслышал и возмутился: — Ты сам-то кто?! Микаэль только улыбнулся в усы и поскакал дальше. Вскоре улица, по которой мы ехали, начала плавно изгибаться, и одновременно пропали галереи и проходы между домами, а на смену неровной брусчатке пришли гладкие мраморные плиты — белые, с алыми разводами или наоборот, это как посмотреть. Проезжая часть не стала уже, но впечатление создалось именно такое, поскольку ее стиснули с обеих сторон фасады высоченных дворцов, каждый — в пять-шесть этажей. Стены, карнизы и крыши украшали барельефы, скульптуры и горгульи, лепниной выделялись родовые гербы, едва-едва колыхались на флагштоках вымпелы и знамена, а высоченные створки полностью перекрывавших арки ворот топорщились мощными железными шипами. Попробуешь выбить — мигом бревно измочалят, а то и расщепят. На улице Дворцов располагались резиденции наиболее влиятельных дворянских семейств, здесь же традиционно останавливались, приезжая в столицу, герцоги Лоранийские и короли Западной Чезии. Помимо слуг в цветастых ливреях и замерших с алебардами у дверей охранников в надраенных до зеркального блеска кирасах и шлемах, хватало тут и частной охраны. Стало немноголюдно; большинство прохожих попросту заворачивали назад, подчас не делая исключений даже для духовных лиц. У остальных выспрашивали цель визита, но мы проехали беспрепятственно — магистр Вселенской комиссии по этике не обязан ни перед кем держать отчет. С мраморной мостовой пропали конские яблоки и прочий мусор, она блистала, словно была выдраена не далее пяти минут назад. Гомон и крики смолкли, слышался лишь перестук подков. Изредка навстречу попадались богато украшенные кареты, обычно сопровождаемые кавалькадами, но и только. Парадные входы не предназначались ни для слуг, ни для поставщиков провизии. Уве и Марта ехали с открытыми ртами; выставленное напоказ великолепие их откровенно подавляло, и в себя эта парочка пришла только на Дворцовой площади. Императорский дворец раскинулся на другом ее краю высоченными стенами с мощными башнями и полотнищами черно-золотых цветов правящей династии, внутрь вел перекинутый через ров подвесной мост. За оборонительными сооружениями проглядывали крыши и шпили внутренних строений, и вид их впечатлял ничуть не менее дворцов знати, но обилие открытого пространства наконец-то позволило школяру и ведьме перевести дух. К истинному зрению они прибегнуть не догадались, и напрасно: резиденция императора была укрыта столь сложным эфирным плетением, что незримая стихия в окрестностях дворца явственно подрагивала, искаженная близостью мощного заклинания, да и сам его силуэт нет-нет да и слегка смазывался, будто приходилось смотреть через искривленное стекло. И даже огромная стая сновавших над площадью скворцов, со стороны казавшаяся единым живым существом, не пересекала границы охранного периметра. Сил на поддержание столь внушительной защиты уходила целая прорва, но в этом отношении император себя не ограничивал, поскольку, помимо магов-телохранителей из Черной дюжины, в его распоряжении находились и многочисленные колдуны лейб-гвардии. — Вот это да! — только и протянул Уве, вертя головой по сторонам. Он даже шляпу на затылок сдвинул. — Милость небесная, вот это размах! Микаэль усмехнулся и направил жеребца к замку — туда, где от его стен отходила широкая и высокая каменная стена, по верху которой тянулась крытая галерея. Для проезда под этим грандиозным сооружением были устроены арки, а само оно связывало резиденцию светлейшего государя с цитаделью Ангела, считавшейся неприступной. Именно там в случае мятежа, народных волнений или вторжения догматиков должно было найти убежище ближайшее окружение императора и он сам. Нас Микаэль повел в объезд высившейся над округой крепости, но и так удалось во всех подробностях разглядеть опоясывавшие верхушку скалы стены с темными провалами бойниц и центральную башню с позолоченной фигурой ангела на шпиле. Оставив цитадель справа, мы по широкому каменному мосту перебрались на другой берег впадавшего в Рейг притока, проехали несколько кварталов и переправились через канал. Улицы постепенно сузились, верхние этажи домов и скаты крыш сдвинулись, перекрывая небосвод. Ладно хоть еще галереи никуда не делись и прохожие не шагали в одном потоке с телегами и верховыми. Нормальной брусчатки здесь не было и в помине; и проезжую часть, и тротуары заместили речными голышами, округлыми и неровными. Походишь по таким — и мигом намозолишь подушечки больших пальцев ног, но местные привыкли. Все лучше, чем по колено в грязи пробираться или с одной прогнившей доски на другую прыгать. Район Уве не понравился, он завертел головой по сторонам и спросил: — Куда мы едем? — Увидишь, — отмахнулся от него Микаэль. — Может, хоть перекусим? — вздохнул школяр, глянув на харчевню, из которой одуряюще пахло жареной рыбой. — Там покормят, — отрезал маэстро Салазар. Мы поехали дальше, и на смену аромату жареной рыбы пришел запах рыбы свежей. Улица вывернула к рынку — рыбному, разумеется. Басовито загудел гомон голосов, растеклась между торговых рядов толпа покупателей, брусчатку усеяла серебристая чешуя, начали попадаться кухарки и домохозяйки, уносившие покупки в выложенных травой корзинах. В толпу мы не полезли, поскакали по самому краю, но очень скоро оказались вынуждены придержать лошадей, когда впереди случилось небольшое столпотворение. Как оказалось зеваки собрались послушать какого-то вполне приличного вида бюргера, высокую тулью шляпы которого отмечала броская белая лента. Тот взгромоздился на бочонок и орал, размахивая руками: — Про-о-одался! Узурпатору власти небесной про-о-одался, проклятому догматику! Лжецу, клятвопреступнику и мздоимцу! И сам таким стал! Душа его теперь суть выгребная яма смердящая, нечистотами наполненная! И всякий, кто идет за ним… Всякий, кто исполняет приказы, — ничуть не лучше! Закрыт им отныне вход на небеса обетованные! Голос у чудака оказался сильным и хорошо поставленным, он легко перекрывал рыночный шум, и люди останавливались, заслышав его, начинали внимать крикам — кто из чистого любопытства, а кто и понимающе кивал. Впрочем, нашлись и несогласные, но пробиться к возвышавшемуся над толпой кликуше им оказалось совсем непросто: того окружало кольцо немолодых крепких мужиков, они и заворачивали возмущенных горожан обратно. Недовольным только и оставалось, что свистеть, улюлюкать да швыряться гнилыми овощами. Тут и там разгорались стычки, но горячие головы мигом остужала рыночная охрана, а вот с группой поддержки крикуна не связывались даже эти угрюмые громилы. — О ком это, магистр? — спросил меня Уве. Я не имел ответа на этот вопрос и тронул за плечо Микаэля: — Давай выбираться отсюда. Маэстро Салазар кивнул и направил лошадь дальше, заставляя людей расступаться с нашего пути. Выехали понемногу, никто особо даже не возмущался. Да еще с одной из улиц вывернул отряд городской стражи, и возмутитель спокойствия мигом спрыгнул с бочонка; тогда начали расходиться и зеваки. Микаэль уверенно миновал несколько кварталов, въезды в которые караулили компании подмастерьев, и на смену замощенной речными голышами дороге пришли сначала деревянные мостовые, а затем копыта лошадей и вовсе зачавкали по грязи. Дома стали обшарпанными, с бревенчатыми вторыми и третьими этажами, а публика — не слишком респектабельной, но бретера это нисколько не волновало. Разве что когда за нами увязалась шумная ватага мальчишек, он обернулся и столь грозно клацнул зубами, что те без промедления пустились наутек. В дорожной грязи тут и там встречались пятна выплеснутых на улицу помоев, валялось содержимое опорожненных из окон ночных горшков. По сточным канавам в сторону реки медленно-медленно текла зловонная бурая жижа, дома нависли над дорогой, воздух сгустился, стал дымным и будто бы липким. На протянутых меж домами веревках висело застиранное и заштопанное постельное белье. Я взопрел в поддетых под камзол кольчуге и жакете, и не только от жары. Очень уж выразительные взгляды кидали нам вслед местные обитатели, а на смену приглядывавшим за порядком подмастерьям пришли молодчики из уличных банд. Они стояли на перекрестках, озирая свои владения, и непременно попытались бы завладеть нашим имуществом, если б не оружие. Судя по черным курчавым бородкам, заправляли в округе выходцы с побережья Длинного моря, полагавшиеся в империи главными бузотерами после лаварцев и сарциан, но вооружены мы были до зубов, только это и спасало от посягательств. Даже оскорблений вдогонку не звучало. — Куда-то мы не туда едем, — проворчал Уве, обеспокоенно озираясь. Марта ничего не сказала, но по тому, как ее пальцы поглаживали рукоять ножа, становилось ясно, что она всецело разделяет сомнения школяра. — Специально вас так повел, — ухмыльнулся маэстро Салазар в усы. — Ренмель — великий город, но и здесь есть свои помойки, куда чужакам заходить не следует. Уясните это раз и навсегда! Уве передернул плечами, но определенное впечатление слова бретера на него все же произвели. — Да, малыш, — кивнул Микаэль. — Вспомни Нистадд в Регенмаре, здесь зачастую все много хуже. Тут дома немного расступились, и показалась небольшая церквушка. Перед ней и за выставленными на улицу столиками таверны обнаружились преимущественно смуглые и горбоносые соотечественники маэстро Салазара. Он окинул их внимательным взглядом, но даже не подумал поприветствовать и повернул направо. Мы проехали через два или три уже далеко не столь запущенных квартала и очутились у набережной Рейга. Тогда и стало ясно, что обогнуть трущобы никакой возможности не было, поскольку от самой цитадели Ангела вдоль берега тянулся речной порт с причалами, складами и пакгаузами. Имелись пристани и здесь; у них покачивались ялики, небольшие рыбацкие баркасы и вытянутые весельные галеры. — Местные предпочитают до центра добираться по воде, — просветил нас Микаэль. — Меньше риск нарваться на грабителей. Здесь почти у каждого собственная лодка. А нет — тоже не беда, можно незадорого арендовать прямо вместе с гребцами. Застройка у реки и в самом деле выглядела несказанно основательней и богаче, нежели кварталы, оставшиеся позади. Некоторые особняки стояли прямо на берегу, от них к воде уходили ступени частных причалов, местами и вовсе имелась возможность заплывать на лодках сразу в дом; на случай паводка первые этажи делали нежилыми и очень высокими. А вот у зданий, отделенных от реки набережной, там располагались кафе, лавки и магазины. — Широкая какая! — не удержалась от удивленного возгласа Марта, пораженная беспредельной гладью, по которой, помимо весельных барж, плыли и парусные суда. Налетел свежий ветерок, я придержал шляпу и вгляделся в растекшуюся над водой туманную дымку. Несмотря на значительное расстояние, противоположный берег просматривался четко, были видны силуэты зданий, сверкали на солнце многочисленные купола церквей. Сбоку через Рейг протянулась каменная полоса моста. Это невероятное по своим размерам сооружение было выстроено еще во времена прежней империи, и проложили его не напрямик, а через три острова. На двух из них стояли гарнизоны светлейшего государя, а самый дальний находился под контролем догматиков. — Магистр! — обратился ко мне Уве. — А Сияющие Чертоги отсюда видно? — Даже не знаю, — покачал я головой и поскакал вслед за Микаэлем. Очень скоро тот свернул с набережной, но вновь блуждать по окрестным переулкам не пришлось — почти сразу бретер направил своего жеребца в арку, отмеченную вывеской со ступой и пестиком. — Аптека? — возмутился Уве. — Он привел нас к аптекарю?! Волновался школяр напрасно: помимо аптечной лавки, во внутреннем дворике обнаружился еще и приемный покой лекаря. Маэстро Салазар заходить туда не стал, а вместо этого сунул в рот два пальца и свистнул столь пронзительно, что зазвенело в ушах, наши кони и вовсе нервно присели и подались назад. Этого бретеру показалось мало, и он во всю глотку крикнул: — Эстебан! Выходи, пройдоха! Уве обеспокоенно оглянулся и с тревогой посмотрел на меня, я лишь пожал плечами. — Эстебан! — вновь рявкнул маэстро Салазар. — Хватит прятаться! Не заставляй меня подниматься! В одном из окон мелькнуло женское лицо, в другом мне почудился силуэт приземистого старика, а затем на галерею второго этажа вышел смуглый и черноволосый лаварец в просторном белом балахоне — молодой, но уже с сединой в короткой бородке и с глубокими морщинками, разбегавшимися от уголков карих глаз к вискам. — Скажи, Эстебан, мы с тобой друзья? — обратился к нему бретер с неожиданно прорезавшимся в голосе южным акцентом. Лекарь кивнул и, как мне показалось, без всякого воодушевления признал: — Друзья, Микаэль. — Вот! — обрадовался маэстро Салазар и наставил указательный палец на Уве. — У меня есть друзья! А ты не верил! Школяр лишь фыркнул и отвернулся, а бретер выпрыгнул из седла, накинул поводья на коновязь и начал подниматься по лестнице к своему вновь обретенному другу. Я тоже оставаться внизу не стал и последовал за подручным, предупредив перед тем Уве и Марту, чтобы за нами не совались и посматривали по сторонам. Когда Микаэль поднялся на галерею второго этажа, Эстебан невольно попятился от него и отступил за порог. — Думал, не найду? — спросил бретер, шагнув следом. — Знал, что найдешь, — быстро ответил лекарь. — За тобой должок. Эстебан оказался не робкого десятка, а быть может, просто не видел смысла унижаться, он скрестил руки на груди и хмуро бросил: — С какой стати? Ты бы меня и слушать не стал! Только на смех поднял!