— Интересный тип. Держи, — он уселся на кровати и протянул девушке рюмку. — Ты хорошо его знаешь? — Так… — пожала плечами Надя. — По работе только. Да и то… Мы и раньше редко виделись, а сейчас и подавно. Ты ведь знаешь мой распорядок. Да, Оболенский знал ее распорядок. Сам же и составлял. С утра вскочила, сделала лицо, помчалась под полными парусами на студию, дружеские приветствия — как дела? прекрасно выглядишь! — костюмерная, сценический макияж, репетиция, очередная перепалка с режиссером, команда оператора, и вот все замерли — съемка. А вечером можно выкроить минутку и включить телевизор, чтобы посмотреть на саму себя. Вот она, молодая, уверенная, двигается легко, словно плывет. Ее много, она повсюду — на витринах, улыбается с рекламных щитов, заглядывает в квартиры через миллионы телевизоров. А вот сейчас, когда она лежит рядом с Вадимом и смотрит на пламя свечей, то замечает, что ее совсем мало, птичье перышко, пушинка, — подует ветер, и она исчезнет без следа. Может быть, ее вообще нет — есть любовница, выдающая себя за другую девушку, есть певичка, мечтающая избавиться от хозяина, есть плакатная красотка, холодная и фальшивая, есть работа, а самой Нади нет. Вот Вадим — другое дело. И Бойко — другое дело. — Он злой, — сказала Надя. — Я его боюсь. Он ничего не делает просто так. И с тобой он познакомился неспроста. Ему что-то нужно. — О господи! Моя ты маленькая! Всем что-то нужно друг от друга. На этом стоит свет. — На этом стоит тьма, — Надя одним глотком выпила коньяк и уронила рюмку на пол. — И я не маленькая. А Бойко злой, злой, злой!.. Я это чувствую. Только не знаю, что он задумал. И зря ты усмехаешься! — Извини… Но ты такая смешная, когда сердишься. — Давай уедем, — умоляюще произнесла Надя. Оболенский допил коньяк, улегся рядом с девушкой, прошептал на ухо: — Ты же знаешь, что я не могу все вот так бросить. Я очень люблю тебя. Я больше всего на свете хочу быть с тобой на коралловом острове, смотреть сквозь пальмовые ветви на звезды, болтать с тобой о всяких пустяках и чтобы ты прижималась ко мне, как сейчас, и дергала пальчиками за нос, за мой невообразимый, потрясающий, сногсшибательный нос… Но если я все брошу, то с чем мы останемся? С носом? Кем мы будем? Тени в толпе смутных теней, стертых забвеньем? — Я тебя прошу. — Прекрати этот детский сад, дорогая моя. Тебе уже пора стать взрослой. У тебя прекрасная работа… Ведь у тебя прекрасная работа? Тебя окружает масса подружек и почитателей, а ты стоишь в центре, в лучах славы. А это хорошо — быть в центре: в центре событий, в центре внимания… — Жаль. Я не смогла тебя уговорить. Она повернулась на спину, а он взял в ладонь ее грудь, тугое полушарие, и они лежали, плотно прижавшись, слушая дыхание друг друга. — А этот фокус?.. Ну… С электричеством. Как Бойко это сделал? — Он мастер на всякие штуки. — А вдруг он знает тайну? — Какую тайну? — Самую главную. — Не верь ему. Ему просто нужны деньги. — Это я понимаю. Вопрос, что он предложит взамен? — Ничего. Вот увидишь. — А вдруг? — Давай спать. Просто спать — и все. Я так устала. — Я хочу с ним встретиться. Завтра. Нет, послезавтра. Завтра утром мы встречаемся с одним модельером м-м… Кирилл Антонов, кажется. Он хочет сделать тебя центральной фигурой своего шоу. Интересное предложение! Днем нужно будет сделать несколько снимков в казино «Последний шанс», а потом устроим пресс-конференцию. — Да, конечно, милый. «Завтра, — подумала она. — Бойко не понравится, что я поднимаюсь за его спиной, без его участия. Ну и плевать! Но поговорить с ним нужно сегодня, прямо сейчас. Твердо. От и до. Завтра не хватит решимости. Скажу, что не хочу участвовать в его играх с Оболенским. И вообще покидаю его группу. Навсегда. Вот так! Он будет сердит до невозможности, но согласится. Не может не согласиться. И тогда все будет хорошо, все образуется само собой». — Я сейчас приду. — Давай быстрее. Она поднялась с постели и направилась в холл, к телефону. Аня взглянула на Матвея. Машину он вел легко. Глаза его были скрыты за большими черными очками, на губах играла слабая улыбка. Она наклонилась вперед, чтобы взглянуть на приборную доску. Стрелка спидометра дрожала около отметки в сто двадцать километров в час. Они уже вырвались за город и мчались по магистрали на полной скорости. Матвей любил быструю езду. Аня выпрямилась на сиденье. — Может, ты все-таки скажешь, куда это ты меня везешь? — спросила она. — На каникулы, — весело, с бесшабашной удалью ответил Матвей. — Хочу провести с тобой несколько дней за городом. Есть одно чудесное место: лес, свежий воздух, тихая речка, нежные рассветы и пламенные закаты. И мы с тобой около камина, в охотничьем домике. — И чей же это домик? — Одного моего приятеля. Я звонил ему утром. Он сказал, где ключи. — Но я не могу… — Всего несколько дней. Аня кивнула. Она поняла, что спорить сейчас бесполезно. Матвей настроен решительно и не склонен принимать к сведению, что она во что бы то ни стало днем должна быть в казино «Последний шанс»: Антонов заказал несколько рекламных фотографий Нади. Впрочем, до съемок оставалось еще целых шесть часов. Анна была уверена, что за это время сумеет образумить своего пылкого похитителя. Матвей же расценил Анино молчание как проявление покорности и широко улыбнулся. Он нажал на акселератор и вплотную приблизился к идущей впереди «Тойоте». — За рулем почтенная дама, — разглядывая водителя, сказал он. — Ей, по меньшей мере, лет триста, а она гонит на полных парах!.. Матвей чуть повернул руль, собираясь обогнать машину, но дама, сидящая за рулем, посмотрела на него верблюжьим взглядом и не пропустила вперед, блокируя дорогу. — Ах, так!.. Ну погоди! — Матвей! Без лихачества. Прошу тебя! — Никакого лихачества! Только трезвый расчет. Ты же меня знаешь. — В том-то и дело, что знаю… Он почти вплотную подошел к «Тойоте» и теперь практически касался ее заднего бампера. Аня посмотрела на Матвея. Его губы растянулись в азартной улыбке, а глаза за очками радостно сверкали. — Не родилась еще та женщина, которая сможет обставить меня на трассе! — громко рассмеялся Матвей, поворачивая руль влево и увеличивая скорость. Аня взглянула на спидометр. Сейчас они шли со скоростью сто сорок километров в час, а стрелка спидометра упрямо ползла вверх. Она почувствовала давление на тело и с опаской посмотрела вперед. Если «Тойота» не уступит дорогу сейчас же, дело закончится аварией. И прежде чем эта мысль мелькнула у нее в голове, Матвей бросил свою машину вперед и, едва не касаясь дорожных столбиков, обогнул «Тойоту». Она видела, что дама за рулем что-то зло кричит им вслед и делает невероятные усилия, чтобы догнать. Матвей снова прибавил скорости. Стрелка спидометра прыгнула на отметку «сто пятьдесят», и «Тойота» начала стремительно отставать. Матвей умел водить машину. Если бы он только захотел, он мог бы стать самым лучшим гонщиком. Но он никогда не рисковал понапрасну, как сейчас. Будто он пытается кого-то догнать или, наоборот, от кого-то спрятаться. — Матвей! Ты с ума меня сведешь! Что происходит? Он повернул голову и встретил ее взгляд. На губах у него играла улыбка. Он покачал головой и сказал, что ничего не происходит, что просто ему очень весело в обществе возлюбленной дамы сердца и ради нее он готов выкинуть и не такие фортеля. А потом Матвей посмотрел в зеркальце заднего вида, нахмурился и что-то удивленно пробормотал. Аня тоже оглянулась. Далеко виднелась «Тойота». Теперь она начала гонки с белой «Нивой». — Сумасшедшая! — пробормотала Аня. — Некоторые так и нарываются на неприятности… Самоубийца! — Надеюсь, «Ниву» она не пропустит. Хотя бы еще полчаса, до поворота. — Чем тебе «Нива» не угодила? — удивилась Аня. — Я, например, полностью на стороне ее водителя против этой сумасбродки. — Не нравится мне эта «Нива». Тащится за нами с самого города, — Матвей натянуто улыбнулся. — Вдруг это твой начальник Антонов? Хочет вернуть похищенную беглянку. Мне придется скрестить с ним копья. — Во-первых, у меня нет начальников! Я — птичка свободная. Во-вторых, Антонов никогда не сядет за руль «Нивы». Ему «Мерседес» подавай. А в-третьих, можешь прибавить хоть до двухсот километров в час. Если ты думаешь, что я испугалась, то ты действительно ненормальный. Стрелка спидометра показывала сто пятьдесят. Матвей рассмеялся и вновь нажал на акселератор. Серебристый «Фольксваген» рванулся вперед, как норовистая лошадь. В тот же момент послышался слабый хлопок под капотом машины. «Фольксваген» задрожал, двигатель заглох. Они начали опасно вилять по дороге. — Тормози! — ахнула Аня. — Тормози… — Нельзя! Перевернемся… Она видела, как напряглись мышцы на его руках, когда он пытался удержать руль. Нога его время от времени коротко нажимала на педаль тормоза, скорость снижалась медленно, но машину все равно начало заносить в сторону обочины. — Осторожно! — закричала Аня. — Кювет! Матвей резко крутанул руль, но было поздно. Два правых колеса машины попали в кювет. «Фольксваген» накренился и перевернулся вверх колесами. Все закружилось перед глазами, завертелось, как в детском калейдоскопе. И казалось, что все это происходит не с ними, а с кем-то другим, на экране телевизора. Стон гнущегося капота, треснувшее белой сетью лобовое стекло, ветви кустарника, хлещущие по окнам… Дурной сон, весело хохочущий на качелях, и нет сил проснуться. А потом безумная карусель остановилась, и стало тихо-тихо. Где-то высоко всполошенно стрекотала сорока, ветер шелестел травой, гулко билось сердце. Матвей выбрался из-под машины, вскочил на ноги. От двигателя начали подниматься желтые струйки дыма. Он обежал машину, рванул на себя дверку, крикнул в ватную тишину салона: — Анна! У тебя все в порядке? Прошла целая вечность, пока до него донесся ее слабый голосок: — У меня все к порядке. Ох, нога…