— Совершенно исключено. Это не пересадка кожи с одного, простите, места, на другое. Различные материалы, полная несовместимость… И еще одно — существует такая проблема, как вентиляция. В вашем случае без детального осмотра сделать окончательное заключение трудно, но, судя по тому, что я вижу, потовые железы не затронуты и продолжают исправно функционировать. И поскольку они функционируют, закрыть лицо синтетическими материалами, которые затрудняют вентиляцию, нельзя. Это не только вызовет нарушения физиологического характера, но и приведет к тому, что вы начнете задыхаться и больше чем шесть часов вряд ли выдержите. А потом потребуется отдых не менее шести часов. Тут нужна большая осторожность. — Значит, Надя сможет появляться на людях только на полдня? — Увы, да. Измайлова посмотрела на Надю. Та понуро опустила голову. — А других вариантов вы не можете предложить? — спросила Аня. — Другие варианты вам могут предложить в салонах пластической хирургии, — обиделся Сомов. — Но есть одно «но»! Во первых, они испортят вам все тело, и вы не сможете раздеться м-м… на пляже. Откуда, по-вашему, они возьмут материал для пересадок? Во-вторых, следы все равно останутся. — Следы можно скрыть при помощи грима. — Который тоже нельзя носить больше шести часов, — едко заметил Сомов. — Так какая же разница? Тем более что ваш грим будет заметен с любого расстояния, в то время как мою маску вы не отличите от настоящей кожи даже под микроскопом! И подумайте — грим может размазаться, его нужно все время подправлять, помнить о нем. В конце концов это приведет к депрессии. — А ваша маска не приведет к депрессии? — Поймите, что любые ожоги и шрамы — особенно на лице — нельзя рассматривать только как проблему косметическую. Нужно признать, что эта проблема соприкасается с областью профилактики душевных заболеваний. Я же уважаю себя как врач. Я создам вашей подруге новое старое лицо. Я никогда не удовлетворился бы ролью ремесленника, изготавливающего протезы. Это будет высший класс! Тем более что Владимир Семенович просил не беспокоиться о финансовой стороне вопроса. — Но маска… Это так непривычно. — Что вы привязались к этому слову?! Маска, маска!.. Маска — это чужая личина. Надежда Березина будет надевать маску самой себя и ни о какой маске в полном смысле этого слова не может быть и речи. Итак, мы будем работать? — Я не знаю… — пробормотала Надя. — А маска не будет такой уродливой, как оригинал? — Хороший вопрос, — потер ладони Сомов. — И по адресу. Кто, как не я, знает, что такое уродство?! Протез — вот уродство. Но ваша маска будет жить. Все дело, повторяю, в мимике и только в мимике! Чтобы развеять ваши сомнения, разрешите прочесть небольшую лекцию. Сомов вскочил с кресла и начал ходить по кабинету из угла в угол, словно выступал на конференции перед студенческой аудиторией. — Мимика, безусловно, является основой выражения лица, — начал он. — Мимическая мускулатура растягивается и сокращается в определенных направлениях. Помимо этого, существует еще кожная ткань, также имеющая определенное направление волокон, и эти волокна перекрещиваются почти перпендикулярно, создавая характерные морщины, характерные очертания… Подобное расположение волокон, как известно, называется «линиями Лангера». Следовательно, если хочешь придать маске живую подвижность, нужно пучки синтетических волокон соединять в соответствии с «линиями Лангера». В настоящее время существуют пластмассы, имеющие большую эластичность. Для кератинового слоя эпидермы прекрасно подойдут акриловые смолы. Что касается внутренних слоев кожи, то, видимо, для них вполне можно использовать тот же материал, что и для эпителия, предварительно вспенив его… Сомов, казалось, забыл о своих слушательницах, постепенно перешел на специализированные термины и, похоже, разговаривал сам с собой. Иногда он опускался с заоблачных высот, и тогда было понятно, о чем идет речь. Но основная часть лекции оставалась тайной за семью печатями. — Любое выражение лица можно спроецировать девятнадцатью точками, выбранными из более чем тридцати мимических мускулов. Наша лаборатория произвела некоторые подсчеты. Вот что интересно… Мы зафиксировали на фотопленке примерно десять тысяч случаев выражения различных эмоций и определили среднюю величину подвижности каждой. Оказывается, плотность мимики особенно высока на участке, ограниченном кончиком носа и углами губ. Затем она постепенно уменьшается. По нисходящей следуют рот, скулы, участки под глазами. Самая низкая плотность мимики зафиксирована на лбу. Таким образом, мимическая функция концентрируется в нижней части лица, в первую очередь вокруг губ, а губы у вас, слава богу, сохранились. Кстати, кто этот негодяй, который с вами такое сделал? — Я его не видела, — ответила Надя. — Мерзавец, — покачал головой Сомов. — Мне слишком часто приходится иметь дело с подобными травмами. Это моя работа, и ее много, слишком много. Хотелось бы поменьше. Н-да. Ну так как? Что вы решили? — Я подумаю. Можно? — Ваше право. Если надумаете, то приходите завтра утром, часиков в девять. Сделаем слепок, и через недельку все будет готово. Женщины попрощались и покинули кабинет. — Ты действительно ничего не видела? Тогда, в казино, — спросила Аня. — Все было так неожиданно. Помню только руку. — Руку? — Рука с пузырьком. Мужская. Серый пиджак, белая сорочка… Часы… Дорогие, платиновые. Циферблат еще такой забавный, в виде шестиугольника. — «Картье»?! — ахнула Аня. — Не знаю. Наверное. — Надя рассеянно огляделась по сторонам. — Знаешь, я не поеду с вами. Хочу пройтись. А вы поезжайте. — Я с тобой. В машине так душно… Ты не против? — Я хочу побыть одна. — Надя! Но… Твое лицо… — Поэтому я и хочу пройтись. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ — Очень интересно! Но продолжайте, продолжайте. Старший лейтенант Агеев опять выглядел невыспавшимся. Может, Анна все время встречалась с ним после ночных заданий, а может, это было обычное его состояние. — А что здесь продолжать?! — подвела итог Измайлова. — Все ясно. Родину убил он! Доказательство — он был с ней знаком, и я видела его в подъезде. Мотив — ревность. Кобру в мою каюту подбросил он. Доказательство — он имел доступ к змее и находился на теплоходе. Мотив — убрать свидетельницу, то есть меня. Аварию на автостраде устроил он. Доказательство — мы видели его на дороге. Мотив — все тот же — расправиться со мной. — Вы видели его на дороге? — Ну, не совсем… Мы видели белую «Ниву». А у Моховчука как раз белая «Нива»! — Я проверил номер машины, — сказал Матвей. — «Нива» принадлежит Моховчуку. — Интересно… Как это вы смогли проверить? — Не важно, — отвел взгляд Матвей. Ему не хотелось сообщать сыщику, что войти в базы данных автоинспекции для специалиста поиска и перекачки и непревзойденного мастера байта и пиксела — пара пустяков. — И именно Моховчук плеснул в лицо Нади кислоту, — заявила Аня. — Доказательство находится на видеопленке. Вот… Матвей, покажи! Матецкий нажал на кнопку пуска, и телевизор ожил. На экране возник игорный зал казино: крупье бросал шарик, дама записывала в блокнотик, к седому шулеру подходили охранники… А потом среди игроков мелькнул тот тип в сером костюме, и Матвей остановил кадр. — Вот! — сказала Аня. — Мужчина в сером пиджаке. Часы видите? Это «Картье». И Надя говорит, что в последний момент видела руку с часами. Такой же шестиугольный циферблат, платиновый корпус. — Мало ли у кого могут быть такие часы! — хмыкнул Выблый. — В том-то и дело, что мало! — уверенно сказал Матвей. — Людей с такими часами можно по пальцам пересчитать. — А что в этих часах особенного? — Цена. Среди ваших знакомых, молодой человек, есть люди, обладающие часами стоимостью в машину? Лицо Выблого вытянулось. — Нет, — выдохнул он. — И среди моих знакомых таких людей тоже нет. Исключая деловых партнеров — очень богатых людей. Только они могут позволить себе такие безделушки. — Зачем им такие часы? Ради престижа? — И ради престижа тоже, — кивнул Матвей. — Опять же бизнес в нашей стране — вещь ненадежная. Вдруг придется в спешном порядке уносить ноги. Вдруг времени не будет даже для того, чтобы захватить деньги? А часы — они всегда на руке. Их можно сдать и получить начальный капитал. В старину в том же ракурсе смотрели на массивные браслеты, золотые цепи на шее, пояса… Как-нибудь на досуге обратите внимание на портреты старых мастеров. — Честно говоря, я даже не представляю себе такой кучи денег… Измайлова заметила, что глаза стажера затуманились. Наверное, он пытался представить всю сумму. Сто долларов, еще сто, еще… Уже триста доллара. Еще сто… Аня поняла, что это занятие надолго выбьет стажера из колеи, и постаралась вернуть его внимание к насущным проблемам. — Жалко, что этот тип ни разу не повернулся к камерам слежения лицом, — сказала она. — Но фигура! Обратите внимание! Манера движения!.. Так может двигаться только бывший циркач! — Или человек, страдающий варикозным расширением вен, — фыркнул Агеев. — А прическа? Волосы? — Парик. Этот мужчина может быть лысым как колено. — Это вылитый Чингачгук! То есть Иван Моховчук. Какие нужны еще доказательства? — Смутный силуэт со спины — это не доказательство, — устало проворчал Агеев. — И с мотивами — напряженка. Интересно, как к тебе… к вам попала эта пленка? — Не важно, — ушла от ответа Измайлова. — А чем вас не устраивают мотивы? — Если Моховчук, по-вашему, убил Родину из ревности, то зачем он изуродовал двух других женщин? — Заметал следы, это же ясно! Хотел подставить Виктора Берковского. И это ему удалось. — Да, удалось… А Надю Березину он тоже того… Из ревности? Аня пожала плечами.